Гайра Веселая - Судьба и книги Артема Веселого
На это А. Лежнев[19] возражал:
«Обвинение незаслуженное: вряд ли кто-нибудь изобразил так ярко махновщину именно с отрицательной стороны, как это сделал Артем Веселый, выведя своих незабываемых матросов-дружков, Ваньку-Граммофона и Мишку-Крокодила, героев его лучшей вещи „Реки огненные“. „Отличительные ребятки. Нахрапистые, сноровистые, до всякого дела цепкие да дружные. Насчет разных там эксов, шамовки али какой ни на есть спекуляции, Мишка с Ванькой первые хваты. С руками оторвут — свое выдерут. Ну, а накатит веселая минутка, и чужое для смеху прихватят. Черт с ними не связывайся — распотрошат и шкуру на базар. Даешь-берешь, денежки в клеш и каргала…“» 4
Критик В. Вешнев отмечал:
«Артем Веселый — один из лучших, если не самый лучший изобразитель флотской жизни».
Были и негативные оценки. Резче других высказался в печати Всеволод Вишневский, к которому как знатоку флотского быта обратился Артем Веселый:
Тов. Вишневский,
жду коллективного и Вашего личного более подробного отзыва о «Реках огненных».
В конце марта я уезжаю, и мне хотелось бы получить питерский отзыв, чтобы продолжать дальнейшую разработку романа.
С приветом
Артем
Подлинник письма хранится в РГАЛИ в фонде В. В. Вишневского. На письме его краткий отзыв: «Повесть вредная, выступить против» 5.
И Всеволод Витальевич выступил, назвав свою рецензию «Хулиганы революции».
«[…] Хочется спросить Артема Веселого — где же тут моряки? Неужели вы проглядели их, так-таки не заметили за пять лет? Жаль, очень жаль, тов. Артем Веселый. А можно ведь было. На авансцене революции были моряки. И если уж не видели моряков, то бросьте про них писать. А то получаются у вас не „реки огненные“, а „реки гнойные“» 6.
Артем Веселый любил свой ранний рассказ.
Новые рассказы и две большие книги сгроханы мною, а страницы «Рек огненных» стоят невозмутимо, как дубы под бурями и грозами, и нету в них строки, которую мне хотелось бы убрать или заменить, сократить или прибавить, — говорил он ростовскому писателю Павлу Максимову. — Идут года, при переизданиях ретивые редакторы откалывают от «Рек огненных» ругательное слово или чересчур вольную шутку, но рассказ стоит непоколебимо, как скала среди течения. И потом, спустя долгое время, когда я работал «Россию» и «Гуляй Волгу», частенько перед моим затуманившимся взором вставали, всплывали в памяти те двое, с казарменного двора. Это они — частично, разумеется — помогли мне создать образы Васьки Галагана, Тимошкина, Черноярова, Мамыки… 7
С 1923 по 1932 год «Реки огненные» издавались 14 раз в авторских и коллективных сборниках, альманахах и периодике. Но все это будет позже, а пока что Артем Веселый продолжал служить на корабле. Летом 1922 года при очередном медицинском осмотре у него обнаружилось неблагополучие с легкими. Как вспоминал Александр Романенко, ЦКБУ [Центральная комиссия по улучшению быта ученых] выделила Артему путевку в санаторий Дома ученых в Гаспре. Может быть, об Артеме перед Луначарским, возглавлявшим комиссию, ходатайствовал Воронский 8.
Из письма Артема Веселого Анатолию Глебову
/1922 г./
Толя,
теперь я — матрос-альбатрос, вольный скиталец морей!
Живу здесь 2 недели — еще не надоело, но через месяц, думаю, что потянет.
?
Куда-нибудь — все равно.
Написал 2 рассказа.
Много задумал.
Заложив руки в карманы парусиновых шаровар, гуляю по пляжу и мечтаю.
Обо всем на свете!
Потом захожу к греку пить какао.
Весь провонял смолой и морем… 9
После возвращения Артема из санатория, Кожанов[20] направил его на учебу в Москву.
НА ВОЗДВИЖЕНКЕ
Осень 1922 года.
Артем живет в Москве. Все дни проводит в читальном зале Румянцевской библиотеки.
Будущий писатель Виктор Светозаров, в то время студент, вспоминает:
«После занятий в институте мы шли не в холодное общежитие, а в библиотеку, где было тепло и светло.
В большом зале за длинными столами всегда много читателей, среди них я заприметил молодого матроса в бушлате. Иногда мы вместе выходили в курилку, там познакомились и разговорились.
Я рассказал, что недавно вернулся из армии, сам я — владимирский. Учусь в Пречистенском институте на факультете изобразительного искусства, живу в общежитии.
Артем только что демобилизовался с Черноморского флота. В ЦК комсомола познакомился с поэтами Жаровым и Безыменским.
— Спасибо, приютили они меня в своем общежитии. Ночую на полу.
Он взглянул на часы:
— Вот что, давай свертываться. В семь часов у Жарова соберется молодежь. Я буду читать свой рассказ.
И Артем повел меня в общежитие ЦК комсомола, где потом, когда начал печататься, я бывал постоянно.
Все были в сборе. Артем сел за стол между Безыменским и Жаровым, остальные — Вася Кудашов, Серафим Огурцов, Иван Рахилло и я примостились на подоконниках.
— Артем, тебе слово, вот твоя повесть, — Безыменский достал из ящика стола потрепанную пачку исписанной бумаги, — читай.
— Повесть, вернее, рассказ, называется „Реки огненные“, — сказал Артем. — Послушайте, и посоветуйте, что с ним делать.
Артем знал текст „Рек огненных“ почти наизусть, он переворачивал страницы, но лишь изредка в них заглядывал.
Ванька Граммофон и Мишка Крокодил — такие-то дружки палкой не разгонишь. С памятного семнадцатого годочка из крейсера вывалились […]
На дружках от всей военморской робы одни клеши остались, обхлестанные клеши, шириною в поповские рукава. Да и это не беда! Ваньку с Мишкой хоть в рясы одень, а по размашистым ухваткам да увесистой сочной ругани сразу флотских признаешь…
…Артем перевернул последний лист.
— Здорово, черт подери! — говорит Жаров. — Вот скоро создадим журнал „Комсомолия“, я буду редактором, тогда твой рассказ в первую голову напечатаю. А пока неси в какой-нибудь журнал или предлагай к отдельному изданию. Думаю, его возьмут непременно… Только что-то не пойму, почему у тебя нет ни запятых, ни точек.
Своим ответом Артем нас ошарашил: сказал, что до чертиков надоели ему все знаки препинания, что не нужны они вовсе, только мешают, когда пишешь. Будете читать — сами увидите, где нужно перевести дыхание, где остановиться» 1.
