Томас Урбан - Набоков в Берлине
«Изгнанники поудачливее могли теперь предаваться своим занятиям с такой безвозбранностью, что порой спрашивали сами себя, не является ли (в определенном смысле) абсолютная духовная свобода следствием того, что им приходится работать в абсолютной пустоте»[70].
Его мать Елена с обеими сестрами и младшим братом тоже покинула Берлин и переехала в Прагу. Чехословацкое правительство делало ставку на союз «братских славянских народов», направленный против Запада и «еврейского большевизма». Русские эмигранты получали щедрую финансовую поддержку.
Вера — жена, управитель и музаЖизнь Набокова между спортом, уроками языка, шахматами, писательством и бабочками изменилась в 1923 году, когда он познакомился с Верой Слоним. За несколько месяцев до этого была разорвана его первая помолвка. Он расстался со Светланой Зиверт, семнадцатилетней дочерью его русских знакомых, которые тоже эмигрировали и жили в городском районе Лихтерфельде. Во время прогулки в берлинском «Аквариуме» он сделал Светлане предложение, на которое она ответила согласием. Ее родители тоже дали согласие при условии, что Набоков будет иметь постоянный доход. При этом они имели в виду постоянное место работы. Благодаря посредничеству знакомых Набоков, которому тогда было двадцать три года, и его брат Сергей были приглашены на собеседование в один из берлинских банков. Оба были приняты с испытательным сроком. Сергей выдержал там целую неделю, Владимир сбежал из бюро уже через три часа. Свадьба не состоялась[71].
Веру Слоним он встретил на маскараде, устроенном одним из русских благотворительных обществ в Берлине. На ней была маска волка, так что Набоков весь вечер не мог увидеть ее лица. Тем не менее он был настолько очарован ею, что пригласил ее на свидание — на мосту в парке, в час ночной. У Набокова есть стихотворение о встрече на «темном мосту», в котором упоминается «волчий профиль черной маски». И по сей день идут споры о том, написано ли оно до или после встречи с Верой, шла ли жизнь за искусством или наоборот. Сама Вера утверждала, что знала стихотворение раньше и потому появилась на благотворительном бале-маскараде преднамеренно в волчьей маске, чтобы иметь повод лично познакомиться с Набоковым. Еще до первой встречи она была большой поклонницей писателя и знала наизусть многие его стихи[72].
Вера Слоним была русской еврейкой из Санкт-Петербурга, родного города Набокова. Но познакомился Владимир с ней только в Берлине. Она происходила из зажиточной и образованной семьи. Ее отец Евсей Слоним был юристом. Ее родители придавали большое значение знанию языков, так что Вера владела четырьмя: наряду с родным русским она получала частные уроки английского, французского и немецкого.
После гражданской войны Семья Веры так же через Крым покинула Россию и через Стамбул и Болгарию добралась до Берлина. Благодаря своим валютным счетам Слонимы первоначально могли вести беззаботную жизнь. Однако во время денежной реформы они потеряли все свои сбережения. В 1923 году они были разорены. Евсей Слоним пытался после этого создать новое дело. Он намеревался переводить в Берлине русскую литературу на английский язык и продавать книги в США. Однако вследствие экономического кризиса эти планы оказались неосуществимыми. Во всяком случае его дочка Вера нашла тогда у него свое первое рабочее место в качестве секретаря и могла из своего скромного заработка оплачивать уроки верховой езды в одном из парков района Тиргартен.
Владимир Набоков и Вера Слоним стали регулярно встречаться, часто за партией в теннис или в шахматы. 15 апреля 1925 года они оформили свой брак в ратуше Вильмерсдорфа. Им пришлось заплатить небольшой административный налог, это было все, что у них тогда имелось. Никакого торжества не было, только простая регистрация. Двое знакомых Веры вызвались быть свидетелями, в том числе один «настоящий немец»[73]. Родителям Вера сообщила о своем замужестве как бы невзначай во время ужина.
Собственной матери Набоков рассказал о своем намерении жениться заранее, во время поездки в Прагу. Она не высказала никаких возражений против женитьбы своего старшего сына на еврейке, хотя этим шагом Набоков вызвал вражду со стороны антисемитски настроенных русских монархистов[74]. Одна знакомая дворянка говорила потом, что он своей женитьбой «объевреился»[75]. Но со своим тестем-евреем он быстро нашел общий язык. Вскоре после свадьбы он написал матери в Прагу: «Он так хорошо понимает, что писать для меня — самое важное в жизни и единственное, что я могу делать»[76].
На протяжении всего следующего полстолетия Вера была не только женой, спутницей жизни и сердечным другом Набокова, но и его секретарем, корректором, критиком, советчиком и не в последнюю очередь музой всего, что он написал. Многим литературоведам даже кажется, что именно благодаря ее влиянию произведения Набокова обрели качество, сделавшее его одним из великих писателей столетия, во всяком случае не подлежит сомнению, что он ценил не только ее точность и организационный талант, но и ее юмор. «У нее самое прекрасное чувство юмора, какое я когда-либо встречал у женщин», — говорил он о ней[77]. Современники рассказывают также, что Набоков никого в жизни не боялся так, как он боялся своей жены[78]. Одна знакомая, которая была в ссоре с обоими, утверждала, что Вера выполняла в его жизни роль злого духа, который, например, развел его со старыми друзьями[79].
Было ли это просто завистливой болтовней или у этого приговора были свои основания, фактом остается, что Вера Набокова делала для своего мужа все то, что сегодня делают менеджер и литературный агент. Отлично владея немецким языком, она совершала все унизительные хождения по чиновничьим инстанциям, участвовала в переговорах с издательством «Ульштейн» о переводе на немецкий язык его первых романов, и весьма успешно. Входившая в концерн Ульштейна «Фоссише цайтунг» взяла для публикации в газете с продолжениями романы «Машенька» (под заглавием «Она придет — придет ли она?») и «Король, дама, валет». Потом оба перевода были выпущены отдельными книгами. От имени мужа Вера предложила для перевода и шахматный роман «Защита Лужина», но безуспешно. Перед этим Набоков писал матери с надеждой в своей обычной манере: «Настало время убить Лужина и передать его труп Ульштейну, чтобы они могли его купить, произвести вскрытие и перевести»[80].
Клуб Берлинских поэтовХотя произведения Набокова-Сирина очень быстро стали фаворитами русской библиотеки в Берлине[81], тем не менее он не мог еще жить за счет своего писательства, так же как и те молодые литераторы-любители, которые объединились в «Клуб поэтов». Набоков принимал участие в их заседаниях, по крайней мере в начале. Основан он был Раисой Блох, которая нашла себе место в Институте медиевистики Берлинского университета, и Михаилом Горлиным, которому едва исполнилось восемнадцать лет, когда кружок впервые собрался в 1928 году. Позже оба как евреи стали жертвами нацистского террора: Раиса Блох погибла во время Второй мировой войны в концлагере Освенцим, Михаил Горлин был прибит в одной из силезских шахт[82].
