Кристиана Жиль - Никколо Макиавелли
Такого удара по престижу Совета десяти нельзя было допустить, и Синьория берет дело в свои руки. На тайном заседании было принято решение арестовать Паоло Вителли. Макиавелли присутствовал на этом совете, вел его протокол и должен был передать распоряжения исполнителям. Но Вителли не так-то просто захватить. Следовало принять во внимание и его верных соратников, и брата, его alter ego, который «пойдет на все, чтобы освободить Паоло».
Может быть, именно Макиавелли предложил заманить Паоло в ловушку. Устроив так, чтобы тот приехал в Кашину, что в тринадцати километрах от Пизы, якобы для обсуждения положения в войсках и реорганизации армии; комиссары, посланные Синьорией на эту встречу, арестовали Вителли. Но эта «макиавеллиевская» стратагема могла быть задумана и осуществлена и без его участия, поскольку вполне соответствовала нравам эпохи, чему можно привести множество примеров. Мы знаем только, что в дальнейшем Никколо горячо отстаивал подобные способы действия. При этом он вовсе не желал прославить трусость и коварство, но, не сомневаясь в вероломстве Вителли, считал необходимым сражаться с ним его же оружием. «Государственная необходимость», «оправданное» вероломство уже давно были частью политической морали властителей полуострова.
Допросы с пристрастием между тем не выявили ничего, что свидетельствовало бы о предполагаемом сговоре между Паоло Вителли и врагами Флоренции, что, впрочем, вовсе не являлось доказательством невиновности кондотьера. Как и все ему подобные, Вителли купался в разных водах и сохранил на всех берегах не только связи, но и друзей. В его оправдание можно сказать только то, что профессиональный солдат всегда больше озабочен ходом военной операции, чем политикой. Возможно, Вителли посчитал штурм Пизы преждевременным по тактическим соображениям или за неимением необходимых на то сил и средств. А что Синьория спешила восстановить престиж Флоренции именно тогда, когда Людовик XII вторгся в Ломбардию, заботило его в последнюю очередь.
Как бы там ни было, 1 октября 1499 года народу предъявили освещенное факелом копье и голову Паоло Вителли на нем. Флорентийский народ счел себя отмщенным: дело Вителли было улажено. Проблема же Пизы осталась.
В то время, как во дворце Синьории сожалели о том, что брат Вителли и все его сообщники ускользнули от флорентийского правосудия, История продолжала свой ход в Ломбардии и Романье: Людовик XII поставил французского наместника в Милан, откуда Лодовико Моро в сентябре бежал в Австрию под защиту своего родственника императора Максимилиана. Тогда же Чезаре Борджа — герцог Валентино, ставший главным оружием папства, готовился, как говорили, напасть на Имолу и Форли под тем предлогом, что Катарина Сфорца в течение трех лет якобы не вносила в папскую казну положенный оброк.
В середине ноября Никколо дает знать одному из комиссаров в войсках, ожидающих под Кашиной помощи Франции для возобновления военных действий против Пизы, что «сотня французских копейщиков и четыре тысячи швейцарцев, оплаченных папой, выступили против Мадонны, поскольку папа намеревается отдать Валентино означенное государство, а также Римини, Фаэнцу, Пезаро, Чезену и Урбино». Восхищение ею выплеснулось в следующих строках: «Все уверены в том, что Мадонна будет защищаться… и даже если вероломство народа не позволит ей оборонять города, она будет защищать крепости; говорят, по крайней мере, что она готова пойти на это, и какой угодно ценой». «Чертовски замечательная женщина!» — не преминул заметить Макиавелли своим сослуживцам по Канцелярии. Как все и думали, Катарина сопротивлялась до последних сил, но тщетно. Конечно, она предпочла бы умереть с оружием в руках, однако, преданная своим тогдашним любовником, стала пленницей Чезаре Борджа. Бастион, защищавший Флоренцию в Романье, пал вместе с ней.
* * *На заре XVI века в какой-то момент показалось, что события повернули вспять: Лодовико Моро объявился в Ломбардии во главе большого войска, состоявшего из швейцарцев и германцев, и с триумфом дошел до Милана, приветствуемый всеми княжествами Севера Италии.
Однако французы не считали себя побежденными. Швейцарцам и германцам Лодовико Моро новый полководец Людовика XII Ла Тремуль противопоставил под Новарой своих швейцарцев и германцев. Но поскольку ни те ни другие не были удовлетворены суммой получаемого вознаграждения, то, волею случая оказавшиеся врагами, побратались и сложили оружие. Преданный своими наемниками Лодовико Моро был по приказу короля Франции схвачен и посажен в железную клетку, а затем доставлен в зловещую темницу замка Лош, где и провел остаток своих дней.
Эти события укрепили Никколо во мнении, сформировавшемся уже после дела Вителли, что на наемников нельзя положиться. Спустя несколько месяцев эта проблема встала опять — на сей раз под стенами Пизы, которую флорентийцы осадили снова, с помощью предоставленных королем Франции швейцарцев и гасконцев под командованием Бомона, французского военачальника, выбранного самими флорентийцами. Вот-вот начнется бунт, констатирует Никколо, сопровождавший в качестве секретаря двух высокопоставленных дознавателей, посланных Синьорией, которую приводили в бешенство доклады ее комиссаров. Ведь Флоренция вынуждена была взять на себя оплату наемников и обеспечение армии провиантом, однако в войсках не было ни хлеба, ни вина, ни денег.
Никколо бьет тревогу: «Послезавтра срок уплаты швейцарцам. Ради Бога, скорее примите меры!..» И добавляет: «Победа прямо зависит от снабжения; в противном случае мы не только потеряем Пизу, но сами окажемся в опасности». Невозможно выразиться более резко и более определенно!
Курьер во весь опор проскакал расстояние между Пизой и Флоренцией, но та не спешила с ответом. Каждый прошедший день, каждый прошедший час усугубляли положение в «ужасном лагере французов».
8 июля 1500 года ситуация резко обострилась: отряд швейцарцев ворвался в палатку Луки дельи Альбицци, одного из комиссаров (второй, сказавшись больным, уехал во Флоренцию), требуя денег, причем немедленно. Альбицци пытается вступить в переговоры, но безрезультатно. Наемники дают Синьории два дня на то, чтобы уплатить долг, а по истечении этого срока угрожают «взять свою плату кровью» комиссара. Пока же он стал их заложником. Бомон заявил, что «ему очень жаль, но сделать он ничего не может». Капитан швейцарцев тоже «не может ни на что решиться», — пишет Макиавелли во Флоренцию от имени Альбицци, прежде чем отправиться туда и лично заняться освобождением комиссара. С дороги он обращается к Синьории уже от своего имени: «Пусть она примет меры, дабы один из ее граждан вместе с большим числом своих приближенных, которые тоже граждане Флоренции, не был убит… Главный комиссар Кашины встревожен не менее: он умоляет Синьорию доставить ему продовольствие — и „скорее, скорее; без этого я не могу отвечать за действия населения“».
