Георгий Косарев - Сердце прощает
- Товарищ командир! Немцы...
Над головами людей ветром пронеслась очередь пуль.
- К бою!.. Ложись! - подал команду Лавров. - Занимай оборону!
Он понял, что взвод отрезан от своих, оказался в тылу врага, и теперь ему, командиру, предстояло принять ответственное решение: или с боем, но вслепую прорываться дальше на восток, или отойти снова в большой лес и тщательно разведать обстановку.
Немцы между тем усилили обстрел. Просвистело и разорвалось несколько мин, а затем словно из-под земли выросла группа ведущих на ходу огонь автоматчиков в рогатых касках.
- Огонь! - скомандовал Лавров. - Цыганюк, что с пулеметом?
Цыганюк с лихорадочной поспешностью пытался вставить пулеметную ленту, но у него что-то не ладилось. Снова зачастили острые, с грохотом разрыва мины.
- Товарищ лейтенант, обходят! - опять прокричал командир первого отделения, доставая из подсумка зеленую ребристую гранату-лимонку.
Лавров оглянулся. Короткими перебежками, огибая балку с севера и с юга, двигались немецкие солдаты.
- Цыганюк, огонь!
Пулемет гулко застучал, посылая длинные очереди в сторону залегших впереди автоматчиков. Мины тем временем продолжали рваться вокруг. Пулемету следовало менять позицию, и только об этом Лавров успел подумать, как разрыв сверкнул в нескольких метрах от Цыганюка, на склоне оврага. Лавров видел, как взрывной волной Цыганюка отбросило в кусты...
Силы были слишком неравны. Лавров принял решение отходить в лес, пока немцы не окружили взвод, благо до лесной опушки рукой подать - не более двухсот метров. Он передал по цепи приказ: поотделенно, перебежками, не прекращая огня, отходить к опушке леса, - и пополз к умолкнувшему пулемету. Однако его опередили сразу двое бойцов. В одном из них он сразу узнал новенького - Зернова, другой был из "старичков" - Косолапый.
- Мы прикроем, товарищ командир! - возбужденно сказал Косолапый и ловко щелкнул замком.
- Что с Цыганюком? - крикнул Лавров.
- Может, ранен? - сквозь возобновившийся стук выстрелов услышал Лавров голос Зернова.
И опять вблизи от пулемета сверкнул разрыв. Зернов взмахнул руками и ткнулся ничком в землю.
- Уходите, товарищ командир, спасайте остальных! - севшим голосом прокричал Косолапый, повернул пулемет на север и дал очередь по перебегающим там немцам.
Новая грохочущая вспышка разрыва заставила Лаврова прижаться к земле, а когда он поднял голову, ни пулемета, ни бойца на прежнем месте не было. Лавров увидел лишь обожженную по краю ямку...
Он отходил последним, отстреливаясь из нагана, ложась, отползая в сторону и опять вскакивая на ноги для очередной перебежки.
* * *
Игнат лежал ничком, безмолвно, без единого движения. Окружающий мир долго был за пределами его чувств. И вдруг, как сквозь сон, ощутил он, что на него навалилась нечеловеческая тяжесть. Она придавила его к чему-то острому и обжигающему, не давала возможности пошевелиться. Еще в полузабытьи он напряг силы и попытался руками дотянуться до лица, но руки оказались непослушными. Тогда он попробовал открыть глаза, но и веки плохо подчинялись ему, будто были чугунными. И сколько он ни старался, он не мог увидеть ничего, кроме двух огненных пятен, мелькавших не то внутри его глаз, не то перед глазами. Пятна то уменьшались в размерах, то увеличивались, рассыпались на золотые извилистые нити или угасали совсем, и он погружался в тягостную беспросветную мглу.
Неожиданно среди черного мрака всплыли две светящиеся точки, постепенно они делались все ярче и будто два огненных шара подкатывались к нему. Потом ему почудился какой-то скрежет, и по телу пробежала холодная дрожь.
Сознание Игната исподволь прояснялось. С огромным трудом он приподнял голову и увидел изломанный кустарник, свежую, обожженную по краям воронку в земле, свой, почерневший от крови рукав. "Я ранен?" - подумал он и почувствовал, как голова его снова налилась свинцовой тяжестью и перед глазами все поплыло.
Опять будто в дреме он услышал непонятную речь, но открыть глаза не хватило сил. Кто-то резко пнул его ногой в бок, обшарил карманы брюк, сиял наручные часы. Затем его тяжело ударили по голове, и он вновь провалился в удушливую темь.
Сколько пролежал без сознания, Игнат не думал. Преодолевая ноющую боль, он приподнялся и неуклюже сел на землю. Его левая рука беспомощно повисла вдоль туловища. Он попробовал приподнять ее другой рукой и едва не вскрикнул от пронзившей его острой боли. Переждав минуту, Игнат достал из кармана гимнастерки индивидуальный пакет и стал неуклюже перевязывать левое предплечье. Конец бинта надорвал зубами, подтянул раненую руку к груди, подвесил ее неподвижно к шее.
Боль, кажется, чуть утихла. Но захотелось пить. Он поискал глазами свою флягу, пошарил вокруг себя здоровой рукой - фляги не было. Не было почему-то и винтовки рядом. На мгновение его охватило чувство страха - как он оправдается перед командиром? - и вдруг вспомнил, что командир приказал всем отходить в лес, бойцы побежали обратно к опушке, и в эту минуту его и Косолапого накрыло миной... А может, немцы уже прочесали овраг, его, Игната, сочли убитым, а винтовку унесли как трофей? Наверно, не он один был тогда ранен или сражен наповал в этом овражке...
Посидев еще немного и чуть окрепнув, Игнат медленно поднялся на ослабевшие ноги, постоял с полминуты, преодолевая головокружение, и побрел к лесу. Теперь вся надежда была на то, что родной лес укроет пока от врага, даст хоть чуток войти в силу. Он подумал, что в лесу наверняка встретит кого-нибудь из своего взвода, напьется воды, а еще лучше кипяточку. Его рану перевяжут по всем правилам. А ночью взвод обязательно соединится с главными силами полка; они, бойцы, если надо, по-пластунски проползут через все захваченное и укрепленное немцами поле.
Размышляя так, Игнат добрел до опушки леса, узнал даже тот молодой дуб, на который на рассвете взбирался боец-разведчик. "Где же наши? - с внезапной тоской подумал он. - Ведь один я пропаду". Он подобрал валявшуюся возле дерева сухую палку и, опираясь на нее, заковылял вдоль опушки в восточном направлении, чувствуя затылком своим теплые лучи заходящего солнца.
Было уже далеко за полночь, когда силы снова покинули Игната. Он опустился возле какого-то деревца, опять закружилась голова, и он повалился на правый бок лицом на влажную, холодную от росы траву. Последнее, что он слышал - это как будто невдалеке прокукарекал петух. А может, это только почудилось...
...Пробуждение на этот раз было отрадным, обнадеживающим. Игнат увидел, что над ним склонились лица двух деревенских мальчиков-подростков.
- Дядь, а дядь, проснись! - ломающимся баском говорил один из них. Ты ранен? Откуда ты?
