Борис Привалов - Сказ про Игната-Хитрого Солдата
Вдали на берегу реки ветряная мельница махала крыльями, как руками, словно звала к себе в гости. Задорно, будто приветствуя возвращение солдата, чирикали какие-то птахи.
Избёнка была махонькой, покосившейся на один бок. Казалось, она спряталась от кого-то в ямку - так вросла в землю.
На завалинке сидел седенький дедок и плёл лапоть. Игнат поздоровался, присел рядом.
На лице деда морщин было что борозд на вспаханном поле. И два ржаных зерна, в борозды брошенные, - маленькие задорные карие глаза.
- Сколько годков-то тебе, дедушка? - спросил Игнат.
- А сотый минул. - Старик улыбнулся и блеснул зубами. - Сто годов отвековал-прожил и не заметил.
- Как же ты, дедушка, зубов да волос не растерял?
- А я, внучек, зубы с садом садил, волосы с зерном сеял. И столько на веку своём деревьев выпестовал, хлеба вырастил, что грешно мне лысым да беззубым на родной земле жить-поживать...
- Тогда я, выходит, ничегошеньки в жизни не сделал, - вздохнул Игнат. - Рубил, колол, стрелял. На дорогах пыль месил...
Дед лапоть в сторону отложил, повернулся всем своим сухоньким телом к солдату:
- Не дело, Игнатка, говоришь. Без солдата русская земля сызнова в полон-неволю попала бы. Не в татарскую, так в шведскую, сам небось разумеешь. Без твоей, солдат, защиты и мне бы ни сеять, ни жать. Вот и выходит, что оба-то мы земле-матушке нужны.
- Откуда же ты, дед, знаешь, что меня Игнаткой кличут? - удивился солдат.
Старик улыбнулся во весь белозубый рот:
- Сказал кум куме, кума свату, а сват брату - и пошёл разговор со двора да на двор? Слухом, Игнатка, земля полнится! Хочешь - верь, хочешь нет, а тебя я признал. Хоть и виделись мы с тобой давненько. Данилка я твоей покойной матери кум.
- А я бы тебя без подсказа не признал! - охнул Игнат и трижды, как положено по старому русскому обычаю, поцеловал старика.
- Все стареют, а я молодею! - весело сказал дед. - Князь наш втрое, почитай, моложе меня, а величается Данила Михайлович. Я ж хоть ещё век проживу-продышу, а всё Данилкой буду! Чтоб, значит, меня с князем не спутали!
- Даже имя-отчество и то отобрали, выходит... - сказал Игнат.
- Заходи, Игнатка, в дом. - Дед утёр рукавом белёсой рубахи блестящие от слез глаза. - Хозяином будешь... А Ульяна сейчас воротится.
Игнат потянул на себя косую, рассохшуюся дверь и шагнул, сильно наклоняясь, чтоб лоб не разбить, в избу.
Повеяло терпкими лесными и болотными травами - запахами далёкого детства.
В маленькое подслеповатое слюдяное оконце едва сочился свет. На улице, хотя солнце ещё и не взошло, уже было светло, а в избе царили предрассветные сумерки. Но и в сумеречном свете можно разобрать - горница прибрана. Пол, видно, только недавно вымыли - ещё не просох. От печи плыло родное, уютное тепло.
- Ждали, значит, - дрогнувшим голосом произнёс Игнат.
- Это на чужбине сироте худо, - ответил тихо дед. - А на земле отцовской хоть ни кола ни двора нет, а жить легче.
Дверь в избу осталась открытой, и в неё, предупредительно кашлянув, вошли двое крестьян, поздоровались.
- Сверстники это твои, Игнатка, - сказал дед, - братаны Василий да Демид. Демидка-то постарше будет.
Василий был чуть пониже Демида. Лицо, словно мохом, поросло сизой щетиной. Круглый, как гриб, нос выглядывал из щетинного мха. Цепкие глаза смотрели с любопытством.
У Демида небольшая, чёрная, растущая куда-то вбок борода. И от этого всё лицо у него кажется скособоченным, весёлым и озорным,
- Помню я вас! - Игнат обнял братьев, расцеловал. - Как дрались, помню. Рыбу удили... Коней ночью пасли... Как живёте?
- У одного нет ничего, у другого и совсем пусто, - ответил за них дед. - Холоду-голоду амбар полон, а чего нет - тому и спору нет.
- Какая у нас жизнь! - махнул рукой Василий. - Одно слово: гол как сокол, бос как гусь.
- И я, Игнат, живу не хуже других, - озорно молвил Демид. - За нуждой в люди не хожу - своей довольно. Давай биться об заклад, на ком больше заплат?
Игнат улыбнулся одними глазами, мохнатые брови его шевельнулись, изогнулись.
- Заплаты потом считать будем, найдём время... Да вы садитесь, гости дорогие... Вот чем угощать-то вас, не ведаю. У меня пока ни ложки, ни плошки, ни скотинки, ни животинки. Посуды в доме - горсть да пригоршня, а еды и того меньше...
- Кто это тут плачет-жалуетея? - послышался скрипучий голос, и на пороге появилась высокая статная старуха с большим узлом в руке.
- А-а, бабка Ульяна пожаловала! - весело воскликнул Демид. - Всему дому голова!
- Твоей матери, Игнатка, Ульяна первая подруга была, всё одно что сестра родная, - пояснил дед. - Или не помнишь?
- Помню, как забыть! - Игнат взял из рук Ульяны узел, поцеловал бабку.
- А это кто? - спросил он, приметив в дверях вихрастую девчонку с большими любопытными глазами.
- То внучка моя, - ответил дед, - пока Стёпой зовут-кличут. Вырастет Степанидой станет...
Лицо бабки Ульяны было чуть светлее тёмного платка, окутывающего её голову. Морщин у бабки было столько, что, казалось, будто кто-то взял и скомкал всё лицо. Только большие глаза, как два бездонных родника, синели среди борозд, морщин и складок. Когда Игнат заглянул в них, то ему показалось, что в глубине их, словно в полдень на дне колодца, сверкают звёздочки.
- Соловья баснями не кормят, - проскрипела Ульяна. - Всё, что есть в печи, - всё на стол мечи.
- В печи щи да гороховая каша! - радостно возвестил Демид.
- А в горшке кисель зреет! - доложил Василий, вставая на лавку и заглядывая на печь.
- Не замесишь густо, коль в амбаре пусто, - сказала Ульяна. - Уж ты не обессудь, Игнатушка. Не оставили нас люди добрые, помогли, чем могли. В узел загляни, Игнатушка.
Стёпка, как бабочка от цветка к цветку, заметалась по избе от печи к столу.
Ускользнувший было из избы дед вернулся и, весело улыбаясь, проговорил:
- Игнатка, щи да каша с киселём не убегут, а банька может простынуть! Веники распарятся!
- Вот удружили так удружили! - обрадовался Игнат. - Нет ничего лучше после дальней дороги, чем банька наша русская!
Он вынул из принесённого Ульяной узла чистую рубаху.
- Солдатское богатство известное, - сказала бабка, - две дыры да две заплаты.
- А что солдату нужно? - уже с порога обернулся Игнат. - Дождь его вымочит, солнце высушит, кудри ветер расчешет! А насчёт баньки я, дед, вот какую думку имею: пар подавать нужно с мятой да с настоем ромашки. И не просто, а так, как в морозных, северных краях делают...
... Когда Игнат и дед, алые, пунцовые, возвращались из баньки в избу, то солнце уже во всю мочь сияло на небе.
- Вот на солнцепёке к полудню такой пар-жар набегает, - сказал дед, жгёт насквозь. Засуха - та же банька сухая... Ахнуть не успеешь - сгоришь!
- Пару-жару бояться - в баню не ходить, - разморённым голосом отвечал Игнат. - Так и с засухой: с ней воевать нужно...
