Элис Токлас - Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Роман «Становление американцев», хотя был написан в период 1906–1911 гг., опубликован только в 1925 г. Первоначально характеры, описанные в книге, были взяты из семьи Стайн во время их проживания на Страттон в Восточном Окленде.
Когда в 1935 году Гертруда читала лекцию в Миллз Колледже, мы пытались найти старый Страттон, но его снесли и место застроили небольшими домами. Грустным для Стайн оказалось свидание с детством.
Издательство «Графтон Пресс» предприняло попытку опубликовать «Три Жизни» на деньги Гертруды. Прочитав рукопись в издательстве, они решили послать своего представителя переговорить о книге.
Американец, живший в Париже, встретился с ней и сообщил, что его попросили отредактировать текст для «Графтон Пресс». Гертруда ответила: «Нет необходимости редактировать». Он настаивал: «Они полагают, что вы не образованы и необходимо просмотреть рукопись вместе с вами». «Ошибаетесь, — сказала Гертруда, — я не безграмотная. У меня больше образования и опыта, чем у них и у вас». После чего представитель ушел.
Зима началась забавно. Гертруда охарактеризовала меня как старую деву, да еще русалку, чем я, разумеется, была возмущена[27]. «Старая дева» уже достаточно оскорбительно, но «русалка» — просто невыносима. Не могу вспомнить, каким образом это чувство негодования исчезло, но в конце испарилось полностью. К тому времени, когда лютики были в полном расцвете, «старая дева» и «русалка» ушли в забвение, а я собирала дикие фиалки. Подснежники, незабудки, гиацинты, которые мы собирали в лесу Сен-Жермен, были более нежного цвета, чем калифорнийские; те были покрепче и даже пахучее.
В магазине на улице Риволи я нашла красиво отделанные малинового цвета кораллы из Сан-Франциско. Я купила их с намерением подарить Гертруде. Но они показались мне никчемными по сравнению с ее китайским ожерельем из ляпис-лазури, поэтому носила сама. Они особенно шли моим светло-серым платьям из Сан-Франциско. Наступил неизбежно день, когда я отдала кораллы Гарриет. Окончательно я потеряла к ним интерес, когда Майк и Сара приделали к ним бусинки, превратив их в четки.
Майк Стайн занимался изготовлением ювелирных украшений, колье и брошей в стиле моих кораллов из Сан-Франциско. Он хотел, чтобы я продавала их людям, с которыми встречалась. Для меня было затруднительным как принять его предложение, так и отказать, но к счастью Стайны выяснили, что французские законы не позволяли продажу предметов собственного изготовления без официальной регистрации и соответственно, уплаты государственного налога. Чересчур сложное дело и они отсылали ювелирные изделия в Соединенные Штаты или продавали американцам, возвращавшимся домой. Затея эта продолжалась несколько лет. Майк находил материал, а Сара изготовляла по собственному дизайну.
Трудности этой зимы скрасил неожиданный и короткий визит Эйды Джозеф из Лондона. Она привезла мне великолепный меховой палантин из рыси, длинный и просторный, и такую же муфту, которые я носила долгие годы. Эйда вознамерилась таскать меня по всем известным ей ресторанам и театрам, и мы весело кочевали от одного к другому, начиная с «Лаперуза»[28]. Она была одета во все английское, я называла ее одежду убранством герцогини, все парижане диву давались ее совершенному французскому языку.
Эйда своей чудной улыбкой очаровала Гертруду, но когда Эйда вернулась после замужества, уже с Гэрри Брэкеттом, Гертруда остыла к ним. Нужно обладать особым качеством, чтобы полюбить Гэрри Брэкетта. Эйда могла простодушно смириться, в самой чете Брэкетт ничего простодушного не было.
Эйда и я посещали самые лучшие рестораны и сомнительного содержания комедии. Эйда была к ним привычна, я — шокирована. На первом же представлении я предложила уйти из театра в конце первого акта. «Ерунда, — заявила Эйда, — это всего лишь цветочки».
Пища в ресторанах напоминала хорошую пищу в Сан-Франциско — в Палас Отеле, Пудл Дог и Пап, где готовили на французский манер.
Проведя лишь неделю в Париже, Эйда вернулась в Лондон, а я посетила несколько пьес Анри Бернстайна с Гитри (отцом) в главных ролях. На одном из представлений я увидела первые переносные телефоны. Раньше их всегда прикрепляли к стене. Аудитория зашевелилась от возбуждения, увидев их, как только занавес поднялся. Игра актеров была блестящей, как и сами пьесы.
Я просмотрела много хороших пьес, а потом в Шатле открылся «Русский балет». Одним теплым вечером Гарриет и я отправились туда в открытом фиакре. В то первое представление показывали «Видение Розы» на музыку Вебера, «Приглашение к танцу» с Нижинским, выполнившим свой потрясающий прыжок, — высокий и длительный. Кордебалет танцевал «Сульфиды» под вальс Шопена, в котором дебютировала Ольга Хохлова, позднее жена Пикассо. Все было восхитительно и захватывало дух. Мадам Марвел, художница, остановилась около нас обменяться мнениями, она и я в перерыве между балетами сходили в кассу и приобрели билеты на следующий вечер.
Всю зиму Гарриет проводила время только с последователями Церкви Христовой Науки, регулярно, дважды в неделю, посещала их собрания недалеко от площади Этуаль. Одной из ее церковных друзей была мисс Кора Даунер[29] из [города] Каламазу, женщина светская, модно одетая, обладавшая большим кругом знакомых в мире моды. Зимой 1908 г. давали оперу «Борис Годунов» с великим Шаляпиным. Аудитория в то первое исполнение состояла исключительно из бомонда, и мисс Даунер показала нам многих, присутствовавших там известных людей. Особенно выделялась поразительной красоты полька, жена посла, с бриллиантовым колье на шее и бриллиантом в волосах.
Прошла зима, становилось жарко, потом душно. Я проводила утро, гуляя в галереях Одеона, осматривая все вокруг, покупая книги. Читала я их вечерами.
Одним вечером супруги Жако должны были взять меня в кабаре. Фрэнк зашел за мной, но Нелли чувствовала себя не очень хорошо и не пошла. Когда Фрэнк и я зашли к Луиджи, Фрэнк представил меня: «Школьная подруга моей жены». «О, да», — скептически отреагировал Луиджи.
Гарриет и я познакомились с мисс Этель Марс и мисс Скуайр, которые послужили прототипами для новеллы Стайн «Мисс Фэр и мисс Скини»[30], а также с Джо Дэйвидсоном и его красавицей-женой Ивонн. Подружились мы и с Гэрри Фелан Гиббом и его прелестной женой Бриджет.
Часто ли встречалась Гарриет с Дэйвидом Эдстромом, я не припомню. Но однажды Эдстром затеял со мной разговор. Я выходила из Кафе Лиляз, который посещала раз в неделю, чтобы написать длинное письмо отцу. Эдстром, улыбаясь, подошел ко мне и сказал: «Вернитесь и выпейте со мной». «Я заказываю кофе только, чтобы занимать столик». «Ладно, могу ли в таком случае проводить вас до отеля?»
