Юрий Чудодеев - В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев.
— Толя, а что если с двух верблюдов?
— Как это «с двух»?
— Свяжем двух верблюдов.
Завели двух верблюдов, связали их веревками. Теперь эта «система» получилась более устойчивой. Подняли снова блок, заправили кольца. Ага, вроде получается! Еще немного, еще чуть-чуть… И блок стал на место.
Но, как говорят, беда не приходит одна. Надо было снять с патрубка радиатора обрезанный шланг и установить новый, что и пытался сделать Толя. А у него не руки, а «гидрозахваты» — в мгновение ока вывернул патрубок с «мясом». В радиаторе образовалась рваная дыра. Лоб покрылся испариной, а по спине заходил мороз.
— Что будем делать, Толя, а?
Оба горько усмехнулись. Стали думать. Не бросать же «катюшу» в песках. Округлили напильником дыру. Опилили на пат рубке фланец, надели на него шланг, и с силой затолкнули эту затычку в дыру. Замотали проволокой, закрепили хомутами. За правили водой — не течет. Ну, думаю, только бы поднять «катюшу», вырваться из пекла. На ширину колеи прорыли канавки до влажного песка глубиной по ступицу колес и длиной 150 м для разбега.
С командиром экипажа Алтуниным условились: перед взлетом затормозить колеса, довести обороты до взлетного режима и сразу отпустить тормоза; выдерживая колею, «подорвать» машину в конце канавок и идти на полном газу, набирая возможно большую высоту.
— В полете все время следи за температурой левого мотора и передавай по СПУ, — сказал я летчику, — Если будет повышаться и достигнет критической, значит, вырвало кляп. Выключи мотор и тяни на правом.
— Все попятно!
Экипаж занял места в кабинах, техники — на площадке для помпы, а Толю подвесили в бомбоотсеке на веревочной люльке. Взревели моторы, сотрясая пустыню мощью лошадиных сил, взметнулся за хвостом «рукотворный» самум. «Катюша» рванулась к горизонту. Алтунин, точно выдержав разбег по колее, мастерски произвел взлет. Курс на Хами. Благополучно прибыли на базу. Затычка выдержала.
Так закончилось это происшествие в пустыне Гоби. Верблюды по пути домой вызволили из песков застрявшие автомашины.
IV
…С неба обдавало жаром, как из кочегарки. Пожухли, скрутились стебли скудной растительности, что еще с весны зеленой россыпью обрамляла стены мазанки. Даль просматривалась только до границы аэродрома. Видеть разделительную линию между небосводом и песком невозможно — все тонуло в кипящем мареве пустыни.
В мазанках душно, как в парной сибирской бане! Уже с утра в них царило оживление. После сдачи самолетов прибывшим сменщикам каждый из нас был предоставлен сам себе. Перетряхивали (в который раз!) и укладывали в чемоданы личные вещи. Чистились, приглаживались — словом, готовились к отъезду на Родину. А там встреча с семьями, друзьями, товарищами…
Еще задолго до окончания срока нашего пребывания в Хами я неоднократно просил командование базы об откомандировании на фронт, но каждый раз получал отказ. Мне отвечали, что до приезда сменщиков об этом и думать не стоит. Тогда я подал официальный рапорт на имя «прораба» (начальника трассы). Ответа не было. Потерял всякую надежду.
В этот день Арсен что-то уж слишком рано прибыл с комиссаром базы Терентьевым на аэродром прямо к мазанкам. Он на правился ко мне с какой-то бумагой.
— На, читай!'
Оказалось, телеграмма от «прораба», в которой предписывалось начальнику базы Хами с разрешения «директора» откомандировать меня на фронт в Ханькоу.
— Ты не мешкай. В 11.00 должен прибыть пассажирский Р-5, с ним и отправляйся.
Я надел новый комбинезон, взял с собой парашютную сумку с бритвенными принадлежностями, шлемофон и губную гармошку, остальное сунул под койку. Добровольцы-соратники проводили меня к самолету. Со многими из них я распрощался навсегда.
В Ланьчжоу прибыл как раз в то время, когда вторая группа Г. И. Тхора производила посадку. Когда СБ зарулили на стоянку, бродил между самолетами и вопрошал:
— Техники, стрелки нужны или нет?
Но все только сочувствовали, а реальной помощи не оказывали — «вакансий» не было. И вдруг… Глазам своим не верю. Неужели Любомудров? Увидев меня, он от изумления всплеснул руками:
— Фарманщик! Откуда взялся?
— Да вот, оказался «безлошадным».
Мы были знакомы с 1930 г., когда вместе работали на аэродроме в 11-й авиабригаде, он — на новом бомбардировщике ТБ-1, я-на «этажерке» «Фарман-Голиаф». Отсюда — «фарманщик».
Николай Митрофанович был в должности инженера группы С. В. Слюсарева. Я рассказал ему о себе.
— Что-нибудь придумаем. Скоро сядет ТБ-3, с ним и поле тишь до Ляньшаня, а там видно будет.
Здесь, на аэродроме Ланьчжоу, произошла приятная встреча с Яшей Прокофьевым, возвращавшимся на Родину после окончания срока командировки.
Здорово, Яша! Вот не ожидал! Здравствуй, Вася! Ты куда это собрался? Туда, откуда ты только что прилетел!
Понятно. Тогда возьми вот это на память. Может, пригодится.
Он передал мне карту на китайском языке с нанесенными на ней боевыми маршрутами, которую храню как реликвию по сей день.
…ТБ-3 медленно набирал высоту над Ланьчжоу и, перевалив через хребет Куньлунь, взял курс на г. Ляньшань (пров. Сычуань). Под крылом гиганта медленно ползли скалистые горы, ущелья, долины с серебряными жилками горных рек. Появились квадраты рисовых плантаций, залитых водой, отчего вся низменность напоминала застекленную оранжерею. Вдали, в голубой дымке, утопал город, рядом с которым желтой лентой тянулся аэродром.
Самолет, легко коснувшись полосы, остановился у самого края болота. В лицо пахнула такая духота, какой не довелось испытать даже в Хами. Было за полдень, когда группа СБ про извела посадку и сразу же начала готовиться к перелету, но Ханькоу не принимал из-за бомбежки.
В гостиницу шли по городу в сумерках. Вблизи двигалась толпа, доносились крики, стенания. Переводчик сообщил, что на городскую площадь ведут казнить преступника, уличенного в воровстве. В гостинице стояла такая духота, что невозможно было уснуть. Рано утром, когда заметно схлынула тропическая духота, поспешили на аэродром. Здесь Любомудров определил меня стрелком в экипаж Григория Илларионовича Тхора, которому я тут же представился.
— Со ШКАСами работали?
— Приходилось.
— Добро! Высота 3 тыс. м. При подходе к Ханькоу пойдем бреющим. Все внимание воздуху. Связь по переговорному устройству.
Внешне осмотрел самолет. Проверил заправку. Привел в готовность ШКАСы и нижнюю установку. Нацепил парашют. В самолете, как в геенне огненной. Скорее в воздух!
Взлетели в полдень. Тхор повел группу с набором высоты на малой скорости, с тем чтобы на ходу подтянуться и принять бое вой порядок. Далеко остался Ляньшань. Внизу справа широкой лентой лежала в отрогах гор многоводная Янцзы, поражая своей извечной красотой.
