Автор неизвестен Биографии и мемуары - Знаменитые авантюристы XVIII века
Существует — в одной из этих бесчисленных брошюрок о Калиостро — рассказ о том, что в Голштинии он повстречался с еще более таинственным шарлатаном, чем он сам, с графом Сен-Жерменом, о котором мы уже упоминали по запискам Казановы и которому потом посвятим отдельный очерк. Здесь мы не будем входить в подробности, а упомянем только, что, судя по этой книжке, Калиостро отнесся к Сен-Жермену с величайшим подобострастным почтением и молил посвятить его во все таинства, которыми обладал граф-чудодей. Сен-Жермен снизошел на его просьбу и проделал будто бы над ним и его женою какую-то сложную и довольно мучительную процедуру обращения. Но вот что собственно, в какую веру или какую секту были обращены или посвящены супруги — это весьма затруднительно уразуметь. Это было что-то вроде духовного возрождения или перерождения. Но неужели такой опытный жулик, как Калиостро, мог верить в это перерождение? Конечно, нет, и вся эта история, быть может, не без ведома и даже не без внушения со стороны самого героя, сочинена кем-нибудь из его усердных почитателей.
Теперь мы подошли к самой интересной для нас полосе деятельности Калиостро — к его пребыванию у нас в России. Как ни гремела его слава в Германии, он как человек неглупый все же понимал, что при его образе жизни и деятельности подолгу засиживаться на месте не годится; самая профессия побуждала его вести странствующую жизнь. Притом же, сколь ни легковерно было общество, в котором он пожинал лавры, все же и среди него находились люди с достаточно здравым суждением, чтобы проникнуть в истинную, т. е. чисто шарлатанскую суть его деятельности. Так, в Кенигсберге его встретили далеко не приветливо. Там в то время жил умный и серьезно образованный епископ Боровский, который успел настроить против шарлатана местное общество. Надо было заблаговременно, прежде чем успела образоваться хорошо сплотившаяся враждебная партия, перекочевать на другое место, предоставив немцам время предать его некоторому забвению. Слава его не сгинет, ибо из новых мест деятельности будут долетать до прежних известия о его новых чудесах, притом известия, преувеличенные расстоянием, значит, особо выгодные для нашего героя. Перед ним лежала громадная полудикая страна, едва лишь тронутая европейским образованием, — наша матушка Россия. Он решился попытать там свое счастье.
В 1779 году Калиостро появился в Митаве. Надо заметить, что здесь его уже ожидала важная пособница, одна из наивнейших и преданнейших его почитательниц, Элиза фон-дер-Рекке, урожденная графиня Медем. Эта дама внесла свою скромную лепту в сокровищницу калиостровской литературы в виде брошюры под заголовком: «Nachricht von der berüchtigten Cagliostro Aufenthalt in Mitau im Jahre 1779» («Известие о пребывании славного Калиостро в Митаве в 1779 г.»). К приверженцам Калиостро принадлежала не только сама эта дама, ко и ее родственники, графы Медемы, которые были масонами и усердными алхимиками.
Нечего и говорить о том почтительном восторге, с каким г-жа Рекке и ее родня приняли Калиостро. Они поспешили ввести его в лучшие дома города, перезнакомили со всею местною знатью. Все были сильно возбуждены, все ждали от волшебника чудес, и пришлось, конечно, показывать чудеса. Но сначала скажем два слова о впечатлении, которое производил в то время Калиостро своею личностью. Он был на вид похож на разряженного лакея; его необразованность бросалась в глаза с первого взгляда, он даже писать не мог без грубых ошибок. По-французски он говорил плохо, употреблял много грубых, простонародных выражений; даже на родном итальянском языке он, строго говоря, не умел объясняться; им не был усвоен литературный итальянский язык (тосканское наречие), и говорил он на угловатом и шипящем сицилийском наречии. Казалось, было чем смутиться каждому, кто сталкивался с такою неуклюжею фигурою, но почитателей это нисколько не смущало: они объясняли его огрубение долговременным пребыванием на Востоке. Вел он себя, надо правду сказать, безукоризненно, не предавался ни обжорству, ни пьянству, никаким вообще излишествам; он проповедовал воздержание и чистоту нравов и первый подавал тому пример. На вопросы о цели его прибытия в Россию он отвечал, что, будучи главою египетского масонства, он возымел намерение распространить свое учение на дальнем северо-востоке Европы и с этою целью будет стараться основать в России масонскую ложу, в которую будут приниматься и женщины. Первая ложа очень быстро сформировалась в Митаве, и в нее попало много знатных людей обоего пола. Через несколько времени он уступил настойчивым просьбам своих митавских почитателей и устроил для них волшебный сеанс. Для этого ему требовался мальчик; он избрал его из семейства Медем. Бедный мальчуган был прежде всего вымазан каким-то «елеем премудрости», от которого его ударило в обильный пот; затем Калиостро проговорил над ним какое-то заклинание. После того на голове и руках ребенка он начертал таинственные фигуры и велел мальчику смотреть себе на руку. Мальчик был надлежаще подготовлен, приобрел дар ясновидения. Тогда Калиостро вопросил отца этого мальчика, что желает он, чтобы его сын увидал? Отец выразил желание, чтобы дитя увидело свою мать и сестру, которые оставались дома. Калиостро вновь пробормотал заклинание и спросил мальчика, что он видит. Тот отвечал, что видит мать и сестру. «А что делает твоя сестра?» — «Она держит руку у сердца, словно оно у ней болит… а теперь пришел домой брат, и она его целует». Опыт чародейства был не из очень убедительных, но он был достаточно убедителен для окружавшей Калиостро публики, которая и без того слепо уверовала в шарлатана.
В другой раз он во время сеанса в доме графа Медем попросил сказать ему имена двух уже умерших людей из семьи Медем. Он написал эти имена на бумажке, окружив их разными чертежами, потом сжег эту бумажку и ее золою натер голову того же самого мальчика, который помогал ему при прежнем сеансе. После этой подготовки он увел мальчика в соседнюю комнату и там запер, предварив присутствовавших, что ребенок увидит в той комнате великие чудеса. Зрителей он усадил перед дверью и приказал им хранить полное молчание и неподвижность, пристращав, что малейшее нарушение этого приказания может повлечь за собою большую беду. Усадив свою публику, он сам вооружился шпагою и начал размахивать ею, гримасничать и ломаться, произнося при этом разные дикие слова. Случилось, что кто-то из публики шевельнулся, и Калиостро в страшном волнении в гневе кинулся к провинившемуся и закричал, что если кто-нибудь хоть пикнет или шевельнется, то все присутствующие сгинут тут же на месте. Накривлявшись вдоволь, он крикнул мальчику сквозь дверь, чтобы тот стал на колени и говорил, что он видит. Оказалось, что мальчик видит какого-то юношу. Калиостро стал ему задавать вопросы или, вернее, подсказывать, что он должен еще увидеть, и мальчуган все это видел, описывал наружный вид виденных лиц, целовал их, и т. д. В конце концов мальчугану якобы показался какой-то высокий мужчина в белом одеянии с красным крестом на груди. Калиостро велел мальчику поцеловать ему руку, а затем стал просить невидимого крестоносца, чтобы он взял этого ребенка под свое покровительство. Потом он быстро распахнул дверь, вывел мальчика и сам тут же упал без чувств! Вся сцена, конечно, произвела значительный эффект. К кудеснику кинулись на помощь, привели его в чувство; он просил всех опять притихнуть по-прежнему и вышел в ту комнату, где был заперт ребенок. Дверь он запер. Скоро мертвое безмолвие той комнаты нарушилось какими-то невнятными звуками; потом послышался шум, наконец настоящий грохот, и скоро оттуда вышел сам кудесник с весьма довольным выражением лица. Он объявил присутствовавшим, что один из персонажей, являвшихся мальчику, чем-то провинился перед ним и он сейчас покарал его за это; затем он предсказал, что на другой день мальчуган, жертва его заклинаний, будет хворать. Это оправдалось, но сама Рекке припоминает, что за день перед тем мальчик обедал наедине с Калиостро и что тот ему давал внутрь какое-то лекарство.
