С. Глуховский - Когда вырастали крылья
Решили вызвать из Деркуля Семенкова и собраться на другой день.
4
Вагон, который занимали политработники, стоял в Озинках, на путях Уральской железной дороги. Линдов, Баранов и их товарищи обсуждали создавшееся положение. Опасались, что Семенков не приедет, так как в Деркулях тоже митинговали, и там сейчас находился командир Куриловского полка Наумов. В штабе армии знали о распрях между Наумовым и Гольцевым и догадывались, что отъезд Наумова в Деркуль не был случайным. А от Гольцева можно ждать новых провокаций.
Была полночь, когда в Озинки прибыл бронепоезд. Командовал бронепоездом Богданов, друг и собутыльник Гольцева. Пьяная команда бронепоезда отказалась подчиниться начальнику станции и маневрировала на путях.
- Учинят крушение, - жаловался начальник станции Линдову. - Помогите смирить их.
Но уже было поздно. В ответ на окрик часового «Стой, [44] кто идет?» раздалась площадная брань, и стены вагона загремели под ударами прикладов. Первым в дверь вломился Богданов.
- Вагон оцеплен, сопротивление бесполезно, - заявил он Линдову. - Складывайте на стол оружие.
- Назад, сукин сын! - Линдов выхватил из деревянной кобуры маузер. - За мной, товарищи!
Не ожидал Богданов такого отпора и метнулся в сторону. Вслед за Линдовым из вагона успели выскочить Майоров и Мягги. В это время ударил пулемет бронепоезда. И Майоров, а за ним и Мягги были сражены наповал. Раненый Линдов добежал до фонарного столба, обхватил его, но хлестнула еще одна пулеметная очередь, и Линдов рухнул.
Гольцев видел, как искололи куриловцы штыками мертвые тела Линдова и его товарищей, потом, сопровождаемый охраной, зашел в вагон. Там, на полу, лежал сбитый с ног Баранов. Над ним стоял начальник бронепоезда.
- Я не бандит! - истерично кричал пьяный Богданов. - Я выполнял приказ, а кто не подчинился и побежал…
Гольцев отстранил Богданова.
- Не твоя забота, не оправдывайся. Цепляй вагон, и с богом - в Деркуль. Расскажем, какая тут заваруха получилась. Слышал приказ, Богданов?
Командир бронепоезда ушел. Гольцев присел к столу и долго разминал в пальцах папиросу. Руки у него мелко дрожали.
- Все! - сказал он поднявшемуся на ноги Баранову. - Будешь теперь главным среди заложников. Молись, чтобы из штаба прислали нам грамоту об уважении и гарантиях. Недорогая плата за голову комиссара из штаба армии… Вот они какие байки! Ты меня предупредил, а я всех вас упредил. Ясно?
- Бандит.
У Гольцева сузились глаза.
- Веселый у нас разговор получается. А Линдов грозился меня расстрелять, да и у тебя рука не дрогнет… Так если штаб наши условия не примет, я тебя, Баранов, расстреливать не стану. Зачем? Пулю жалко. Я тебя, Баранов, спущу на веревке в колодезь. Есть тут, неподалеку… Летом он высох, и на дне, в жиже, завелись пакостные гадюки… Поагитируй их. Заворожи своими байками. [45]
Вот так мы… Тихо, без пальбы. Крышку колодца прикроем, заколотим…
Баранов отрешенно смотрел в окно вагона, и это взбесило Гольцева. Он выплюнул горящий окурок на голову Баранова, нервно рассмеялся:
- Характер большевицкий показываешь, а у самого душа в пятках… Хотя чего голоштанному терять? Должность комиссарскую да пролетариев всех стран?… Ну какой ты крестьянский сын? Ни кола у тебя, ни двора. Ни жены, ни семьи. Невесту и ту еще не заимел.
Гольцев опять нервно рассмеялся. Вспомнил речь Баранова и передразнил его:
- «Нашлась бы и для меня в Питере подходящая»… Я тебе, гад, подберу невесту! - Гольцев грузно поднялся, сжал кулаки: - Со смертью - вот с кем я тебя обвенчаю, комиссар.
Вагон сильно дернуло. Бронепоезд увез заложников в Деркуль.
А там еще митинговали.
Командир Покровско-туркестанского полка Яновский требовал повернуть полки «на тыл».
- В штабах - контра, нас предали! - вопил Яновский.
- Врешь, кулачья твоя душа! - наступал на него командир куриловцев Наумов. - Твоего геройства хватит, чтоб громить тылы. На Уральск надо наступать и громить беляков. Докажем Советской власти преданность революции.
В помещение ворвался Богданов. Он подбежал к Наумову. Всхлипывая, размазывая по лицу слезы, Богданов стал каяться, клясться, но едва ворочал языком, и его пьяную болтовню никто понять не мог. И тогда Гольцев доложил сбору о событиях в Озинках - так доложил, что жертвы расправы выглядели виновниками, а над заложниками Гольцев требовал тут же учинить суд.
- Контра! - снова разбушевался Яновский. - К ногтю ее! И холуя Наумова… Где он? Куда скрылся?
Наумов побежал к вагону реввоенсовета. Гольцев нагнал его, строго предупредил:
- Охрана моя, и пропуск в вагон только по моему паролю. Никаких мер без моего согласия Не принимать! [46]
Наумов принял это условие, и Гольцев провел его в вагон. Слушая перепалку Баранова с Наумовым, Гольцев ухмылялся. Уходя, сказал Баранову:
- Готовься, раб божий. Скоро свадьбу сыграем.
В томительной безвестности прошли еще двое суток.
Однажды Наумов явился в вагон без Гольцева, но Баранов не стал с ним разговаривать. Наумов сменил караул, сам приставил к Баранову круглолицего солдата в дубленом полушубке. Спросил солдата:
- Знаешь, кого охраняешь?
- Знаю.
- Помнишь, как его охранять?
- Постараюсь.
5
«Со смертью - вот с кем я тебя обвенчаю».
Не угроза Гольцева - совсем другое тревожило сейчас Баранова.
Гольцев пока его не обыскал, Гольцев знал, что главный из заложников - безоружный. А как злорадствовал бы бандит, как пакостил бы дорогое Баранову имя, если бы из кармана гимнастерки комиссара извлек письмо Беллы.
Теперь строки этого письма - слово в слово - пришли Петру на память:
«Любимый мой!
Я к тебе приеду, и ты не должен в этом сомневаться. Другом, невестой, женой - кем хочешь представишь меня своим товарищам. У меня сейчас такой прилив сил, будто вырастают крылья. И уже никто и ничто не удержит меня в Питере».
Письмо Беллы вручили Петру, когда он, закутавшись в ямщицкий тулуп, выезжал на санках из ворот штаба армии, направляясь в Куриловский полк. Уже стемнело, густо валил снег, но, узнав знакомый почерк, Петр сразу вскрыл конверт.
Беллу разыскал в Питере Василий Володин, товарищ Петра по революционному подполью. Володин был в переписке с Иваном Акуловым. Акулов знал о тревожных событиях на Румынском фронте, о тяжелой обстановке в Донецкой армии, которой на юге командовал Баранов, но лишь на Восточном фронте получил первую весточку о [47] Баранове и тут же сообщил ему все адреса питерских товарищей. Все, кроме адреса Беллы. А на окраине Петрограда был дом, куда стекались все сведения о Петре и его друзьях. И когда Белла приехала навестить замужнюю сестру Петра, Ефросинью, ей показали письмо Акулова, председателя Оренбургского губкома партии. Акулов просил прислать ему табаку. «Вся надежда на вас, дражайшая Фросенька, и на Петра - его адрес я теперь знаю».
