Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.
Вообще это следовало сказать много раньше. Но лучше поздно, чем никогда.
Каждый день я получаю некоторое количество текстов – от трех до семи примерно – вместе с письмами, где авторы просят меня прочитать их сочинение и:
– либо дать отзыв и рекомендацию – писать ли им дальше;
– либо опубликовать это в виде книги, желательно за счет издательства (то есть за мой счет).
Сразу скажу, что на письма первой категории я обычно не отвечаю. Рецензирование – отдельная работа, на которую у меня нет времени. Что касается рекомендаций, писать ли дальше, – это дело хозяйское. Хотите пишите, хотите нет.
Что касается желающих издаться, то времени прочитать все их сочинения тоже нет. Поэтому я обычно поступаю следующим образом.
Я начинаю читать текст и читаю его до тех пор, пока мне не надоедает. Если автору удаётся удержать моё внимание и интерес больше 10 страниц – это удача. После чего я прекращаю чтение и останавливаюсь перед выбором – что же предложить автору.
Если автор заставляет меня прочитать до конца, я мысленно ставлю ему памятник и включаю в план издательства.
Очень редко бывает так, что я решаю печатать книгу за счет издательства, прочитав всего несколько страниц. Последний раз это было с «Шуйскими шнягами» Натальи Налимовой весной этого года. Когда-то я взахлеб и с восторгом прочитал первые вещи Ксюши Букши, не отрываясь и до конца, и тут же их опубликовал. Но это бывает, повторяю, крайне редко.
Обычно я останавливаюсь тоже по двум причинам:
– либо это «ни в какие ворота» в смысле художественности или просто совсем не в моем вкусе;
– либо это «вполне нормально» написано, но я что-то подобное читал, и мне лично это неинтересно, но вполне может кого-то заинтересовать. Особенно это касается фэнтези, к которому я абсолютно равнодушен, включая основоположника Толкина, но читателей этого жанра много.
В обоих случаях я предлагаю автору внести финансовый вклад в издание своей книги, ибо я не чувствую в себе решимости рисковать собственными средствами, вкладывая их в издание книги, которая меня не очень интересует.
В этом нет ничего обидного для автора. Бывали случаи, когда автор не принимал этого моего предложения и уходил искать счастья в другие издательства, где его книга становилась бестселлером. Но тоже крайне редко.
В любом случае, автор, принимающий наше предложение вложить в издание собственные средства, встречает у нас полное внимание и поддержку, ибо именно на эти средства изательство в основном существует. Поскольку мне редко нравятся те книги, которые прекрасно продаются. А те, которые нравятся, продаются неважно.
Замечу, что «финансовая поддержка» может быть гибкой, это вопрос договоренности.
БГ у Познера
15 ноября
Смотрел вчера интервью БГ у Познера.
Очередная попытка журналиста «расколоть» Бориса Борисовича. Как всегда, неудачная, но познавательная.
В свое время и я пытался.
Борис Борисович – это такой сказочный сундучок, очень красивый, с множеством кнопочек и застёжек. Всем кажется, что стоит только подобрать нужную комбинацию кнопочек и последовательность застёжек – и сундучок откроется. И уж там мы непременно увидим что-то поистине волшебное.
Самого сундучка нам почему-то мало.
Но не открывается он. Такая конструкция.
Реплика
16 ноября
Прочитал статью Алексея Саломатина о стихах Верочки Полозковой и Али Кудряшевой.
Конечно, можно и так. Я даже спорить не буду.
Если мы будем судить поэзию по принципу новизны высказывания, то, возможно, автор прав. Но в том-то и дело, что при рассмотрении такой поэзии этот принцип не срабатывает и вообще оказывается ложным. В самом деле, что нового по сравнению с Бродским, Пастернаком, Ахматовой преподносят нам поэтессы? Да ничего.
Но нам это и не важно. Вступает в силу другой критерий, возможно, совсем не эстетический, а нравственный. Я говорю об искренности высказывания. Сейчас он выходит на первый план и завоёвывает аудиторию.
Когда я писал книгу о Вите Цое, я не раз задумывался, чем же Цой «брал» аудиторию. Тексты его в отрыве от музыки практически примитивны. Мелодии очень неплохи, но просты. Сила его заключается именно в искренности высказывания, которая выражается не только в текстах и музыке, но во всём облике исполнителя и в его голосе.
Вы видели, как Вера читает стихи? Ей веришь, простите за тавтологию. То же у Али.
Но даже в отрыве от облика и интонации стихи производят такое же впечатление. Им веришь.
Я не говорю, что другим прекрасным поэтам, может быть, гораздо более своеобразным, не веришь. Но искренность высказывания у них меньше. Это ведь не только правда – это открытость и беззащитность.
Они открыты и беззащитны. За это их и любят.
Поскольку аргумент в виде любви публики у нас давно считается дурным тоном, я на этом умолкаю.
Но мне хочется, читая поэта, верить ему и любить его. Пусть даже это и внеэстетические категории.
Итоги
31 декабря
Главное событие года бесконечно печально. Умер Горчев.
Все остальное более или менее нормально.
Надеялся к 1 января закончить небольшой роман (повесть?) листов на 10–12, где читатель снова встретится с героем «Лестницы» Владимиром Пирошниковым, только ему уже не около 30, как было в «Лестнице», а около 70.
Называется этот роман «Плывун». Плывун, или Сорок лет спустя, так сказать.
Надеюсь опубликовать одной книжкой с «Лестницей» как дилогию.
Вступать в творческое соревнованеие с собою тридцатилетним опасно.
2011
Сорок один год назад
1 января
Здравствуй, год семидесятый!
Различаю за чертой
Профиль времени усатый
В тонкой рамке золотой.
То ли память, как овчарка,
По следам моим бежит,
То ли выпитая чарка
Мне несчастье ворожит?
Вижу год, как на ладони,
В отрывном календаре.
Не участвую в погоне,
Не участвую в игре.
Но когда пробьют двенадцать,
Точно обухом, часы,
Надо, надо улыбаться
В золоченые усы!
Плывун
5 января
Поставил вчера точку. Получилось 11 с небольшим авторских листов.
Раньше это называлось повестью. Сейчас чаще – романом.
Теперь надо по мелочам чистить, поправлять.
Закончить нельзя, можно только прекратить.
Испытываю удовлетворение средней тяжести.
С Рождеством Христовым!
7 января
У меня лишь две исторические личности (а я считаю Иисуса историческим лицом) вызывают такое личное отношение, что я думаю о них, как о живых знакомых людях, так же сочувствую и жалею.
