Бернард Барух - От биржевого игрока с Уолл-стрит до влиятельного политического деятеля. Биография крупного американского финансиста, серого кардинала Белого дома
Дуэль была назначена на 5 июля 1880 г. на мосту Дю-Бозе в графстве Дарлингтон. В надежде предотвратить поединок отец, не поставив в известность полковника Шеннона, сообщил о времени и месте его проведения шерифу. Шериф пообещал явиться туда своевременно и предупредить кровопролитие.
Первым на назначенное место прибыл полковник Шеннон, которого сопровождал его врач доктор Бернетт, вторым – мой отец в сопровождении нескольких друзей. Через несколько минут подъехал полковник Кэш. О шерифе не было ни слуху ни духу.
Секунданты сделали отметки на земле, жребием решили, кому какая достанется позиция и кто будет подавать сигнал. Шериф всё не приезжал.
Наконец участники заняли свои места. По команде Шеннон быстро выстрелил. Пуля взрыхлила землю перед полковником Кэшем, который тщательно прицелился и тоже выстрелил. Шеннон упал. Когда к нему подошли, ему уже ничем нельзя было помочь.
Через несколько минут галопом подскакал шериф.
Это была одна из последних в Соединенных Штатах дуэлей со смертельным исходом. Она вызвала очень серьёзные последствия, так как в Камдене не было более уважаемого гражданина, чем Уильям Шеннон. Я помню группу мрачных мужчин, вооружённых ружьями и револьверами, которые верхом направлялись к нашему дому для встречи с моим отцом. Среди них я узнал молодого человека, который был помолвлен с дочерью полковника Шеннона.
Отец пригласил их к себе в кабинет. Потом неожиданно молодые люди быстро вышли, сели на лошадей и поскакали прочь. Отец сумел убедить их не заниматься самосудом и не убивать полковника Кэша. Местью за полковника Шеннона послужило общественное мнение, которое осудило полковника Кэша. Кэш, который до этого считался видным членом общества, был подвергнут остракизму, и его постигла судьба Аарона Бёрра[9].
Эта трагедия вызвала изменения и в законодательстве. Отныне поединки в Северной Каролине были запрещены, и любой, кто осмелился бы принять в них участие, автоматически исключался из общественной жизни. В 1951 г. при инаугурации губернатора Джеймса Бернса я с удивлением услышал, как он во время принесения присяги торжественно поклялся, что никогда не участвовал в дуэлях.
Мать уже долго уговаривала отца уехать на Север, где было больше возможностей. Но отец колебался до того поединка между Кэшем и Шенноном, который он пытался предотвратить и который стал для него настоящим шоком.
Зимой 1880 г. отец продал свою практику, а также дом с нашей маленькой «фермой». Вместе с уже имевшимися сбережениями его финансовые накопления составили на тот момент 18 тысяч долларов. Эту сумму отец сумел накопить за шестнадцать лет работы врачом.
Сначала в Нью-Йорк отправился отец. Потом за ним последовала моя мать и четверо её сыновей. Первый этап путешествия, до Уиннсборо, мы проделали на нашей старой повозке. А там мы пересели на поезд, отправлявшийся на Север. В продуктовой корзинке, захваченной нами на поезд, находилась еда, приготовленная бабушкой Вулф. Когда корзинка опустела, мы, чтобы поесть, выходили из поезда во время остановок, которые он регулярно делал в пути. Лучше всего нам удалось пообедать в Ричмонде, и до сих пор я вспоминаю тот вкусный обед. Уже начало смеркаться, когда мы приехали в Нью-Джерси на противоположном от Нью-Йорка берегу реки Гудзон, где сели на паром, чтобы переправиться через реку.
Глава 4
Большой город
Нам, четырём мальчишкам, Нью-Йорк показался странным миром. Сначала он пугал меня своей суматохой и столпотворением. Ведь в то время мне шёл всего одиннадцатый год, и я всё ещё был очень робким мальчиком. К тому же один случай, произошедший, когда мы ещё жили в Камдене, оставил у меня впечатление, что Нью-Йорк является не слишком дружелюбным местом.
К нам в Камден приехала в гости одна леди, наша дальняя родственница из Нью-Йорка. Нас, мальчишек, заставили отскоблить свои лица и явиться засвидетельствовать даме своё почтение. Все мы гадали, как же выглядит леди из Нью-Йорка.
До сих пор помню, как гостья пристально уставилась на нас через лорнет. Было лето, и все мы ходили босиком. Нью-йоркская дама посмотрела на наши ноги, а потом бросила нам десятицентовую монету, заметив: «Купите себе какую-нибудь обувь». Так она попыталась пошутить, но мы тогда не заметили юмора. Со всех ног мы бросились домой.
В Камдене мы обувались только тогда, когда того требовала погода, или во время еврейской субботы[10]. А в Нью-Йорке нам, разумеется, приходилось носить обувь постоянно, что заставляло нас понимать, что прогулки по городу едва ли заменят леса вокруг Камдена.
Среди других впечатлений от большого города, которые врезались мне в память, было моё изумление при виде железной дороги с пускающими дым паровозами, а также чудо в виде крана с водой на кухне, которая текла по трубам прямо в раковину. Одним из преимуществ Нью-Йорка стало то, что нам теперь не приходилось, как прежде на Юге, носить воду из колодца, чтобы можно было умыться или принять ванну.
Не знаю, как я сумел бы вынести те первые дни в Нью-Йорке, если бы не пример стойкости и решительности, который продемонстрировал Гарти. Моего брата ничего не могло устрашить, и он нырнул в огромный жестокий город, будто перед ним был другой мальчишка, старше по возрасту и более решительный, которому вдруг вздумалось затеять с Гарти драку.
Наше новое жилище оказалось довольно тесным по сравнению с просторным домом в Камдене. Отец снял две комнаты на верхнем этаже четырёхэтажного здания-пансионата из бурового песчаника в доме номер 144 на Западной 57-й улице. В одной комнате поселились мать, отец, Герман и Сайлинг. Вторую заняли мы с Гарти. Во время нашей первой зимы мы любили прислониться к стене, за которой располагался тёплый дымоход. Ели мы в комнате.
Через несколько лет я стал заядлым любителем водевиля; некоторые артисты и их шутки вызывали у меня бурные приступы смеха. Но я никогда не смеялся шуткам по поводу пансионатов типа тех, где мы проживали. Они всегда напоминали мне о первых днях нью-йоркской жизни.
Наша домохозяйка делала всё, чтобы наша жизнь была удобной. Её звали мисс (или миссис – в моём возрасте разница не имела значения) Джакобс. Я до сих пор помню эту полную женщину с кудряшками на лбу.
Она любила нас, мальчишек. На её столе нас всегда ждали фрукты, и она постоянно совала нам сласти в карманы.
Её доброта очень помогла нам преодолеть те не слишком благополучные времена.
Вскоре после нашего переезда отец заболел. В качестве диагноза ему поставили заболевание сердца, а ему самому объявили, что жить ему осталось немного. Первым порывом отца было вернуться на Юг. К счастью, он обратился к другому врачу, знаменитому Альфреду Лумису, который диагностировал его болезнь как несварение желудка, связанное с нервными нагрузками из-за хлопот по переезду в Нью-Йорк. Недуг отца закончился сразу же, как ему стали поступать вызовы от нескольких новых пациентов.
