Михаил Лямин - Четыре года в шинелях
И вдруг нервный голос связиста с НП дивизии:
- "Заря", "Заря", я "Запад". Приготовиться.
И так несколько раз, одним тоном, с одним напряжением, от чего по телу пробегают мурашки.
Майор Малков посмотрел на часы, рубанул воздух решительным взмахом руки.
- Даешь Сычевку! - тотчас же подхватил его жест полковой телефонист.
Так началось наше первое наступление на войне. Офицеры штаба выбежали из подвала разрушенного дома. Брезжил рассвет. Мороз глушил дыхание. Небо полосовали яркие стрелы сигнальных ракет.
И тут разом заговорили десятки, сотни, тысячи выстрелов: басовитых, рычащих, поющих. Вступили в работу пушки, минометы, "катюши".
Это столпотворение продолжалось пятнадцать минут. В деревнях, занятых противником, вспыхнули пожары. Тотчас же взвилось в морозный воздух могучее, на едином дыхании "ура-а-а!". С той и другой стороны зататакали пулеметы.
- Ну, с богом, - очень спокойно сказал майор Малков и, обращаясь к начальнику штаба, продолжил: - Я пошел докладывать комдиву. Понаблюдай.
Командир полка спустился в подвал. Суетился, нетерпеливо приплясывая, комсорг полка Георгий Попов. Он то и дело спрашивал начальника штаба:
- Мне, наверное, пора, товарищ начальник. Там парторг, и мне туда надо.
- Жди приказания командира.
- Там ребята...
- Смотри!
С этим словом, произнесенным резко и больно, начальник штаба передал комсоргу полевой бинокль. Тот взял его торопливо и впился в окуляры.
- Бегут! - через секунду крикнул Попов, маленький белобрысый паренек. Наши бегут. Сволочи! Трусы!
Из подвала выскочил бледный командир полка. Ни к кому не обращаясь, громко сообщил:
- Убит комбат один, ранен комбат два. Начальник штаба - к телефону.
Майор вырвал из рук комсорга бинокль, поводил им по переднему краю, поиграл вздувшимися желваками и сразу, сменив тон, очень тихо сказал:
- Ну что ж, Георгий, пора и нам. Ты беги в Пызино, я пойду к железнодорожной станции. Деревню обратно не отдавать. Ты понял меня, Георгий?
- Понял, товарищ майор, - по-уставному ответил комсорг. - Разрешите выполнять.
- Беги, Георгий, беги!
Они скрылись быстро один за другим. Отошли от разрушенного дома и будто растаяли.
А на переднем крае земля смешалась с небом. В воздухе кружились десятки немецких самолетов, сбрасывая на расположение наших частей черные свистящие болванки смерти. Из-за околиц деревень выползали неуклюжие танки. Захлебывались пулеметы. Будто вся огневая мощь фашистской Германии оказалась стянутой под Сычевку.
Комсорг вспомнил слова майора о комбатах. Неужели это правда? Не прошло и часа с начала наступления, а мы уже потеряли таких людей. Где же и в чем
ошиблись?
Было жарко и на позициях соседнего 1190 полка. Здесь душой наступающих стали бойцы минометной роты и их политрук, бывший инструктор Удмуртского обкома комсомола, горячий парень с девичьей красотой, Николай Корепанов. На огневую позицию роты, расположенную почти на открытом поле, не раз и не два пикировали черные "мессеры". Минометам то и дело приходилось переносить огонь. Пехота была прижата к снегу сразу же после броска. Плотная стена пулеметного огня не давала ей поднять голову. А с НП полка и дивизии шли команды одна настойчивее другой:
- Вперед! Почему не слышно минометчиков?!
Нет, их было слышно, наших минометчиков. Была выпущена вся положенная норма мин и прихвачен неприкосновенный запас. Так же били из глубины и артиллеристы, хотя расстояние от передовой было всего четыреста метров.
А немцы и не думали отступать. Они поливали наших огнем с земли и с воздуха. И пустили танки.
Положение создалось архикритическое. Отдельные стрелковые цепи начали пятиться. А с НП полка и дивизии свое:
- Ни шагу назад! Где минометчики?!
Они были тут, рядом, на глазах противника. Это знали и на наблюдательном пункте. И тогда политрук Корепанов услышал другой, спокойный голос комиссара полка Каратюка.
- Коля, Николашенька, спасай батальон. Покажи пример, как бывало в комсомоле.
Эти простые, от души сказанные слова родили в молодом политруке необыкновенные силы. Он приказал половине минометчиков присоединиться к стрелкам и поднять их в атаку, а сам стал разить нахального врага навесным огнем.
Он знал, что такой огонь может поразить и своих, но другого выхода у него не было - немцы находились рядом. Наши и вражеские солдаты слышали звонкий голос политрука:
- Смерть немецким оккупантам!
Его ранили, но, на счастье, легко. Обливаясь кровью, не перевязывая ран, без шапки, на сорокаградусном морозе, давно скинув новенький полушубок и оставшись в изодранной гимнастерке, он продолжал руководить боем.
- Ребята! Не отступать. Гранаты к бою!
Его ранило второй раз, теперь тяжело. Политрук свалился без сознания.
Минометчики находились на глазах пехотинцев. Они увидели, как упал и не поднялся смелый политрук, и рванулись вперед. Это их увлек другой коммунист, комиссар батальона Андрей Веретенников.
Андрей хорошо знал Николая. Бывало, они часто незлобиво спорили между собой. И вот настал час, пришла минута разрешить все споры презрением к смерти. И Андрей, этот строгий и серьезный журналист, которому все предсказывали прекрасное литературное будущее, поднялся тогда во весь рост и крикнул всего лишь два слова:
- Земляки, вперед!
Крикнул, дал очередь из автомата, пробежал десяток шагов, и его тяжело ранило.
...Батальон потеснил немцев. Это стало известно соседнему полку. Он усилил свои удары по врагу. Немцы оставили окраину Пызина, куда побежал комсорг Георгий Попов. Он уже был рядом с деревней, когда его окликнул очутившийся здесь парторг полка.
- Георгий, остановись!
Комсорг оглянулся, увидел белое, как снег, лицо парторга и тут же услышал его глухой голос:
- Убит майор Малков. Немцы будут контратаковать Пызино. Бери взвод и аллюром в деревню.
- Я туда и бегу, - прошептал комсорг, пораженный вестью о смерти майора.
- Беги, - уже тверже приказал парторг. - На тебя надежда, Гера!
Предчувствие парторга оказалось правильным. Не прошло и двадцати минут, как немцы двинули на Пызино танки. Но там уже был со взводом Георгий Попов.
Три часа отбивался стрелковый взвод от контратакующих гитлеровцев. Уже горело не менее пяти танков, валялись десятки трупов противника. А враг шел напролом.
Но взвод комсорга Попова продолжал жить. Израненный, обгорелый, изодранный, он продолжал драться. На него перекинулось внимание и наших и вражеских солдат.
О взводе Попова узнали комдив и военком. По проводам в полки полетели слова:
- Равняться на Пызино. Стоять насмерть.
Это поддерживало солдат сильнее пушек и минометов. Дивизия стояла, мужественно переживая потери.
