Андре Агасси - Откровенно. Автобиография
Я отправляюсь на Открытый чемпионат США 2002 года, не зная, какой результат смогу показать. Я преодолеваю начальные ступени и в четвертьфинале встречаюсь с белорусом Максимом Мирным по прозвищу «Зверь». «Зверь» — отнюдь не преувеличение. В нем сто девяносто пять сантиметров роста, к тому же он обладатель самой устрашающей подачи из тех, что мне приходилось видеть. Кажется, посланный им мяч, словно комета, оставляет за собой пылающий желтый хвост, когда взлетает над сеткой и затем обрушивается на соперника. Мне нечем ответить на эту подачу. Он выигрывает первый сет с прямо-таки нечеловеческой легкостью.
Тем не менее во втором Мирный допускает несколько ошибок — и тем самым дает мне импульс к победе. Теперь я лучше понимаю его первую подачу. До конца матча мы оба демонстрируем высококлассную игру, и, когда его последний удар справа уходит в аут, я не могу поверить своим глазам. Я в полуфинале.
За все мои старания мне достается встреча с Хьюиттом, посеянным под первым номером, победителем последнего Уимблдона. Ко всему прочему, он еще и бывший ученик Даррена. То, что Даррен несколько лет тренировал Хьюитта, добавляет нашей встрече энергии и напряжения. Даррен хочет, чтобы я обыграл Хьюитта, и я хочу его обыграть — ради Даррена. Но в первом же сете быстро отстаю, 0–3. У меня есть вся необходимая информация о Хьюитте — полученная от Даррена и вынесенная из наших предыдущих встреч, но мне все-таки нужно время, чтобы раскусить соперника. Когда это удается, ситуация меняется. Я бросаюсь вперед и выигрываю первый сет, 6–4. Вижу, как гаснет огонь в глазах Хьюитта. Выигрываю второй сет. На обмене ударами он выигрывает третий. В четвертом сете он неожиданно ошибается на первой подаче, и у меня получается обыграть его на второй. О, Господи! Я в финале.
Это значит, я встречаюсь с Питом. Как обычно. За всю карьеру мы сыграли с ним тридцать три матча, четыре из них — в финале турниров Большого шлема. Он ведет в счете 19–14, а в финалах Большого шлема — 3–1. Он утверждает, что именно в игре со мной демонстрирует лучшее, на что способен. Я же полагаю, что дело в другом: это я, встречаясь с Питом, показываю свою худшую игру. Вечером накануне финала невольно вспоминаю все случаи, когда я собирался победить его, но итогом было поражение. Его успехи в игре со мной начались именно здесь, в Нью-Йорке, двенадцать лет назад, когда он разгромил меня в двух сетах. Тогда я был фаворитом турнира. Как и сейчас.
Потягивая перед сном волшебную воду Джила, убеждаю себя: в этот раз все будет иначе. Пит не выигрывал турниры Большого шлема больше двух лет. Его карьера близка к закату. Я же лишь начинаю новый виток.
Забираюсь под одеяло и вспоминаю, как несколько лет назад в Палм-Спрингз мы с Брэдом сидели в итальянском ресторане Mama Gina's и в другом конце зала заметили Пита, обедавшего с друзьями. По пути к выходу он остановился у нашего столика поздороваться.
— Удачи завтра!
— Тебе тоже.
Затем мы увидели его через окно: он ждал, пока подъедет машина. Мы оба молча размышляли о том, как изменил нашу жизнь этот человек. Когда Пит уехал, я спросил у Джила: сколько Пит оставил официанту на чай?
— Пять баксов максимум, — хмыкнул Брэд.
— Ничего подобного, — возразил я. — Этот парень — миллионер. Только призовых он заработал около сорока миллионов. Не может быть, чтобы он не оставил хотя бы десятку.
— Спорим?
— Спорим.
Мы быстро доели и встали из-за стола.
— Послушайте! — обратился я к официанту. — Скажите, только честно: сколько чаевых оставил мистер Сампрас?
Официант потупился. Он явно раздумывал, не попал ли в какое-нибудь телешоу со скрытой камерой.
Мы объяснили парнишке: мы поспорили, так что нам просто необходима его полная и абсолютная откровенность. В конце концов он прошептал:
— Вы действительно хотите знать?
— Еще бы!
— Он оставил один доллар.
Брэд прижал руку к сердцу.
— Но это не все, — продолжил официант. — Он оставил доллар — и велел поделиться им с парнем, который подгонял его машину.
Да, Пит и я отличаемся во всем, насколько это возможно. И вот теперь, проваливаясь в сон перед нашим, быть может, последним финалом, я обещаю себе, что завтра мир увидит наши истинные различия.
МЫ НАЧИНАЕМ ПОЗДНО — спасибо футболистам из New York Jets[49] задержавшим своим матчем телетрансляцию. Это мне на руку. Я в лучшей форме, и мне выгодно, если игра затянется заполночь. Но быстро проигрываю два сета. Пит бьет меня, как ребенка, не могу поверить, что это происходит.
И тут я замечаю, что он измочален. И стар. Я выигрываю третий сет с явным преимуществом, и весь стадион видит, как чаша весов начинает склоняться в мою сторону. Трибуны сходят с ума. Им неважно, кто выиграет, — они хотят видеть пять сетов борьбы Агасси с Сампрасом. В ходе четвертого сета я понимаю, как часто у меня это бывает в играх с Питом: если сумею дотянуть игру до пятого сета, победа будет за мной. Я свежее. Я играю лучше. Мы — самые возрастные игроки из всех, игравших в финале Открытого чемпионата США за последние тридцать лет, но я ощущаю себя одним из тех мальчишек, которые все чаще становятся сенсациями на турнирах. Я чувствую себя частью нового поколения.
При счете 3–4 Пит подает, у меня два брейк-пойнта. Выиграв этот гейм, я смогу выиграть сет одной подачей. Это — центральный гейм нашего матча. Пит собирается, отыгрывает первый брейк-пойнт. На втором я мощно бью ему в ноги. Я уверен, что мяч упал за ним и уже праздную победу, но Пит ухитряется повернуться, парировать мяч ударом с полулета, аккуратно падающим на мою сторону сетки. Поровну.
Я начинаю нервничать. Пит отыгрывает гейм и подачу.
И вот уже Сампрас подает решающий мяч. В такие моменты он хладнокровен, как профессиональный киллер. Все происходит очень быстро.
Удар навылет. Еще один. Удар с лета с левой руки, который невозможно достать.
Аплодисменты. Рукопожатие у сетки.
Пит дружески улыбается и хлопает меня по спине. Но это выражение я уже видел на его лице и точно знаю, что оно означает.
Вот тебе бакс, парень. Подгони мою машину.
27
МЕДЛЕННО ОТКРЫВАЮ ГЛАЗА. Я лежу на полу рядом с кроватью. Сажусь, хочу пожелать Штефани доброго утра, но тут вспоминаю, что она сейчас в Вегасе, а я — в Санкт-Петербурге.
Нет, Санкт-Петербург был на прошлой неделе. Я в Париже.
Нет, Париж был после Санкт-Петербурга.
Я в Шанхае. Да, точно, сегодня я в Китае.
Подхожу к окну, отдергиваю шторы. Линию горизонта как будто нарисовал художник-наркоман. Это похоже на Лас-Вегас, каким он мог предстать в фантастическом романе. Каждое здание выстроено в собственном невероятном стиле и ярко отпечатано на фоне ярко-синего неба. Строго говоря, неважно, где я нахожусь, потому что какая-то часть меня остается в тех местах, где я играл — в России, во Франции, в дюжине других. Но главная часть меня, как всегда, дома — со Штефани и Джаденом.
