Фредерик Массон - Наполеон и женщины
Какъ только y Бонапарта раскрываются глаза, какъ только иллюзія его разсеевается, онъ начинаетъ подумывать о разводе. Онъ считаетъ разорванвой связь, соединявшую его съ женой. Если бы онъ продолжалъ ничего не знать, то несомненно, онъ остался бы веренъ ей въ Египте, какъ былъ веренъ въ Италіи, но теперь, зачемъ сдерживать себя? Изъ-за чего, – среди глубокаго унынія, овладевшаго арміей въ Египте, – отказывать себе въ развлеченіяхъ, которыя несколько месяцевъ тому назадъ возмутили бы его совесть, какъ измена верной супруге, которыя теперь, на его взглядъ, – лишь естественная слабость двадцати девятилетняго мужчины.
Ему приходитъ фантазія познакомиться съ азіатскими женщинами, какъ делали многіе офицеры. Ему приводятъ полдюжины ихъ, но манеры, жирное тело ихъ отталкиваютъ его. Онъ не прикасается къ нимъ и тотчасъ же отсылаетъ ихъ обратно. Съ этого времени нетъ ему равнаго по брезгливости, по чувствительности ко всякимъ запахамъ, по необычайной чуткости и впечатлительности.
Онъ встречаетъ нечто более интересное въ Tivoli égyptien Это – садъ, по образцу парижскаго Tivoli; устроилъ его одинъ эмигрантъ, ізъ бывшихъ телохранителей, некогда товарищъ Бонапарта по бріеннской школе, получившій разрешеніе следовать за арміей. Какъ и въ Париже, здесь имеются клубъ, всякаго рода игры, деревянныя лошадки, разнаго рода качели, затемъ жонглеры, змеезаклинатели, певицы и танцовщицы; публика есть мороженое, слушая военную музыку. Все это было бы прелестно, будь здесь женскій персоналъ парижскихъ садовъ любви; но европейскихъ женщинъ – мало или нетъ вовсе, и армія скучаетъ, a многіе офицеры, отчаявшись, женятся законнымъ бракомъ на египтянкахъ.
Все европеянки, которыхъ можно видеть въ Тиволи, прибыли вместе съ арміей. Но передь отъездомъ былъ отданъ строжайшій приказъ оставить всехъ офидерскихъ женъ при полковыхъ складахъ; и только те, следовательно, прибыли въ Каиръ, которыя хитростью, въ мужскомъ платье, обошли приказъ, ускользнули отъ дозоровъ и переехали, спрятавшись где-нибудь въ трюме.
Это – женщины отважныя, съ душею воина, привыкшія къ приключеніямъ и способныя, какъ жена генерала Вердье, стрелять изъ ружья. Между ними самая хорошенькая – молоденькая женщина съ белокурыми волосами, съ ослепительно-белой кожей, съ чудными зубами, и въ обычное время очень привлекательная, а здесь – обожаемая.
Имя ея – Маргарита-Полина Белиль; ученица одной модистки въ Каркасоне, она женила на себе племянника своей хозяйки, хорошенькаго лейтенанта 22 полка конныхъ егерей, по имени Фуресъ. Въ самый разгаръ медоваго месяца – приказъ отправляться въ Египетъ. Молодая жена переоделась въ форму коннаго егеря и пробралась на судно, на которомъ былъ и ея мужъ. Въ Каире она опять облеклась въ женское платье, «не водится съ другими офицерами; на эту пару указываютъ, какъ на образецъ, достойный подражанія». На праздніке 20 фримера VII г (1 декабря) на Эсебеки, – где после смотра Конте пускаетъ воздушный шаръ, который, какъ онъ надеялся, долженъ былъ невероятно изумить каирцевъ, но даже не заставилъ ихъ повернуть головы, – два молоденькихъ лейтенанта главнокомандующаго, Мерленъ и Евгеній Богарне, показываютъ другъ другу г-жу Фуресъ; они восхищаются ею такъ шумно, что Бонапартъ смотритъ на нее въ свою очередь и наводитъ справки о ней.
Въ тотъ же вечеръ онъ снова встречаетъ ее въ Tivoli égyptien, бросаетъ на нее выразительные взгляды, подходитъ къ ней, говоритъ любезности, долго стоитъ около нея. Потомъ услужливые люди, въ которыхъ неть недостатка, вмешиваются въ дело.
Разсчетъ или добродетель, – но дамочка не сдается сразу. Для этого нужны уверенія, объясненія, шсьма, богатые подарки. Наконецъ, дело налаживается. 17 декабря Фуресъ получаетъ приказъ сесть – на этотъ разъ въ одиночестве – на шебеку Охотникъ, капитана Лорана, съ порученіемъ достичь береговъ Италіи и отвезти депеши Директоріи; въ Париже онъ долженъ повидать Люсьена и Жозефа Бонапартовъ и въ скорости-же вернуться въ Дамьеттъ. Онъ вернулся скорее, чемъ думали.
Тотчасъ же после отъезда Фуреса Бонапартъ пригласилъ дамочку, a также и многихъ другихъ французскихъ дамъ, обедать. Она – рядомъ съ нимъ и онъ очень любезно потчуетъ ее. Но вдругь, симулируя неловкое движеніе, онъ опрокидываетъ графинъ съ ледяной водой и увлекаетъ ее въ свои аппартаменты подъ темь предлогомъ, что ей необходимо привести въ порядокъ туалетъ. «Апаралсы были, – разсказываютъ, – приблизительно соблюдены». – Именно, приблизительно. Только отсутствіе генерала и г-жи Фуресъ длилось слишкомъ долго, чтобы приглашенные, оставшіеся за столомъ, могли сомневаться насчетъ действительнаго характера происшествія.
Сомненія стали еще менее возыожнн, когда увидели, что спешно меблируется домъ по соседству съ дворцомъ Эльфи-Бей, въ которомъ жилъ генералъ; г-жа Фуресъ только что успела поселиться въ немъ, какъ возвращается Фуресъ.
Охотникъ поднялъ паруса 28 декабря и на другой же денъ былъ захваченъ англійскимъ судномъ Левъ; y англичанъ, прекрасно осведомленныхъ о томъ, что происходило во французской арміи, хватило ехидства отпустить Фуреса, взявь съ него слово, что онъ не будетъ служить во враждебной арміи, пока длится война.
Фуресъ, котораго Мармонъ тщетно старался удержать въ Александріи, пріехалъ въ Каиръ совершенно взбешенный и заставилъ свою супругу жестоко поплатиться за все волъности, которыя она себе позволила. «Чтобы избавиться отъ его вспышекъ», г-жа Фуресъ потребовала развода, который и былъ объявленъ въ присутствіи военнаго комиссара при арміи. По возвращеніи изъ экспедиціи въ Сирію, мужъ былъ снова уполномоченъ отправиться во Францію, и морскому комиссару былъ посланъ спешный приказъ облегчить ему путешествіе.
После своего развода г-жа Фуресъ, – которая снова приняла свою прежнюю фамилію Белиль, a въ арміи, какъ прежде въ Каркассоне, была известна только подъ красивымъ именемъ Белилотъ, – держала себя совершенно открыто какъ фаворитка. Она роскошно одевалась, обставила себя съ невероятной пышностью, угощала y себя обедами генераловъ, съ придворными почестями принимала армейскихъ франпуженокъ, на прогулкахъ или каталась съ Бонапартомъ въ карете, y портьеры которой скакалъ дежурный адъютантъ – Евгеній Богарне, наравне съ другими – или гарцовала въ генеральской форме, въ треуголке, на арабской лошади, обученной для нея. «Вотъ наша генеральша», – говорили солдаты. Остряки называли ее Кліупатрой.
На шее, на длинной цепочке, она носила миніатюрный портретъ своего любовника. Это была открытая связь, никого, впрочемъ, не удивлявшая. При каждомъ генеральномъ штабе республиканскихъ армій можно было встретить, после 92 года, молодыхъ женщинъ въ мужскомъ платье, служащихъ иногда адъютантами, – напримеръ, девица де Фернигъ, – a чаще несущихъ иную службу – каковы Иллирина де Моранси, Ида Сенть-Эльмъ и многія другія.
