Юлия Кантакузина - Революционные дни. Воспоминания русской княгини, внучки президента США. 1876-1918
Помню, какие драмы разыгрывались каждую неделю, когда свекровь оплачивала счета и бранила Августа за преступления, в которых он никогда не признавался. И это продолжалось до тех пор, пока не удавалось, к его удовлетворению, оплатить все счета. В процессе обсуждения его не раз называли вором, поскольку его счета на продукты неизменно были преувеличены, с тем чтобы покрыть дополнительные суммы, которые он выделял для моего юного деверя[46], таким образом увеличивая предоставляемые мальчику карманные деньги, чтобы тот мог их потратить на сладости или развлечения в Пажеском корпусе.
После того как все расходные книги были досконально изучены и счета оплачены, свекровь обычно говорила: «А теперь признайся, что украл по крайней мере двадцать рублей для Гая». Август складывал деньги в карман, брал книги под мышку и отвечал: «Что ж, ваше сиятельство, юность у мальчиков длится так недолго, и им нужно всегда немного больше, чем то, что они имеют» – и, довольный, уходил, в то время как княгиня со слезами на глазах говорила нам, как растрогал ее старик и как он любит Гая. Теоретически неверная линия поведения, но на практике все получалось хорошо.
Этот юный брат принадлежал всем нам и имел свое особое место в нашем небольшом доме. Фактически оба моих деверя большую часть свободного времени проводили за моим чайным столом. Наш малыш всегда ползал, а впоследствии ходил и играл рядом с камином в моем салоне в пять часов. Это время стало самым приятным временем дня, оно предназначалось для тихой беседы и спокойных дискуссий, из которых я почерпнула больше сведений о России и о моих новых соотечественниках, чем каким-либо иным путем. За окном был мороз, а в доме огонь камина, поющий чайник и уютные кресла помогали заглянувшему к нам гостю оставить чопорность и стать проще. Приятные товарищи по полку, несколько симпатичных иностранных дипломатов, некоторые пожилые люди, с которыми я познакомилась во время обедов, стали постоянно приходить и основали интимный круг, который с годами значительно разросся. Мне нравились эти люди, и муж, первоначально избегавший этих чаепитий, со временем приобрел привычку возвращаться из своего клуба, выкуривать последнюю дневную трубку в своем кресле и присоединяться к непринужденной беседе. Я много узнала об увлечениях, царивших в полку, об идеалах и привычках людей, составлявших нашу организацию. Мне почти не приходилось задавать вопросов – так быстро прогрессировало мое образование.
Слушая каждый день своих посетителей, я стала воспринимать их отношение ко всему окружающему, осознавать величие культуры, которой они обладали. Литература, искусство и музыка страны, ее история и великое прошлое сделали их, так же как и крестьянство, тем, чем они стали. Все это было чрезвычайно интересно, и я все больше и больше любила своих русских друзей.
Довольно странно, но при воцарившемся видимом спокойствии эти люди проявляли признаки беспокойства по поводу будущего. Очень часто они заводили разговор о крестьянах, об их отсталости и необразованности и в то же время об их уме, они говорили о своих попытках развить эти темные массы. О бюрократии почти всегда отзывались с раздражением и досадой, порой критикуя Петра Великого за то, что он ввел ее со всей присущей ей неповоротливостью государственного аппарата. Они жаловались на те трудности, с которыми сталкивается человек, пытающийся совершить нечто полезное для окружающих, а также много говорили о царящей вокруг несправедливости и распространившемся фаворитизме. Та группа, которая желала реформ и улучшений, была огромна, она решительно осуждала политику императрицы, направленную на самоизоляцию, говорили о том, как нежелательна эта замкнутая в своем кругу жизнь правителей, о сокрытии различных скандальных разоблачений, выявленных в Сибири. Постоянно повторялись и предавались анафеме имена Алексеева и Безобразова[47]; на мой вопрос, что они сделали, последовал ответ: «Воруют и эксплуатируют!» На горизонте вырисовывалась фигура Витте[48], обещавшего стать значительной фигурой в истории.
Время шло, и те, кто хвалил Витте, и те, кто его порицал, находили достаточно доказательств, чтобы подтвердить свою точку зрения. У первых он пользовался хорошей репутацией за Портсмутский договор[49], где вел переговоры, невзирая на постоянно меняющиеся приказы и враждебное отношение к нему дома. Его друзья в равной мере восхищались им за тот манифест[50] 17 октября, который он вынудил подписать правителей во время революции. Противники Витте нападали на него за те же самые действия, утверждая, будто мирный договор был подписан, когда Россия еще могла выиграть войну, поскольку Япония была истощена, а манифест стал проявлением трусости со стороны Витте, хотя он всегда являлся либералом.
Задолго до этих событий он совершил поездку по Сибири, и повсюду его встречали с такими огромными почестями, что, как утверждают сплетники, могло вызвать зависть со стороны монархов. Транссибирская железная дорога в значительной мере была творением Витте, выступавшего, насколько я знаю, за экономическое развитие восточных окраин империи. Но действия Германии и определенные политические влияния на родине привели к созданию ситуации, пробудившей подозрения со стороны Японии. Это, в свою очередь, создало такую атмосферу, что требовалась всего лишь искра, чтобы разжечь огонь войны. Даже злейшие враги Витте никогда не отрицали, что его талант удержал Россию от финансового краха во время войны и революции 1905 года и что он поднял промышленность на такой уровень, какого не достигал никто до него. Но при этом всегда добавлялось, что это не подходит славянам[51] и не может принести добра такой по природе своей сельскохозяйственной стране, как наша, и что Витте, возможно, и разбирался в иностранных делах, но плохо знал собственный народ.
Я все это слушала, и мое любопытство возрастало до тех пор, пока однажды не познакомилась с его женой, о которой тоже много сплетничали. Она считалась дамой с неясным прошлым, но мне показалось, что оно считается таковым только потому, что многие неуравновешенные люди рассказывают о ней какие-то невероятные истории. Она держалась с достоинством, эта женщина лет сорока пяти, обладавшая мрачной красотой, благородными манерами, умным выражением лица и светящейся улыбкой. Ее одежда, простая по фасону, безукоризненно сидела на ее все еще красивой фигуре. На ней было мало украшений и драгоценностей, но те, что она носила, внушали восхищение. Держалась она с гордостью, никогда первой не заводила разговор, однако отвечала достаточно тепло, чтобы казаться благодарной, и речь ее была интеллигентной и культурной. Она была еврейкой по происхождению, но принадлежала к русской православной церкви и посещала ее, вышла замуж за Витте довольно поздно, и он удочерил ее дочь и дал ей свое имя.
Мадам Витте никогда не принимали при дворе, однако мало-помалу она собрала вокруг себя группу друзей, которых крепко удерживала. Когда мы познакомились, я сочла, что она обладает определенным магнетизмом, и впоследствии с любопытством наблюдала за ее карьерой, так же как за карьерой ее мужа. Он затмил собой все прочие политические фигуры в тот промежуток времени, когда я поняла всю глубину драмы, разыгрывавшейся в России, закончившейся роспуском 1-й Думы. Она по-своему сыграла свою роль так же блестяще, как и ее супруг.
Витте, похоже, не слишком интересовался светскими знакомыми, но тех, к кому относился хорошо, одаривал живой интересной беседой. Два-три раза мне представилась возможность насладиться его беседой. Ему очень понравились американцы во время его короткого визита в Соединенные Штаты. Он познакомился с моими родителями и вспоминал продолжительную беседу с отцом и восхищался красотой матери.
За обеденным столом он обычно бывал крайне молчалив. Многие женщины, сидевшие рядом с ним, считали, что он намеренно их оскорблял, и утверждали, будто испытывали мучения, когда слышали, как он ест суп. Один знакомый рассказывал мне, что видел, как он взял куриную ногу и бросил кость под стол! Этот великий человек отличался безобразной внешностью, но имел глубокие красивые глаза и умелые руки. Он был огромным и казался сильным, хотя и не отличался плотным сложением. Мне его наружность казалась довольно интересной, так же как и его речи. Похоже, единственное, что привлекало его в обществе, – это возможность видеть, что жена окружена вниманием, а приемная дочь веселится. По мере того как его власть росла, вокруг них собиралась все большая толпа жаждущих извлечь какую-то выгоду. Дочь вышла замуж за Нарышкина, потомка одной из знатнейших семей империи, и у юной пары родился сын, хрупкий мальчик. Для того чтобы увидеть Витте в наилучшем проявлении, нужно было наблюдать этого огромного человека с внуком на коленях – большущий медведь умел быть таким же нежным, как старая нянюшка.
