Ги Бретон - Женщины времен июльской монархии
Если будет сочтено полезным договориться о моем кратком приезде в Голландию, то он может состояться лишь в период между 15 августа и 15 сентября. Мне нет необходимости убеждать вас в моей искренней дружбе и в том, как я тронута этим новым доказательством вашей преданности» .
Выходит, что граф Люкези-Палли был всего лишь подставным лицом? Но кто же тогда был отцом Анн-Мари-Розали?
Уже современники герцогини отказались, и довольно быстро, от поисков.
— Герцогиня, — говорили они в растерянности, — это была далеко не первая промашка. Вспомните ее прошлые внезапные отъезды в Рони, в Бат. Уже тогда они наводили на размышления. После ребенка из Англии ребенок из Вандее. Поистине эта неаполитанка не ставит целомудрие ни во что.
Итак?
Большинство современных историков полагает, что отцом «ребенка из Бле» был молодой и соблазнительный нантский адвокат Гибург, проводивший долгие вечера наедине с Мари-Каролин в мансарде на улице От-дю-Шато. Но это только предположение, не подтвержденное ни одним документом.
Поэтому из осторожности мы присоединяемся к мнению графини де Буань, которая пишет в своих «Мемуарах»:
«Я не знаю, останется ли имя подлинного отца тайной для истории, но лично мне оно не известно. И может быть, стоит согласиться с Шатобрианом, который однажды на мой вопрос по этому поводу ответил:
— Как вы можете ждать ответа от кого-то, если она сама этого не знает…» .
ГОСПОДИН ТЬЕР ЖЕНИТСЯ НА ЭЛИЗЕ ДОН, ДОЧЕРИ СВОЕЙ ЛЮБОВНИЦЫ
Не любить, возможно, ли
Все, что приготовлено
Женщиной любимой?
Любовь и Кухня
(Песня XVIII века)После ареста герцогини Беррииской Адольф Тьер поспешил к г-же Дон и с радостью объявил ей о своей победе.
Едва он успел произнести первые слова, как жена финансового магната издала вздох облегчения и тут же стала раздеваться. Она была женщиной настолько эмоциональной, что ни одной приятной вести не могла воспринять без того, чтобы тут же не насладиться удовольствием физическим.
Торопливым жестом она увлекла Тьера в постель, с ловкостью лущильной машины раздела его и, по образному выражению хрониста тех лет, «пригласила его побороться у себя на лужайке»…
Маленький Адольф, которому успех придал прыти, сразу взялся за дело и позволил себе множество отчаянных проказ, которые наверняка позабавили бы публику, если бы подобного рода дела не совершались тайком, будто что-то предосудительное…
После того как сражение было окончено, г-жа Дон и ее маленький «великий человек» приступили к долгой и нежной беседе.
— Нельзя ни в коем случае упустить выгоду от этой победы, — сказала Софи. — Удача позволила тебе начать карьеру министра с таким блеском; этим надо воспользоваться так, чтобы правительство восхищалось тобой еще больше, и чтобы ты наконец вышел на широкий политический простор.
Утонувший в подушках и восстанавливающий свои силы, Тьер прошептал:
— И тогда я буду ждать, чтобы мне предложили пост министра поважнее?
— Ты меня совершенно правильно понял. Но вот тут обрати внимание, тебе нужен портфель министра торговли и министра общественных работ. От этого двойного портфеля зависят архивы королевства, изящные искусства, театры и опера. В твоих руках окажутся все нити, открывающие двери Французской академии.
Адольф сразу понял, как надо потянуть за винтик, чтобы шпулька выпала. Он встал с постели и совершенно голый стал ходить туда и обратно по комнате, вслух набрасывая планы грандиозных работ, которые он обязательно осуществит:
— Я добьюсь завершения Триумфальной арки и восстановления парижских монументов, ставших ветхими и грязными: площадь Мадлен, Пантеон, Коллеж де Франс, Вандомская колонна, Музей изящных искусств, Музей естественной истории, Пале-Бурбон…
Г-жа Дон улыбнулась:
— И мой Адольф станет академиком…
Такая перспектива ослепила Адольфа Тьера. Ничего не сказав, он снова залез в постель и срочно отыскал местечко, куда можно было упрятать свое волнение.
Через несколько месяцев после этого разговора маленький марселе принялся пункт за пунктом осуществлять программу, начертанную его любовницей.
31 декабря 1832 года ему были вручены портфели министра торговли и министра общественных работ. Он сразу принимается скоблить все парижские памятники, хлопочет о возвращении на место обелиска и заказывает статую Наполеона.
Правда, эта последняя инициатива дала кое-кому повод для насмешек:
«Только, пожалуйста, не смейтесь, „Монитор“ нам совершенно официально объявляет, что уже отлита статуя Бонапарта, и не кто иной, как г-н Тьер, возглавил это интересное мероприятие. Вы представляете себе статую Наполеона, отлитую по инициативе правительственного карлика, который мог бы легко уместиться в одном из ее сапог? Для статуи самого г-на Тьера мы не знаем лучшего места, чем Вандомская колонна: он вполне уместится между ног Наполеона…»
Но «правительственный карлик» не обращал внимания на насмешки журналистов и продолжал осуществлять свой план. Весной 1833 года, после того как Тьер заказал Эксу, Рюду и Корто скульптурные группы для украшения Триумфальной арки, он выставил свою кандидатуру в Академию.
Несмотря на свой молодой возраст — ему было всего тридцать два года — он был избран семнадцатью голосами против шести, поданных за Шарля Нодье, и двух чистых бюллетеней…
На этот раз маленький марселец уверовал, что он и вправду «нечто».
Теперь г-жа Дон усадила его к себе на колени и сказала:
— Адольф, теперь твоему честолюбию нет преград. Но ты должен изменить свою жизнь. Выдающийся политик не должен быть холостяком. Он должен устраивать приемы, праздники, балы. Ему нужна подруга. Ему нужна хозяйка дома. Ему нужна жена…
Тьер взял Софи за руку.
— Нет, — сказала ласково г-жа Дон, — я не могу покинуть г-на Дона. Но я хочу предложить тебе жену, которая не разлучит нас. Согласен ли ты жениться на Элизе?
Элиза была старшей дочерью г-жи Дон. Ей было всего пятнадцать лет, и Адольф видел в ней только ребенка. Г-жа де Дино (бывшая любовница Тьера) так описывает эту девочку: «У нее хороший цвет лица, красивые волосы, изящное телосложение, большие глаза, которые еще ни о чем не говорят, неприятная линия рта, недобрая улыбка, выпуклый лоб… Злое выражение лица и без тени предупредительности…»
Видя, что любовник колеблется. Софи стала настаивать:
— Она ласковая, послушная. Очень любит меня. Она будет гордиться тем, что стала твоей женой, а главное — даст нам возможность спокойно любить друг друга. Ты можешь не опасаться с ее стороны ни слез, ни семейных сцен. В наших отношениях ничего не изменится…
