Говард Маркс - Господин Ганджубас
Вернувшись в камеру, я лег на голый поролоновый матрас и просмотрел газеты. «Обсервер», где все еще работал Дэвид Лей, и «Санди тайме» предлагали историю моего нашумевшего ареста.
В начале 1986 года агент DEA Крейг Ловато, работавший в Испании в сотрудничестве с испанской полицией по делам о наркотиках, прослушал записи моих телефонных разговоров и посчитал, что я занимаюсь контрабандой наркотиков. Испанцы не поверили, что я нарушаю их законы. Преодолев сопротивление начальства, Ловато изучил мою биографию и прочитал все обо мне написанное.
Жена Ловато, Венди, тоже работала на DEA. В это время она во Флориде помогала Скотленд-Ярду искать деньги от сбыта слитков, похищенных из хранилища Бринкс-Мат. Ей в руки попали «Счастливые времена» Дэвида Лея, настольная книга Ловато. Британскую полицию заинтриговали изыскания Крейга. Она предложила помочь. В результате DEA и Скотленд-Ярд повели против меня совместную операцию под названием «Эклектик». Немногим позже к ним примкнули копы Канады, Нидерландов, Пакистана, Филиппин, Гонконга, Таиланда, Португалии и Австралии.
Я слабо понимал, почему испанская полиция решила прослушивать мой телефон, но все остальное имело смысл.
В прессе упоминался RICO — Закон о коррумпированных и находящихся под влиянием организациях, но никаких объяснений я не нашел.
В статье еженедельника «Ньюсуик», занимавшей целую полосу, отмечалось, что я не лил крови. Журнал «Пипл» заявил, будто за голову Мойнихана, который жил теперь под защитой властей Соединенных Штатов, обещан миллион долларов. В другой публикации заявлялось, что Мойнихана на меня натравил суперинтендант Тони Лунди, самый сомнительный детектив Скотленд-Ярда, которому впоследствии пришлось выйти на пенсию. Это совершенно не сочеталось с тем, что я знал о предложениях Арта Скальцо, агента DEA.
Фунсионарио возвратил мои заявления на свидания. Бобу Эдвардесу и Дэвиду Эмбли со мной встретиться не разрешили. Только семья и свояки. Я скурил косяк.
В интервью «Санди тайме» Ловато сказал, что презирает меня, что я отличаюсь слабым характером. Он переходил на личности. Может, мстил? Интересно, не ошибся ли Кац, заявив, что Ловато не имел права меня допрашивать? Я заполнил ходатайство о встрече с ним. Он не смог бы устоять против соблазна приехать и допросить меня и таким образом еще раз преступить американский закон, нарушить действующие в Испании правила свиданий во время судебного разбирательства. Игра стоила свеч. В качестве адреса Ловато я указал посольство США в Мадриде.
Неожиданно меня снова вызвали на свидание. На этот раз за стеклом сидел Густаво Лопес Муньос-и-Ларрас, один из лучших криминальных адвокатов Испании. Он говорил на превосходном английском, и в его манерах было больше от англосакса, нежели от испанца. Бернард Симоне и Кац независимо друг от друга попросили его повидаться со мной. Густаво заявил, что услуги его недешевы, но, определенно, он самый опытный в делах об экстрадиции адвокат Мадрида. Он готов был приезжать ко мне, сколько потребуется. Поддерживать непосредственную связь с Майклом Кацем и Берни Симонсом в Лондоне и Луисом Морелем в Пальме. Густаво родился на Кубе, а его семья занималась юриспруденцией во Флориде. На следующей неделе он улетал отдохнуть в Майами. Много времени провел в Соединенных Штатах. Если я хотел отправить весточку Джуди или кому-то еще, минуя тюремную почту, то мог бы сделать это через Густаво.
Несколько следующих дней я в основном проводил в патио вместе с Сакариасом, Клодом и Пьером — грабителями банков из Марселя. На улице стояла ужасная жара, но можно было освежиться под холодным душем. Нигерийцы, сбившись в кучу, играли на деньги и тайком курили наркотики. Несколько баскских террористов играли в шахматы. Молодые испанские качки активно упражняли мускулатуру. Мы прогуливались.
— Марко Поло, хочешь сбежать? — спросил Клод, лучше всех говоривший по-английски.
— А кто не хочет? Глупый вопрос?
— Мы втроем планируем сорваться отсюда в конце месяца. Хотим, чтобы ты к нам присоединился. Отсюда многие бежали. Это не так сложно. Деньги нам не нужны, но, возможно, ты смог бы достать нам поддельные паспорта после побега. Сакариас знает, где спрятаться в Испании.
Сакариас передал мне косяк. Он редко принимал участие в разговоре. Когда же нарушал молчание, говорил с грубым мадридским акцентом.
— Si, Marco Polo. Fuga es posible, chavalo. Es muy facil108, — сказал он.
— Никто не пострадает? — спросил я.
— Только если они сделают какую-нибудь полную глупость. Скоро я тебе все расскажу. Сейчас не время спрашивать, Марко Поло. Но, пожалуйста, подумай об этом.
Сакариас отломил два кубика от своего куска марокканского гашиша. Один дал мне, другой прикрепил резинкой к электрической батарейке и перекинул ее через крышу тюремного блока за пределы двора.
— По другую сторону патио для заключенных, содержащихся по артикуло 10, — объяснил Клод. — Мы заботимся о них как можем. Там очень жестко.
Через крышу в наш патио перелетела обратно та же самая батарейка с запиской. Гашиш получили. Отправлять еще один снаряд было небезопасно.
Я пребывал в растерянности из-за того, что не получаю писем, ответов на телеграммы. Всем остальным заключенным приходила какая-то почта. Наверняка со мной уже хотел кто-нибудь связаться помимо адвокатов. Я находился в Алькало-Меко больше недели. Я уже начинал волноваться, когда меня вызвали на свидание.
Входя в комнату для свиданий, я ожидал увидеть Каца или Густаво, но вместо них за туманным стеклом я разглядел лица родителей — безнадежность в глазах и теплые улыбки облегчения. Мы не могли прикоснуться друг к другу — только смотрели. Нас била дрожь. Я осознал весь ужас происходящего: если они не проживут сто лет или мне не удастся выбраться из кошмара, мы никогда уже не увидимся на свободе. По моему лицу катились слезы.
— Говард, bach, cadw dy ysbryd109! Мы только что разговаривали с Машей. И Джуди, и дети в порядке. Ну, не совсем в порядке, но держатся, — сказала мама, тоже не сумевшая сдержать слезы.
— Мы сделаем все возможное, — добавил отец.
— Мама, папа, мне ужасно жаль.
— Ты получил наши письма, bach?
— Нет, мама.
— Говард, bach, я должна задать тебе один вопрос. Мы с папой сделаем все, что бы ты ни совершил, но скажи: ты имел дело с тяжелыми наркотиками или оружием?
— Нет, мама, конечно, нет. Такой бизнес я ненавижу. Американцы и газетчики просто сошли с ума.
— Я не верю газетам. Знаю, чего от них ждать. Напишут что угодно, лишь бы продать свою стряпню. Когда мы заходили, снаружи стоял человек из «Дейли миррор». Хотел с нами поговорить. Я отказалась. Никогда не прощу им того, что они нагородили в семьдесят четвертом. Нет, я никогда слова не скажу газетчикам, — заявила мама.
