Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями)
Борис Привалов - Сказ про Игната-хитрого Солдата (c иллюстрациями) краткое содержание
Привалов Борис СКАЗ ПРО ИГНАТА-ХИТРОГО СОЛДАТА
Шёл солдат
Шёл солдат, отдохнул солдат,
ушёл солдат — что осталось?
Народная загадка-шуткаействительно, что же осталось?
В шуточных, или, как их часто ещё называют, шутейных, народных загадках ответы всегда неожиданны. Так и в этой: оказывается, осталась на память о солдате занимательная история, которую он рассказывал во время привала.
О чём эта история? Может быть, о сражениях, в которых солдат отличился. Или о каком-то забавном случае из походной жизни. А может, о заморских странах, о тридевятых царствах, тридесятых государствах, куда не раз забрасывала солдата ратная нелёгкая служба.
Сказки да анекдоты о бывалом солдате родились сравнительно недавно — лет двести с небольшим назад, тогда, когда Пётр Великий создал первые на Руси армейские полки.
В те времена солдаты служили в армии по нескольку десятков лет — почти всю жизнь. Редко кто из них возвращался в родные сёла и деревни, но уж если попадал под отчий кров, то сразу же, вольно или невольно, становился заметной фигурой среди своих земляков. Да и как могло быть иначе? Кто ещё из крестьян-хлеборобов прошёл через огонь, пули, пороховой дым? Кто протопал тысячу вёрст по степям, лесам, топям? Кто не только за себя постоять умеет, но и превосходящего силой противника смёткой-смекалкой победить может? Солдат на чужую беду отзывчив, всегда готов слабого поддержать, бедному — помочь, злого наказать, жадного — проучить. Но самое главное, солдат — сын своей земли, своего народа, и нет для него ничего дороже Родины, драгоценнее её счастья. Он всегда на стороне бедняка-земляка — против богатея-помещика, всегда с батраком — против попа и купца. Как же не любить солдата? А о тех, кого любят, вспоминают часто. Вот и пошли гулять из конца в конец по бескрайним просторам великой Руси присказки, байки, анекдоты и сказки о похождениях и приключениях смышлёного мужика в солдатском мундире, вдоволь на своём веку пороха понюхавшего, не верящего ни в сон, ни в чох, горой стоящего за справедливость.
Одну из историй про хитрого солдата мне и хочется рассказать вам, дорогие читатели.
1. Ать-два, ать-два, горе — не беда
…Дорожка солдатская — от села до села,
А по всей по земле ты меня провела…
Из старинной солдатской песниэто лето на небе пожар полыхал. Солнце-огнестой жгло всё нещадно, палило немилосердно. Висело оно над землёй от зари до зари красной раскалённой сковородкой. Лишь на восходе да на заходе голубел небосвод, а весь день он был пепельным, сумрачным, будто выцветал от зноя и великой суши.
Савка, по прозванию Бобыль, прожил одиноким на свете годов не один десяток, а в Савелии не вышел: по бедности своей барского уважения не заслужил, так и оставался Савкой. Друзья кликали Савушкой — и на том спасибо.
На мельницу, где Савушка ходил в работниках, в эту пору зерно никто не вёз, поэтому взял Савушка кошель, из липового лыка плетённый, положил в него хлебец, пополам с травой печённый, косу — на плечо и отправился в путь-дорогу.
Шёл через деревню. Тишина: собака не тявкнет, петух не крикнет, всё живое в тени попряталось.
Длинный, нескладный Савушка, ероша белёсые пряди волос, ждал-пождал немного на околице: не подвезёт ли кто? Но мужики через час-другой после восхода солнца уже боялись лошадей запрягать: человек ко всему привык, и то ему от лихой жары этой тошно, а скотине бессловесной и вовсе невмоготу. Долго ли: сморит солнце коня, падёт он, что тогда мужику делать? Нет, никто из хлеборобов в такую пору лошадь в путь не погонит.
И Савушка запылил босыми ногами по дороге к лесу.
В поле тоже тихо: кузнечики не стрекочут, жаворонков не слышно. На реке тишь да гладь: камышинка не шелохнётся, рыба не всплеснёт.
«Рыбе хорошо, — подумал Савушка, — забилась в омут, поглубже, попрохладнее… Человеку бы так остудиться!»
И в лесу, как в поле: птицы не поют — позатаились, деревья не шумят.
— Видно, ветер-хитрец тоже где-то в холодке прячется. Боится усохнуть в этом пекле! — вслух подумал Савушка.
Свернул он с дороги на лесную тропу, с той тропы — на еле приметную тропку-ниточку, а там и ниточка оборвалась.
Колол-колол Савушка пятки о сухую траву, пока не увидел, наконец, то самое чудо-чудное, к которому шёл.
Среди пожухлых травинок, кустарника-сушняка да квёлых, зноем пригнутых деревьев расстилалась без конца и краю луговина изумрудно-зелёная; тянуло с неё непривычной, уже почти забытой прохладой, травы яркие, сочные колыхались, манили, бабочки над ними порхали, как ожившие цветы.
Савушка знал, что увидит эту красоту ненаглядную, это диво-дивное, но всё-таки сам себя по носу щёлкнул на всякий случай: не сон ли?..
Чудо прозывалось Чёртовой топью. Трясина эта с незапамятных времён по-хозяйски расположилась средь бескрайнего леса. Из-за неё повернули в обход дороги, пролегли в стороне торговые пути, а весь край стали называть Болотным. Не любили в Болотный край заворачивать коробейники да купцы, проезжие люди из других городов, бродячие музыканты и лекари. Даже царские сборщики податей и жадные монахи ближайшего монастыря старались избегать Болотной стороны.
— Через лесную чащобу за день не проедешь, — судили да рядили они. — А в том лесу ночевать нельзя: если не к лешему, так уж к чёрту в зубы прямиком попадёшь. И поминай как звали!
Болотный лес почитали все местом смутным, гиблым. Верили: кто в ночную пору голоса в лесу том услышит — на всю жизнь хворым останется, памяти лишится.
Чёртова топь, сказывали, была без дна. Жили в ней да поживали всякие злыдни, черти с чертенятами, дьяволы с дьяволятами. Ночью нечисть эта вылезала по лесу гулять, бедокурила, незваных гостей к себе в болото тащила. А из трясины, да ещё в ночную пору — про то старый и малый знает дороги нет.
Сказки да страшные истории про Чёртову топь любили слушать все, кто жил в Болотной стороне.
И не только слушали, но и сами, когда приходилось выбираться из своих дремучих мест в иные края, охотно сказывали, приукрашивая самыми различными подробностями, ссылаясь на собственные глаза и уши: «Сам видел, сам слышал, не ведаю, как жив остался!»
— Пускай пугаются, — хитро пересмеивались меж собою рассказчики, авось не захотят к нам нос совать. Мы и со своими-то попами да боярами не совладаем никак, нам пришлых ненадобно…
Сами же Болотного края крестьяне Чёртовой топи не боялись, но и не жаловали её: жили сами по себе, а болото было само по себе. Что с него толку? Пугает бродяг да гостей незваных, и на том спасибо.
Но даже в сушь великую трясине засуха не страшна, на ней трава хорошо растёт. Раз есть трава, то будет и сено. А сено будет — значит, скотина зиму переживёт, хозяевам с голоду умереть не даст.
Вот и отправился Савушка к Чёртовой топи. Как думал, так оно и оказалось: стеной стоит трава-мурава! Да какая пригожая! Сено из неё получится на загляденье, что каша — хоть самого барина корми!
Вынул Савушка из кошеля завёрнутый в тряпицу точильный камень-брусок, зачиркал им по лезвию косы. И коса зазвенела весело — будто соскучилась по работе.
Савушка отбивал косу и соображал: добро бы кочки подсохли от жары, смогли бы человека удержать. В обычное время к трясине и подойти-то боязно — нога уходит в топь, словно и впрямь черти вниз тянут, где уж там косить! Но ныне-то какая трава! Словно сон! Неужто так и останется, нескошенная, гнить?!
Убрав камень в кошель, Савушка отложил косу в сторонку и попробовал сделать шаг-другой по болоту. Первая кочка выдержала Савушкину поступь, а вторая нежно забулькала и плавно, словно нехотя, начала опускаться.
Савушка отпрянул назад, на твёрдую землю.
Стёр с лица выступившие от испуга мелкие росинки пота, плюнул на кочку:
— Вот проклятущее болото! Такое пекло стоит, А ему хоть бы что! Видно, истинно старики сказывают — нет у трясины дна!
Солнце уже за верхушки деревьев начало сползать, сухие тонкие тени легли на зелёную шерсть болота, а Савушка всё прыгал вдоль болотной кромки, всё надеялся найти местечко потвёрже.
Но кочки по-прежнему не позволяли сделать больше шага-другого в глубь трясины: они мягко, ласково обнимали его босые ступни и тотчас же с ласковым журчанием проваливались в топкую бездну.
Савушка сноровисто прыгал назад, на край земли, а кочки как ни в чём не бывало всплывали.
— Поплавки, ну прямо поплавки! — злился Савушка. — Только на реке поплавки мне помогают рыбу словить, а тут я сам вместо рыбы, того и гляди, поймаюсь!
Усталый Савушка вернулся к своей сверкающей, как ручеёк в сухой траве, косе: присел, прислонился к тёплому стволу дерева. Вынул из кошеля завёрнутый в чистую тряпицу ломоть.
