Мирон Хергиани - Тигр скал
И когда товарищи повели его к махвши, он недоумевал: чего еще от него хотят?
— Взберешься на этот столб? — в упор спросил его махвши.— Если не рассчитываешь на себя, говори сразу.
Минаани искоса поглядел на натлисвети и в знак согласия кивнул:
— Постараюсь!
***Лето 1951 года навсегда запомнилось Михаилу.
Он тогда учился в школе инструкторов. Окрыленный тем, что сбылась его заветная мечта, он был счастлив. Даже незнание русского языка оказалось не столь уж существенным препятствием. Все то, чему здесь обучали, было ему знакомо — слышал либо от отца, либо от Бекну, Чичико или Максиме. Разница была лишь в том, что сейчас посторонние люди, педагоги, на практике обучали его всему этому. Происходило повторение и закрепление ранее услышанного и увиденного.
Удивило его разнообразие способов завязывания петель. До того он знал всего два способа, те, которыми он пользовался при возке сена либо дров и в альпинистских походах, но, оказывается, этого было недостаточно. К тому же вязать петли, как их вязали сваны, можно было лишь на обычных веревках из конопли, а петли, которым он научился в лагере, вязались на особых капроновых веревках. От того, насколько умело и быстро завязываются петли, во многом зависят успешное преодоление отрицательных стен, стремительный и безопасный спуск с большой высоты.
В лагере изучали также «характер» гор, их «настроения», «фокусы» снегов и ледников, приобретали необходимые сведения в синоптике.
Если раньше погоду угадывали, основываясь на собственных ощущениях, предчувствиях, на народных приметах, теперь на помощь пришли научные знания. Седовласые старики сваны говорили обычно так: «Если вечерней порой лучи заходящего солнца окрасят в красный цвет белые облака — жди назавтра хорошую погоду. Но если Тэтнулд закутался в белое покрывало — жди дождя и ветра». Приметы оправдывались, пожалуй, никто не припомнит, чтобы предсказания стариков когда-нибудь не сбывались. Дар угадывать и предсказывать погоду поразительно развит у жителей гор. Они располагают целым арсеналом примет и признаков, однако попробуйте спросить, отчего же все-таки должна испортиться погода, если Тэтнулд окутался белыми облаками, или почему завтра день будет погожий, если на закате облака окрасились в красный цвет,— никто из стариков объяснить этого не сможет. Причинно-следственной связи этих явлений они не знали, да, вероятно, и не испытывали в том нужды.
Но для альпиниста знание всего этого имеет особое значение хотя бы потому, что приметы и признаки, по которым можно предугадать погоду, скажем, в горах Кавкасиони и Тянь-Шаня, никак не схожи меж собой и не могут быть схожими. Умение прогнозировать погоду так же необходимо альпинисту, как крепкие мускулы, несгибаемая воля и острое зрение, ибо ненастье является его свирепым и недремлющим врагом. Именно ненастье, непогода бывали причиной гибели множества известных альпинистов. Сколько экспедиций, уже, казалось бы, миновавших опасные рубежи, навеки осталось в пути, сделавшись добычей холода и голода из-за внезапных снегопадов и буранов...
Охотники-сваны осеняли себя крестным знамением, взывали к властелину Элиа — оставшемуся в небесах с древнейших, языческих времен грозному богу погоды, моля его ниспослать милость, и смело выступали в путь, положившись на свое чутье и на авось. У них имелись великолепнейшие возможности сбиться с пути в тумане, превратиться в ледяное изваяние — но ожиданию погоды они предпочитали даже такой конец, как гибель в бездонной пропасти.
Зимней порой, на Рождество и в Неделю Блудного сына, когда в ущелье Энгури с бешеной страстью взовьется, закружит, завоет снежный вихрь, путники часто сбиваются с пути и замерзают в снегу. В смерти заплутавшего путника обвиняли обычно злых духов — шашишеби. Родители чуть не с младенчества внушали детям почтение и страх перед шашишеби. Читали им стихи о коварстве шашишеби, заклинания и молитвы.
В Дабдэри шашишеби носятся, бусами увешанные,
на головах шлемы блестят железные.
Зубы-колья в пасти — огненные.
Ой, не ходи за порог, деточка...
Глаз у них злой, недобрый,
у дьяволов — властителей ночи.
Ой, не ходи за порог, деточка...—
и так далее.
Шашишеби носились по заснеженным просторам в поисках поживы. Повстречав путника, они окружали его, бормотали, подвывали, мельтешили перед ним, вконец заморочив его, завлекали в непроходимые места и сбрасывали в пропасть. Лесные люди плевками околдовывали тропки путников, а хале[14], обитавшие высоко в скалах, сводили с ума плутавших среди скал, ошеломляли их своим появлением, устрашали разными обличьями, заставляли оступиться, поскользнуться и тоже сбрасывали в пропасть. Особенно не любили хале детей, вот и Михаила взрослые все детство запугивали этими хале.
В старину почти все охотники верили в существование злых духов. Некоторые из них собственными глазами видели дэва — обросшего щетиной огромного голого человека. По их словам, дэвы бесстрашно спускались к жилищам человека и встречались именно тому, с кем имели какие-то счеты, кого почему-либо невзлюбили. Встречались и пугали так, что у несчастного язык отнимался. В деревне и по сей день жили люди, онемевшие от страха перед внезапно встретившимся дэвом. Больше того, дэвы иной раз и детей похищали. Однажды дэв даже среди дня похитил ребенка. Вся деревня всполошилась. Но броситься в погоню никто не осмеливался. В конце концов решился один — из рода Маргиани, бесстрашный и отважный. Черт с ним, сказал он, будь что будет, только не допущу я, чтобы поганый лесовик человеческое дитя погубил. Преследовал он дэва до самого поворота Мепткулаши и вынудил-таки его оставить ребенка.
Дэв в ярости проклял то место, оно и сейчас называется «Дэвом проклятое».
Все Львиное ущелье жило в страхе перед дэвами. Одно упоминание о дэве приводило в трепет. Лучшие люди ущелья стремились развеять этот страх, бог знает с каких пор укоренившийся в народе. И вот один человек сочинил миф о том, как в некоем отдаленном селе вымер целый род Паидани, а с ним и дэвы.
— В таком-то селе,— рассказывал он,— жил очень известный род Паидани.— Для пущей убедительности он называл это село.— Однажды махвши их семьи отправился на мельницу смолоть зерно. Вышел он из дому после обеда, да задержался в пути. Добрался до мельницы уже в сумерки. Он зажег лучину, спустил с плеч мешок и уже хотел было ссыпать зерно в желоб, как вдруг явился дэв, косматый, патлатый и кривоногий. Он подошел совсем близко к махвши и помог ему пересыпать зерно. Паидани не растерялся. Отряхнул он с плеч осыпавшееся зерно — и дэв отряхнул... Паидани нагнулся, чтобы собрать муку, и дэв то же самое сделал. Теперь уж надо было действовать с умом, а иначе разве одолеет сын Адамов злого духа? У Паидани и ума хватало, и хитрости, и находчивости. Он отщипнул от горящей лучины щепочку и поднес к ногам. Дэв тоже отщипнул горящую щепочку и поднес к своим волосатым ногам. Пламя тотчас охватило ноги дэва, да не только ноги, а и все тело — он ведь был волосатый!.. С проклятиями бросился дэв из мельницы вон и, ошалевший от боли и страха, головой вниз бросился с высокого моста в Энгури. Оказывается, то был Последний дэв — с тех пор дэвов никто не видал, не слыхал, исчезли они так же, как и проклятые ими Паидани...
