Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
Въ первый же годъ моего головкинскаго управленія, я приступилъ къ проведенію телефонной линіи до почтово-телеграфной станціи при с. Старой Майнѣ — всего около девяти верстъ. Простой подсчетъ мне подсказывалъ выгодность этого мѣропріятія, не говоря уже о тѣхъ удобствахъ, которыя давали мнѣ возможность непосредственно сноситься съ Майнскимъ населеннымъ пунктомъ, гдѣ бывалъ обширный хлѣбный базаръ, были склады всевозможныхъ сельскохозяйственныхъ матеріаловъ, имѣлась врачебная помощь и пр. За доставку телеграммы изъ Майны съ нарочнымъ въ Головкино, мы платили 75 коп., не считая „чаевыхъ”. Завѣдуя богатыми и отвѣтствеными дѣлами, порученными мнѣ моимъ тестемъ, и проживая вмѣстѣ съ тѣмъ вдали отъ всѣхъ руководимыхъ мною центровъ Ушковскаго управленія, я былъ заинтересованъ въ возможно скорѣйшемъ упорядоченіи не столько почтовыхъ, сколько именно телеграфныхъ сношеній съ моими сотрудниками и довѣрителями.
Приглашенный мною спеціалистъ-техникъ оказался дѣльнымъ работникомъ, быстро установившимъ на протяженіи девяти верстъ связь между Головкинымъ и Майной. Было получено разрѣшеніе тоже со стороны собственниковъ всѣхъ земель, черезъ которыя пришлось проводить линію и вкапывать столбы, заготовленные изъ своего же лугового отличнаго прямоствольнаго дуба. Въ какой-нибудь мѣсяцъ все было закончено, и я смогъ непосредственно посылать и получать депеши во всѣ страны міра.
Съ моей легкой руки, телефонное сообщеніе стало устанавливаться во многихъ мѣстахъ. Вскорѣ же я смогъ соединяться въ самой Майнѣ съ больницей, аптекой, сосѣдомъ — моимъ большимъ другомъ — М. М. Лентовскимъ и др. Я провелъ изъ конторской центральной станціи линію къ себѣ въ домъ, въ свой небольшой рабочій кабинетъ, и въ нововыстроенное мной помѣщеніе для управляющаго. Затѣмъ была добавлена линія на новую мою вальцовую мельницу (съ 1912 года), а съ этой мельницы было проведено по всей нашей обширной усадьбѣ электрическое освѣщеніе.
Выселивъ рабочихъ изъ бокового флигеля, примыкавшаго къ господскому дому, я ихъ размѣстилъ вдали отъ себя, ближе къ рабочему конному двору, въ просторномъ флигелѣ-особнякѣ, постройки еще крѣпостныхъ временъ. Я выстроилъ въ центрѣ всѣхъ хозяйственныхъ построекъ помѣстительный каменный домъ и въ немъ отвелъ комфортабельную квартиру для управляющаго.
Съ годами, около упомянутаго новаго флигеля, образовался цѣлый хуторъ-поселокъ, заключавшій въ себѣ рядъ кирпичныхъ построекъ, исключительно хозяйственно-служебнаго характера. Въ числѣ таковыхъ имѣлось обширное помѣщеніе для конскаго завода съ манежемъ, отдѣленіями для матокъ и жеребятъ, а также всевозможные цейхгаузы, мастерскія: кузнечно-слесарныя, столярно-плотничныя и обширные навѣсы для храненія всяческаго инвентаря. Наконецъ, невдалекѣ отъ упомянутаго хутора, за садовой оградой, въ самомъ центрѣ нашей обширной разросшейся усадьбы, я вырылъ „Абиссинскій” колодезь съ водокачкой и обширнымъ бассейномъ, откуда была проведена во всѣ необходимыя по мѣщенія вода, оказавшаяся сильно желѣзистой и по вкусовымъ качествамъ превосходной
По другую сторону нашей господской усадьбы, рядомъ съ церковью, я выстроилъ превосходныя, каменныя — выѣздную, разгонную и запасную конюшни, съ помѣстительнымъ каретникомъ, обращеннымъ къ улицѣ. На этомъ дворѣ, всегда содержавшемся въ большомъ порядкѣ, производилась выводка нашей рысистой молодежи, въ нѣсколько лѣтъ завоевавшей себѣ имя не только на провинціальныхъ, но и столичныхъ ипподромахъ. Основаніемъ нашего завода послужила тройка сѣрыхъ матокъ, приведенныхъ съ собой Анютой изъ Осташевскаго завода. Всѣ онѣ были высокихъ орловскихъ кровей, отъ „Молодца” Тулиновскаго завода. Въ то же время были намъ подарены изъ Осташевскаго же завода два жеребца — старый „Любезный” и молодой — „Лимонъ” (родной братъ „Летуна”). Послѣ этого пріобрѣтена была отъ Григорія Ушкова еще тройка караковыхъ матокъ, рѣдко энергичныхъ и статьистыхъ — дочерей „Касатика” завода герц. Лейхтенбергскаго. Съ этихъ всѣхъ лошадей и началось дѣло разведенія нами собственнаго рысистаго завода, параллельно съ основаніемъ коневодства, которое велось путемъ скрещиванія рысистыхъ кровей съ наиболѣе подходящими типами тяжеловозовъ (главнымъ образомъ — першероновъ).
Съ перваго же года нашего пріѣзда въ Головкино, мы съ женой рѣшили ознаменовать наше „новоселье” путемъ посадки молодого сада. Я прихватилъ около двухъ десятинъ земли подъ наше новое дѣтище, а на грани прежняго парка и нашего молодого сада мы посадили кустъ бѣлой махровой сирени, который былъ намъ поднесенъ въ день нашего бракосочетанія въ Петербургѣ среди прочей массы свадебныхъ цвѣтовъ. Милая моя мама умудрилась благополучно довезти его до самаго Головкина. Прошли года. Новый садъ дружно разросся вокругъ своей огромной матки — могучей пятнадцатисаженной красавицы пихты. Пустилъ корни и нашъ „свадебный” кустъ, красовавшійся невдалекѣ отъ обширной, устроенной въ новомъ саду, теннисной площадки.
Спустя 18 лѣтъ послѣ посадки, „наша” „брачная сирень”, превратившаяся въ высокій, широко и ровно разросшійся красивый кустъ, оказалась, по волѣ Провидѣнія, тѣмъ мѣстомъ, около котораго свершилось знаменательное событіе того же „брачнаго” порядка, но касавшееся уже послѣдующаго поколѣнія: весной 1915 года около этого куста опустились на колѣни передъ родителями два молодыхъ красивыхъ существа — наша цвѣтущая, румяная, старшая дочь Марія, а рядомъ съ ней стройный молодой Поливановъ... Они просили нашего благословенія на будущую ихъ совмѣстную супружескую жизнь... Кустъ продолжалъ и послѣ цвѣсти, зацвѣла и жизнь молодой повѣнчанной пары — но, увы — не надолго... Счастье ихъ оборвалось внезапно, стихійно. Надо думать, что и кустъ, нами посаженный, давно сломанъ и затоптанъ новыми непрошенными хозяевами Россіи...
Будучи занятъ разведеніемъ новаго сада, я дѣлалъ все возможное и для поддержанія стараго нашего парка, представлявшаго собою особую цѣнность, благодаря разнообразію хвойныхъ породъ. Виднѣлись огромныя вѣковыя сосны, съ широко раскинутыми вѣтвями. Словно зеленый обелискъ возвышалась надъ всѣми, единственная въ своемъ родѣ по стройности и красотѣ, темнозеленая пихта съ ея многочисленнымъ потомствомъ, самосѣвно распространившимся по всему саду. Въ особенности памятна мнѣ чудная прямая аллея старыхъ дуплистыхъ липъ, о которыхъ преданіе передавало, что сажены онѣ были будто бы самой Императрицей, Великой Екатериной, при посѣщеніи ею Казани, когда она побывала и въ Головкинскомъ Приволжьи.
Обстраивая свой усадебный поселокъ, я завелъ собственные кирпичные заводы. И глины и топлива было въ изобиліи. Кирпичъ выпускался превосходнаго качества и въ большомъ количествѣ. Хватало его не только на всѣ мои постройки, но я отпускалъ его на чрезвычайно льготныхъ условіяхъ и крестьянамъ с. Головкина , особенно обитавшимъ въ моемъ т. н. „Яицкомъ концѣ”, который за десять лѣтъ почти весь успѣлъ застроиться каменными домами.
