Сергей Филатов - Совершенно несекретно
Конечно, многому мешало состояние здоровья пре зидента и его загадочный недуг, о котором очень много говорили и писали, Этот недуг старательно скрывался, и мы все, кто находился рядом с Ельциным, могли судить об этом, следя за СМИ и выступлениями лидеров оппозиции. Меня не раз тянуло поговорить об этом с президентом, но мешало отсутствие прямых поводов. Мешали слишком частые и неожиданные его отсутствия, незапланированные отъезды или внезапные изменения планов.
Иногда мы попадали и в неприятные ситуации. В Третьяковской галерее собралось много народу на открытие выставки документов военных лет — с нее начинались официальные мероприятия к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне. Ждем президента И вдруг приходит сообщение, что президента не будет. Все в растерянности — ведь он должен был открыть выставку и ответить на вопросы журналистов. Мероприятие в зале отменили, а с корреспондентами пришлось встречаться мне — об этом попросил и наш главный протоколист Владимир Шевченко. Конечно, их уже не интересовала выставка — все вопросы были посвящены причинам отсутствия Ельцина.
Один раз я случайно оказался свидетелем, как два самых главных его охранника, расставив на столе несколько бутылок с коньяком, проводили дегустацию. Дегустатором был президент, а они наливали ему и аккуратно записывали оценки. Я тогда подумал, что нечто подобное, наверное, практикуется ими, когда нужно склонить президента к определенному решению. В тот раз это было распределение квартир в президентском доме. Перед выборами 1996 года Борис Николаевич в книге «Пятьдесят семь вопросов избирателей Президенту» так ответил на вопрос, правда ли, что он злоупотребляет алкоголем:
— Скажу «да» — это будет неправдой. Скажу просто «нет» — тоже покажется неубедительным, у нас ведь, пока сами не проверят, все сомневаться будут да еще скажут: «Какой же ты русский мужик, если выпить не можешь?» Так что скажу одно: выпить могу, но не злоупотребляю.
Много шуму в прессе наделала поездка президента в Германию в 1994 году, посвященная выводу Западной группы войск из этой страны. Особое оживление вызвал эпизод, когда Борис Николаевич, выйдя из здания ратуши, после встречи с бургомистром Берлина взялся дирижировать оркестром мальчиков, которые играли в честь высокого гостя русские мелодии. Именно по этому факту оппозиция остро поставила вопрос о здоровье президента.
Я обычно нигде не сопровождал президента, став руководителем его Администрации. Но на этот раз попросился сам, так как еще народным депутатом неоднократно бывал в Западной группе войск, помогал в решении ряда вопросов по их непростому переезду в Россию, у меня установились хорошие отношения с командующим Михаилом Бурлаковым и другими командирами войсковых соединений. Да, президент с первых дней был в тяжелом состоянии, которое усугублялось жуткой жарой в те дни. В ратуше жара вообще стояла тягчайшая, народу — не протиснуться, и я заметил, как Борис Николаевич мучается без платка, который он осторожными движениями правой руки просит сопровождающих ему передать. Пот лил с него ручьем. Он хорошо выступил. После этого все выпили по бокалу шампанского и вышли на улицу.
Думаю, что желание подирижировать оркестром по явилось под воздействием тогдашнего непростого настроения. Ну, во-первых, сама процедура вывода войск, когда все вокруг говорили, что делается это преждевременно, не способствовала приподнятому настроению, а его надо было держать. Во-вторых, детский оркестр, русская «Калинка» располагали к сентиментальности. И президент эту игру подхватил. Да, мы все нервничали, глядя на президента и утром, и в обед, и вечером, — боялись, что он сорвется.
Но мы видели и другой эпизод, когда после ратуши последовало посещение Ельциным и Колем памятника жертвам фашизма и возложение венков к Вечному огню. На большой площади собралось много народу, и на противоположной стороне расположилась группа немцев с плакатами: «Долой Коля!», «Позор Колю». Они и скандировали что-то в этом духе. После процедуры возложения венков Борис Николаевич присмотрелся к противоположной стороне, набычился и неожиданно для всех пошел прямо на эту группу немцев. Что он там делал, о чем говорил им, не знаю, но когда мы проезжали на автобусах мимо этой самой группы, никаких обидных транспарантов уже не было и немцы скандировали какие-то приветствия всему потоку сопровождающих Ельцина и Коля.
Заканчивая эту тему, напомню только одно: и свое поведение, и свое состояние президент должен соизмерять с ответственностью за такой могучий инструмент в его руках, как «черный чемоданчик».
Со временем романтический имидж третьего Ельцина поблек, поистрепался и к выборам 1996 года начал сходить на нет… Многие недели в больнице, затрудненное иногда владение речью, мысль, казалось, с трудом ворочающаяся в голове, — все это стало слишком напоминать на телеэкране незабвенного Леонида Ильича времен «расцвета застоя». Ельцин всегда-то выступал коряво, и с первых его публичных выступлений, когда он говорил без бумажки, я слушал его, внутренне съежившись от боязни какой-нибудь досадной оговорки или, хуже того, какого-нибудь невыполнимого обещания, а здесь все чаще стал ловить себя на мысли, что эти явления усугубляются. Он практически всегда стал прочитывать заранее подготовленный текст.
В обществе происходили тяжелые процессы. Война в Чечне — совершенно непонятные, бездарные действия военной верхушки. Провалы в экономике. Рост преступности. Бандитские разборки с банкирами и коммерсантами. Распоясавшееся поведение Коржакова, который стал вмешиваться и в дела правительства, и в дела банкиров, создал специальное подразделение для сбора компромата на руководящий состав страны и финансовой элиты, начал даже выступать от первого лица в государстве. Демократы отшатнулись от президента.
Тем неожиданнее оказалось — и для демократов, и для коммунистов, и для всей страны вообще — явление четвертого Ельцина, — как будто бы нового человека и нового политика. Новый человек — это необычайная витальность, динамизм, открытость, быстрота действия, сопровождаемые ощущением правоты и уверенности в себе и своих силах. С новой политикой дело обстоит сложнее. Ранее — в случаях прежних Ельциных — политические определения были вполне однозначными и полярными. Линия партии, последовательный коммунизм в одном случае, и столь же последовательный и бескомпромиссный антикоммунизм, ориентация на рыночную экономику и политическую свободу — в другом. Короче, осуществлялся переход от одного идеологического полюса к другому — к либерализму.
Теперь же однозначное идеологическое определение новой политики становится невозможным. Это уже не столько идеологически мотивируемая, сколько реальная политика, диктуемая требованиями жизни… В период предвыборной кампании многие документы, подписанные Ельциным, касаются не только сегодняшних больных вопросов и их решения, они затрагивают развитие страны и в следующем столетии.
