Алекс Савчук - Прутский Декамерон
Лицо женщины перекосилось:
– Ну, ты грузин?.. – завизжала она.
Брови мои поневоле полезли на лоб. Если и есть среди грузин парень с такой как у меня внешностью – круглолицый блондин – то, пожалуй, не более чем один на миллион, но бедная женщина могла этого и не знать, подумал я, чувствуя что вот-вот потеряю сознание от удушения.
– Я не грузин! – выдохнул я из последних сил. – Грузин – не я!..
Женщину тоже, видимо, оставили силы, она отпустила, наконец, полы моего халата, шагнула к ближайшему креслу и села, вернее упала в него.
Я вздохнул с облегчением, метнулся за стойку и, налив в стакан «боржома», подскочил и подал ей, – еще не хватало, чтобы женщине прямо здесь, в баре, стало плохо с сердцем. Она, порывисто глотая и почти захлебываясь, выпила весь стакан, после чего стала успокаиваться, но все еще продолжала беззвучно всхлипывать, дергая при этом головой и держа ее как-то неестественно вбок, подбородком почти касаясь плеча. Я стоял перед ней, готовый к любому развитию событий, и тогда она без всякого предисловия, взахлеб, стала рассказывать о том, что произошло с ее дочкой Татьяной, а я, слушая ее, только благодарил Господа, что вся эта история была не по мою душу.
История была, конечно, банальная, где «главный герой» – мой напарник Залико, лишил девственности 16-летнюю сельскую девчонку, учившуюся в местном медицинском училище, предварительно запудрив ей мозги словами о любви.
Я внимательно выслушал женщину, повздыхал вместе с несчастной матерью, посетовал на непорядочность мужчин, в данном случае моего напарника, и под конец убедил ее в том, что он – Саша, то есть Залико – подлец, конечно, редкостный, но в конце концов обязательно исправится и на ее дочери женится.
Предложив женщине прийти к вечеру, когда она сможет застать здесь соблазнителя своей дочери, и с удовольствием выпроводив ее на улицу, я с недоумением остановился на полдороге, вдруг вспомнив: как же он сможет жениться на этой девушке, если только в нашем городе он уже был женат как минимум на двух женщинах, и имел совместно с одной из них двоих детей, и с другой одного.
Возвращаясь наедине со своими думками обратно в бар, я заметил черную сумочку, лежащую за стеклом на подоконнике изнутри. Наверное, кто-то из вчерашних клиенток позабыл, подумал я, входя, отодвигая штору и доставая сумочку. Это была небольшая дамская кожаная сумочка с тонкими длинными ручками – как раз такие теперь в моде у молодежи. Раскрываю ее, естественно, и тут же выворачиваю все ее содержимое на стол. Читал где-то, что дама должна держать в сумочке такие вещи, чтобы не стыдно было перед окружающими, если то, что находится внутри ее, вдруг вывалится на всеобщее обозрение. Итак, в сумочке незнакомки я обнаружил:
Маникюрный набор, носовой платок, маленький флакончик духов «Может быть», компакт-пудру, коробочку теней размером в сигаретную пачку, паспорт на имя Морарь Татьяны, 1962 г.р., русская (а фамилия, кстати, молдавская), не замужем, детей нет (молодая еще), прописка Кишиневская (ага, значит залетная столичная штучка!), автобусные талончики, троллейбусные, какие-то квитанции, кошелек, импортная цветастая упаковка непонятного предназначения… – что это? Ага, презервативы… – о, это уже интереснее! И порванная золотая цепочка с небольшим крестиком в потайном отделении. В кошельке я обнаружил деньги – 190 рублей с копейками. Вновь беру в руки паспорт: с фотографии на меня смотрит задорная симпатичная шатенка. Вчера среди посетительниц моего бара я эту девушку почему-то не приметил: то ли оригинал мало похож на фото, то ли эта девушка сидела где-нибудь в углу да еще ко мне спиной – только в таких случаях бывает, что я не успеваю кого-то из присутствующих разглядеть.
Сумочка отправляется в сейф – такие находки мы обязательно возвращаем клиентам. А вещей в баре забывают предостаточно, как-то раз одних только зонтиков скопилось на холодильнике в подсобке одиннадцать штук, так одним ненастным вечером, когда к закрытию бара неожиданно пошел дождь, я их все раздал своим непредусмотрительным клиентам, не захватившим из дому зонтики. А затем, часом позже, после того как моя очередная пассия не пожелала остаться со мной в баре до утра, мы вышли с ней в дождь – и, конечно же, без зонтика – себе я, добрый дурень, не догадался оставить хотя бы один.
Итак, с уборкой покончено. Теперь, когда помещение бара было уже относительно чистым (а главное, проветренным), мне осталось сделать только переучет товаров. Обычно на это у меня уходит 30, иногда 40 минут – данные я разношу в специальный журнал по графам, так что и писать почти ничего не надо – требовалось лишь проставить циферки, затем подбить их. Деньги в итоге тщательного подсчета легли двумя стопками: одна, правая – государству, другая, левая – мне. Моя – совсем тонкая, в ней на этот раз всего две бумажки, сотенная и полтинник = 150 рублей. Обычный «навар» за такой вот как вчера, воскресный вечер.
На часах только 9.30 утра, а я уже все дела закончил.
2
Только успел подумать об этом, как в дверь постучали. Постучали в ту, которая ведет на улицу, хотя она по-прежнему оставалась открытой. Я осторожно подхожу к двери, у меня сегодня уже есть опыт нападения на мою личность, выглядываю из-за шторы, затем распахиваю дверь шире – передо мной улыбаясь стоит Татьяна – моя недавняя знакомая (нас на прошлой неделе представили друг другу здесь же, в баре), она же теперь уже бывшая жена моего товарища и коллеги по спорту – мастера спорта по борьбе В. И – ва, – они развелись буквально пару месяцев тому назад. А работает Татьяна в заготконторе Райпотребсоюза – это она мне сама при знакомстве сообщила; что ж, выходит, весьма полезная дамочка, да и внешне хороша.
Она входит, нет, врывается в бар, вносит с собой тонкий аромат французских духов и… запах женщины. Приближается ко мне, подходит вплотную и заглядывает прямо в глаза – взгляд у нее достаточно откровенный.
– Привет, Савва. Не ждал меня?
Я лишь улыбаюсь, глупо отвечать на подобный вопрос.
– А я пришла за тобой! – говорит тем временем Татьяна, совершая по помещению круг и вновь останавливаясь передо мной. – Помнишь, я тебе говорила, что мне нравятся крупные мужики? – она подшагивает ко мне вплотную, и ее узкая прохладная ладонь ложится на запястье моей руки.
«Может быть и говорила, – проносится у меня в голове. – Но мы едва знакомы и тогда на ее слова я не обратил никакого внимания». А вслух, полукокетливо-полуобреченно спрашиваю:
– И, значит, мое время пришло?
– Пришло! – твердо говорит она и, отправляясь к двери, переворачивает табличку на двери стороной «Закрыто» наружу. – Ты ведь сегодня выходной, не так ли?
