Ефрем Филофейский - Моя жизнь со Старцем Иосифом
Я так и сделал, и получилось очень хорошо. Именно так, как сказал Старец. Все словно по циркулю.
Так происходило несколько раз, и я в конце концов набрался ума: „Ага, вот как здесь у нас все происходит!“ С тех пор я уже и не задумывался, что и как мне делать. Не строил планов даже на текущий день. Что скажет Старец, то и будет.
— Сделай это, — говорил он.
— Буди благословенно.
— Ступай туда.
— Буди благословенно.
С тех пор я получил много благодати. Оказывая послушание, я был преисполнен благодатью».
В скором времени, достойно пройдя первые испытания, Харалампий был пострижен в монаха с тем же самым именем, а на следующий год был рукоположен в священника.
Он рассказывал: «Как-то было у меня плохое настроение. Старец о чем-то спросил меня, я что-то рассеянно ответил, и вдруг он мне сказал:
— Что тебя огорчило?
— Ничего, Старче.
— Как ничего, если ты так рассеяно отвечаешь?
— Да нет, ничто меня не огорчало, не пойму, о чем речь. Это ты сейчас сердишься и огорчаешься. А у меня нет никакого огорчения.
Я не придал значения вопросу Старца, хотя, правду сказать, все-таки был чем-то огорчен, не помню уже чем.
— Так, значит, это я огорчаюсь? — сказал Старец и дал мне оплеуху. — Ступай прочь! Служить ты не будешь.
— Ладно, прости, — сказал я и собрался уходить, — дай мне, Старче, твое благословение, и я пойду.
— Не будет тебе благословения. Ступай.
— Но как же я пойду, если ты мне не даешь благословения? Прости и дай мне благословение.
— Ничего я тебе не дам. Убирайся! Что ты здесь стоишь?
— А что мне делать, Старче?
— Убирайся.
— Куда?
— В свою келлию.
— Дай мне тогда свое благословение, я ведь прошу прощения!
— Я тебя не прощаю.
— Раз ты меня не прощаешь, я здесь помру, но не уйду.
— Убирайся отсюда! Кому сказано!
Прошло полчаса, сорок пять минут… Ничего не изменилось. Наконец я сказал:
— Старче, если ты хочешь, чтобы я помер, то я помру. Но уйти я не могу. Дай мне свое благословение, чтобы я ушел.
И я заплакал. А он сказал:
— Иди сюда. Так и надо. Никуда не уходи без моего благословения. И ничего не желай без моего благословения. Таково монашество. Подойди теперь, чтобы я тебя простил и дал благословение».
И еще рассказывал отец Харалампий: «Помню, когда мы были в Новом Скиту, я с нетерпением ждал, когда наступит воскресенье или праздник, точно так же, как я, будучи малым ребенком, ожидал наступления Пасхи. Это потому, что каждое воскресенье или праздник мы пребывали в покое в наших келлиях по семь-восемь часов. Мы ничего не делали, только молились. Мы не разговаривали, каждый сидел в своей келлии. И я испытывал большое утешение во время молитвы. Поэтому я и ждал с нетерпением, когда наступит воскресенье или праздник, как ждал Пасху, когда был ребенком.
И вот как-то в воскресенье пришел из монастыря Констамонит один монах, отец Евфимий. Старец сказал мне:
— Отведи отца Евфимия в монастырь Святого Павла, чтобы он поклонился святым мощам, и приведи его назад.
Я сказал себе: „Ну вот, пропало воскресенье“. Вслух, конечно, я ничего не сказал. Но Старец понял.
— Ты огорчился из-за моего поручения?
— Да, Старче, немного.
— Ну, ступай — и посмотришь, что будет.
Мы отправились. В монастыре нам сказали, что мощи вынесут для поклонения вечером. Что же нам делать? Ждать там четыре часа, чтобы поклониться? Но делать нечего, мы остались ждать. Монах, как гость, пошел куда-то поспать, а я пошел в церковь. Лишь только я там присел, мне была дана молитва. Я не мог сдвинуться с места. Сердце мое загорелось, а ум в сердце творил молитву: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя!“ Слезы текли ручьем. Даже в своей келлии у меня не было такой молитвы. Так я пребывал все четыре часа.
Когда мы возвратились, Старец спросил:
— Ну как, понес урон?
— Нет, Старче, урона не было. Напротив, было приобретение — я обрел молитву».
* * *
Как-то во двор каливы Старца Иосифа зашел один новоначальный монах и сказал:
— Вы слышали? Пришел сюда в скит святой духовник!
И принялся рассказывать, что пришел один очень образованный монах, замечательный проповедник. Отец Харалампий загорелся. Ему захотелось пойти послушать этого человека и узнать что-нибудь полезное. Он подумал: «Прекрасно! Удобный случай получить пользу». Он прибежал к Старцу:
— Старче, такое дело. Благословишь сходить послушать полезное?
Старец посмотрел ему в глаза и ответил:
— Ступай, если хочешь.
Как стрела полетел отец Харалампий к этому учителю. А возвратившись с сияющим лицом, сказал Старцу с воодушевлением:
— Старче, большую пользу я получил. Он действительно святой человек.
Старец кивнул головой и сказал:
— Сегодня после бдения зайди ко мне.
Итак, после бдения, по слову Старца, отец Харалампий пришел к нему. Но на этот раз он пришел мрачный и с поникшей головой.
— Скажи-ка мне, как прошло у тебя сегодня бдение?
— Ах, Старче, весь вечер прошел в помрачении и нерадении.
— Ты же мне давеча говорил, что познакомился со святым духовником. И что, молитва ночью не пошла?
— Не пошла, Старче, не знаю почему.
— Я тебе скажу почему. Ты прожил со мной столько времени. Я постриг тебя в монахи, рукоположил тебя. Ты приобрел пользу от своего Старца?
— Да, Старче, и большую пользу.
— Так вот, если у послушника есть Старец и он своим Старцем доволен, то он не имеет права ходить к другим духовникам. Этим он как бы отказал в доверии тому, кому его вручил Бог. Это, ни много ни мало, словно духовное прелюбодеяние.
И признавался затем отец Харалампий, что за эту оплошность он несколько ночей терпел наказание от Бога, после чего вернулся в прежнее состояние.
* * *
Старец по какой-то причине не научил с самого начала отца Харалампия связывать Иисусову молитву с дыханием, как он обычно учил других. Он велел ему на бдении просто тянуть четки. Спустя семь или восемь лет Старец как-то сказал ему:
— Отныне и впредь твори умную молитву со вдохом и выдохом. Говори «Господи Иисусе Христе» на вдохе и «помилуй мя» — на выдохе. Когда ты это скажешь несколько раз, то словно нож почувствуешь в своем сердце. Смотри, не пугайся. Сердцу будет больно, оно будет колотиться, кричать. Пусть тебе кажется, что сердце твое разорвалось. Это так протестует диавол. Ты продолжай — и эта боль пройдет. Все это будет длиться минуты две, максимум четверть часа. Когда прекратится боль, сразу сосредоточь ум в сердце.