Ромен Роллан - Жизнь Толстого
«Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал», – думал он. «Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его… И слава богу!»
Но жизнь снова захватывает князя Андрея – волна спадает и влечет его за собой. Слабые, беспокойные души блуждают в потемках, напрасно ища опоры в удушливой атмосфере больших городов. Порой в отравленный воздух, которым дышит светское общество, врываются волшебные, одуряющие и опьяняющие испарения природы, весна, любовь – слепые силы, которые толкают к князю Андрею очаровательную Наташу и через мгновение бросают ее в объятия первого попавшегося соблазнителя. И такую поэзию, нежность, сердечную чистоту – все это растлил свет! По-прежнему беспредельно небо, раскинувшееся над «оскорбительной низостью всего земного». Но люди не видят неба. Даже Андрей забыл об озарении, посетившем его в Аустерлице. И для него небо опять стало «низким, давившим сводом», прикрывающим пустоту.
Пора вновь всколыхнуть эти прозябающие души ураганом войны. Родина подвергается нашествию. Бородино. Торжественное величие этого дня. Всякая вражда исчезла. Долохов обнимается с врагом своим Пьером. Андрей, раненый, плачет от жалости и сострадания к человеку, которого он ненавидел больше, чем кого бы то ни было, к Анатолю Курагину, встреченному им в лазарете. Беззаветное самопожертвование во имя родины и покорность божественному предопределению объединяют все сердца.
«Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога. Простота есть покорность богу».
Душа русского народа и его покорность судьбе воплощены в главнокомандующем Кутузове.
У этого старика оставались как будто «одни привычки страстей и вместо ума… одна способность спокойного созерцания хода событий… Он ничего не придумает, ничего не предпримет… но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит».
«Он высматривает на лицах солдат ту неуловимую силу, которая называется волей к победе и в которой залог будущей победы».
«Он понимает, что есть что-то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение… и умеет отрекаться… от своей личной воли…»
В его груди бьется русское сердце. Фатализм, присущий русскому народу с его спокойным героизмом, воплощен также и в бедном мужике, Платоне Каратаеве, простом, богобоязненном, смиренном, с неизменно доброй улыбкой воспринимающем и страдания и самую смерть. Пережив величайшие испытания, трагедию родины, пройдя через муки агонии, два героя романа, Пьер и Андрей, достигают морального освобождения и духовной радости силою любви и веры, которые открывают им бога живого.
Толстой на этом не останавливается. Действие эпилога происходит в 1820 г., на стыке двух эпох – наполеоновских войн и восстания декабристов. Создается впечатление непрерывности и вечной возобновляемости жизни. Вместо того чтобы начать и кончить потрясениями, Толстой кончает, как и начал, в момент, когда большой вал откатился, но уже зарождается следующий. Угадываются будущие герои, конфликты, которые между ними возникнут, черты ушедших живут в тех, кто приходит им на смену.[99]
Я старался выделить основные линии романа, ибо у нас почти никто еще не пытался это сделать. Но как передать чувства, которые вызывают в нас сотни человеческих образов, наделенных несравненной жизненной силой и неповторимой индивидуальностью! Ведь таковы эти солдаты, крестьяне, вельможи, русские, австрийцы, французы! Толстой не позволил себе здесь никакой импровизации. Для этой галереи портретов, не имеющей себе равных во всей европейской литературе, Толстой сделал бесчисленное множество зарисовок: обдумывал «миллионы возможных сочетаний» (по его собственным словам), рылся в библиотеках, использовал все семейные архивы,[100] все свои заметки и жизненные наблюдения. Вот эта-то тщательность подготовительной работы и обеспечила прочность всего здания, вместе с тем отнюдь не стеснив свободу творческого процесса. Толстой работал с энтузиазмом, с жаром и восторгом, и читатель все это ощущает – в особенности ту юную свежесть чувств, которая составляет величайшее обаяние «Войны и мира». Ни в одном произведении Толстого нет такого многообразия героев – детей и подростков, и каждый образ – молодой Николай Ростов, Соня, бедный маленький Петя – это музыка чистейшего звучания и изящества, умиляющая нас, как мелодии Моцарта.
С наибольшим совершенством написана Наташа. Милая девчурка, проказница и хохотунья, с любящим сердцем, она как бы живет рядом с вами, и вы следите за ее ростом с целомудренной нежностью брата – кому из читателей не кажется, что он встречал ее в своей жизни?… Чудесна весенняя ночь, когда Наташа у залитого лунным светом окна своей комнаты мечтает, фантазирует, а князь Андрей нечаянно слышит ее, стоя у открытого окна нижнего этажа… Волнения первого бала, любовь, томление любви, расцвет не осознанных еще желаний и стремлений, поездка в санях, ночь в лесу, причудливо искрящийся снег… Наташа покоряет нас своей смятенной нежностью. Вечер в опере и тот странный мир искусства, от которого хмелеет разум; безумие сердца, безумие плоти, изнемогающей от любви, муки, которые очищают душу, священное сострадание у изголовья умирающего жениха… Вызываешь в памяти все переживания бедняжки Наташи, и кажется, что это страдает и радуется самый любимый и близкий тебе человек. Да, этот образ служит безжалостной мерой при оценке почти всех женских типов, созданных современными романистами и драматургами! Толстому удалось запечатлеть трепет самой жизни, читаешь, и тебе кажется, что ты видишь, как от строчки к строчке меняется жизнь героев. Столь же совершенный образ – княжна Марья, дурнушка, прекрасная своею добротой. И как бы покраснела эта застенчивая, неловкая девушка, как покраснели бы все те, кто похож на нее, узнав, что взор художника проник в сокровенные тайники женского сердца, пугливо скрываемые ото всех!
Как я уже говорил, женские образы значительнее мужских; особенно это относится к двум главным героям романа, которых Толстой наделил своими собственными мыслями. Я имею в виду бесхарактерного, мягкого Пьера Безухова и пламенного, но сухого князя Андрея Болконского. Их душам не хватает цельности; характеры их не развиваются, не растут вместе с возрастом – отсюда вечные колебания и переходы из одной крайности в другую вместо закономерного движения вперед. Мне, разумеется, возразят: таков русский характер. Однако я должен отметить, что и русские подвергли Толстого такой же критике, – как, например, Тургенев, упрекавший Толстого за статичность психологии его героев. «Настоящего развития нет ни в одном характере… а есть старая замашка передавать колебания, вибрации одного и того же чувства…»[101] Толстой и сам соглашался, что местами он несколько поступился закономерностью психологического развития характеров[102] во имя правдивости исторического полотна в целом.
