Александр Соскин - Лев Яшин. Легендарный вратарь
По опыту знакомства с ним утверждаю, что возникавшие время от времени пересуды о его малообразованности и ограниченности были не просто беспочвенны, а отдавали прямой клеветой – настолько этот человек старался наверстать упущенное когда-то, в военном детстве, настолько был обучаем, схватывал все на лету, подкован по разным темам и разумен в своих суждениях.
Когда его молодой партнер Эдуард Мудрик, выполняя комсомольское поручение «повысить грамотность» динамовцев, затеял диктанты по отрывкам из классики, первый, у кого он нашел понимание, был 30-летний Яшин. Молодые и сопливые стеснялись, а мировая звезда просила дополнительных занятий: «Лев всеми способами старался устранить те пробелы в знаниях, которыми его обделило время». Когда в 1967 году приступил к учебе в ВПШ, близкие быстро начали замечать, что стал больше философствовать, и к месту.
Яшина как-то тянуло к людям, не похожим на него самого, у которых мог почерпнуть неведомое, новое, интересное. Левый инсайд «Динамо» (а в нескольких матчах и сборной) Генрих Федосов, в обиходе Геша, привлекал его не только свойским характером, веселым нравом. В этом красавце-озорнике с первого взгляда трудно было заподозрить любителя и знатока поэзии, но Геша действительно улекался ею, знал наизусть Есенина, Блока, Симонова и даже немного – запретного тогда Гумилева. Яшин раз предложил ему разделить комнату на сборе, другой, третий. То и дело просил почитать стихи и слушал, слушал, ловя каждое слово.
Федос играл в свое удовольствие, не особенно утруждая организм, и жил в свое удовольствие, а это были стихи, музыка, хорошее вино, красивые женщины. Знакомясь, представлялся: «Генрих Федосов – человек, который видел солнце». Не растолковывал новым приятелям, что скрыто за этими словами. Но судя по тому, что говорил о Льве («бесподобный друг», «честен до безумия»), среди ослепительных впечатлений зигзагообразной, непутевой жизни «человека, который видел солнце», вполне мог подразумевать Яшина, которого как-то назвал «солнечным лучом». Не забывал его до самой кончины, случившейся в 2005 году.
Ладно Федосов, он был своего поколения (чуть-чуть моложе – 1932 года рождения) и своего круга, но Яшина «охмурил» полный антипод – Сергей Сальников, человек постарше, пофасонистей, заковыристого ума. Он заражал неподдельным интересом к литературе и кино. Как и Федос, Сало сделал ему прививку к музыке, особенно полузапретному притяжению рафинированной советской интеллигенции – джазу.
О чем только не выспрашивали Яшина иностранные журналисты для своих обширных интервью и статей! В результате таких бесед с советской знаменитостью кое-кто из них спешил поведать своим читателям о романтическом складе лучшего вратаря мира. А хорошо знающую русский югославскую журналистку Бранку Тодич из журнала «Спорт и свет» он немало удивил поэтичностью своего разговорного языка, чтением наизусть отрывков из Пушкина и Лермонтова, нескрываемой радостью от знакомства с Арамом Хачатуряном и Евгением Евтушенко… Эстетическая продвинутость обогащала яшинское понимание жизни.
Возможно, поэтому Лев Иванович, вплоть до плачевного состояния финальных месяцев, поражал наблюдательностью, обостренным восприятием нестандарта, новизны – даже в мелочах. Встретив свой последний день рождения на даче уже в полулежачем положении, еле поднялся, чтобы приветствовать соседку – Валентину Григорьевну, которая пришла с внучкой Катей поздравить его. Потухший взгляд тут же преобразился, когда она поставила на стол блюдо с узорно выложенными морковью, яблоками, сливами и другими дарами своего сада, присыпанными сверху ягодами, а девочка вручила свежие, только собранные луговые цветы. Казалось, что особенного, а Лев Иванович расчувствовался, немного даже прослезился:
– Валентина, сколько букетов за жизнь мне дарили, и раздавал, и целыми машинами домой вывозил. Но чтобы такой натюрморт преподнесли – это в первый раз! Спасибо большущее, вот удивили, – произнес затрудненно, севшим голосом, а яблоко только надкусил, прожевать уже не мог.
Среди почитателей футбола всегда водилось полным-полно писателей, композиторов, актеров. И своим собеседником они часто выбирали Яшина, от которого исходили весьма нетривиальные суждения, а сам Лев Иванович старался напитаться мудрости от этих тонких, рассудительных людей. Тех же Льва Кассиля и Юрия Трифонова.
С обоими меня свела поездка журналистов и писателей в Стокгольм на матч Кубка Европы 1964 года. Трифонов отправился туда с женой Ниной Нелиной, популярной солисткой оперы Большого театра. Мы мило общались, правда, Юрий Валентинович, казавшийся нелюдимым и сумрачным, больше слушал, чем говорил. Когда пришла пора отправляться в Англию на чемпионат мира 1966 года, Нина, провожавшая мужа в аэропорту, спросила, не соглашусь ли поселиться с ним в одном номере. Я обрадованно кивнул, а Трифонов – сухо, нехотя. Но при размещении Юрий Валентинович подошел с извинением, что обещал разделить английский кров старому приятелю, драматургу Леониду Малюгину, с которым тут же познакомил. Зато, когда высадились в провинциальном Сандерленде, выбрал меня для пеших прогулок, может быть, чтобы загладить неловкость. Но она окупилась прелюбопытным общением. И на футбольные темы, разумеется, тоже.
Трифонов признался, что с игроками разговаривать не особенно любит.
– Слова не вытянешь, а разговорить не умею, сам молчун. Разве что с двумя-тремя…
– С кем же, если не секрет?
– С Андреем Петровичем Старостиным – вот кого заслушаешься. Но его я знаю давно. А с Яшиным знакомы недавно. И я сделал для себя открытие: разбирается в жизни. Рассуждает, скажу вам, здорово…
– С Трифоновым в Москве мы встречались случайно и редко. Все больше обменивались приветами через его вторую жену Аллу Пастухову, с которой вместе работали (Нина скоропостижно скончалась вскоре после нашего с Трифоновым вояжа). В 1975, кажется, году Алла неожиданно вместе с очередным приветом передала приглашение на премьеру «Дома на набережной», которую поставил театр на Таганке. Поговорить с Трифоновым толком не удалось, каждый второй в фойе перед спектаклем его окликал или теребил за рукав. Обменялись только приветствиями и парой фраз.
– Что-то вас совсем не видно на футболе.
– Занят. Да и не тянет. Иногда включу телевизор, вижу – не на кого смотреть, не о ком говорить. Когда сошла эта плеяда – Нетто, Сальников, Симонян, пошел какой-то грустный футбол. Яшин чуть больше побаловал, теперь поле вконец опустело от близких мне людей, а новых не знаю – наверное, таких крупных и нет. Вот что действительно жаль – с Яшиным прервалась всякая связь, уж очень общаться было интересно…
