Эрвин Полле - Четыре жизни. 1. Ученик
В школе учился легко, вопросов к родителям по учёбе не было. Активно занимался в художественной самодеятельности. В Талды-Кургане читал со сцены разные стихи, за что получал грамоты и дипломы городского и областного уровня. Декламировал со сцены и Маяковского. Но не было в детстве случаев, чтобы запоем читал (для себя) чьи-то стихи. По собственной инициативе не раскрывал ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Некрасова, не говоря уж о Баратынском, Тютчеве, Кольцове…. О существовании поэзии Есенина, Блока узнал в конце 50-х, а фамилии репрессированных поэтов (Мандельштам, Клюев…) вообще услышал в 80-х. В 90-е прочитал несколько стихов Бродского, пытаясь понять, насколько велик как поэт нобелевский лауреат. Не понял.
На зимних каникулах в январе 1955 г. успешно выступил на городском конкурсе с чтением поэмы Твардовского «Ленин и печник», предварительно «обкатав» поэму на школьных вечерах и сборных концертах перед горожанами. Неожиданно «печник» Твардовского получил курьёзное продолжение.
Воскресенье. Прибегают две одноклассницы: «Эрвин, скорей в школу, приехали корреспонденты «Пионерской зорьки» Всесоюзного радио из Москвы, хотят записать твоё выступление!» Мама, бабушка засуетились, белая рубашка, галстук, глаженые брюки…
Чистенький наивный мальчик-активист, мечтающий через два месяца вступить в члены ВЛКСМ, приготовился декламировать Твардовского перед микрофоном. Вдруг режиссёр подсовывает читать без подготовки четверостишье про Ленина (уровня детского сада, типа «камень о камень, кирпич о кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич»), никакого отношения к теме не имеющее. Говорливые радио-фальсификаторы не дали мне возможности даже что-то расспросить (здесь же и руководство школы заискивающе поддакивает наглым москвичам), смотали аппаратуру. Всё хорошо, всё прекрасно!
А мне стыдно. До сих пор. Урок на всю жизнь.
Так дурили радиослушателя, телезрителя в советские времена, через полвека ситуация мало, по сути, изменилась. Власть России не любит маленького конкретного человека, сама определяет, что и в каких количествах человек должен слышать и видеть. Отсюда и уровень пропаганды. К счастью, власть пока плохо справляется с управлением интернетом.
Вскоре после переезда в Талды-Курган родители сделали мне роскошный подарок — велосипед. Пензенский «ЗИФ». Помню, учился ездить, наехал на подпившего мужика, свалил его, упал сам, но быстрей поднялся и дёру. Запомнился ещё случай, как на большой скорости проехал (не желая того!) по шее гуся, вытянувшего её и шипевшего в мой адрес. Пришлось скорость ещё прибавить, пока хозяева не появились. До конца школы я не расставался с велосипедом, кроме 3-х зимних месяцев. Просто не слезал с велосипеда. Даже в школу часто ездил на велосипеде, хотя расстояние не более 1.5 км. Иногда имел травмы, чаще по глупости. Дети любят ездить без рук, оглядываясь на прохожих, какие они смелые. Так и я на гравийной дороге (асфальта практически не было) на большой скорости растянулся и физиономией, и животом, и коленками. Надолго запомнил и никому не рекомендую «цирковой» способ езды на велосипеде.
Запомнилось лето 1955 г. Форма майка, сатиновые шаровары, босиком. Велосипед и любимая собака Джек. Дети не могут поверить, что в этом возрасте их отец бегал босиком. 14 лет. Комсомолец.
Начал физически трудиться на семейном огороде. Купленный в Талды-Кургане дом располагался на 6 сотках. Несколько вишнёвых и абрикосовых деревьев, пара яблонь, остальная площадь занята под традиционные овощи: помидоры, огурцы, редиска, фасоль, зелень. Днём летом очень жарко, дожди редко. Водопровода в квартале нет, колодец в 50 метрах. Основная проблема — полив. Вода по арыкам распределяется строго по графику, пару раз в месяц, причём график полива не срывается даже когда идёт дождь. Но для того, чтобы воду получить, жители квартала (30–40 дворов) участвует в процессе, который принято называть «гонять воду». Именно здесь приходит внутреннее ощущение хорошо известной истины: вода — это жизнь. Тысячелетиями отработанный среднеазиатскими земледельцами способ полива напуском имеет мало общего с нынешним привычным «шланг присоединил и открыл кран» или с поливом ручной лейкой. От головного арыка на краю города вода гонится вдоль одной из основных городских улиц до соответствующего квартала (километров 6–8, не меньше), по ходу воды все ответвления (многие десятки) должны быть заглушены. Желающих «на холяву» полить собственный огород всегда предостаточно, приходилось закрывать утечки воды на сторону и прочищать возможные засоры (сколько любителей сметать мусор со своей территории в арык), при недостаточном внимании вода выходила из арыка, заливая целые районы города. Не раз лопаты выступали в качестве оружия. Гнать воду начинали в кромешной темноте в 2 часа ночи, утром, часам к 6, вода поступала в квартал, в другое время суток давления воды не хватало для прохода в наши огороды. Я в числе тех, кто на велосипеде с лопатой курсировал туда-сюда вдоль арыков, пока квартал не закончил полив, папа, дождавшись очереди, управлял процессом на своём участке. Огород, разбитый на чеки с земляной окантовкой, чтобы вода шла только по назначению (зазеваешься, вода промоет дыру, уйдёт либо к соседям в другой квартал, либо туалет зальёт…), оказывается под слоем воды, наступить нельзя, провалишься по колено. Никакой дождь не способен так интенсивно увлажнить почву.
Именно опыт арычного полива заставляет меня с иронией относиться к поучениям соседей по участкам в предместьях Томска, когда и как надо поливать. Всегда отвечаю, что я родом из тех мест, где поливают не утром или вечером, а тогда, когда есть вода.
Продолжу. Поливы напуском удавалось провести 5–6 раз за сезон, кстати, на следующий день необходимо проводить рыхление почвы, иначе вода быстро испарится. Арычный полив достаточен для взрослых садовых деревьев с глубоко уходящей корневой системой, но овощи требуют, практически ежедневного увлажнения. И вот этим приходилось заниматься мне. Таскать воду из практически необорудованного, даже без общего ведра, колодца. Надо ещё научиться (наловчиться, не уверен, что сейчас бы смог набрать полное ведро без основательной тренировки) зачерпнуть воду неотяжелённым ведром на простой бельевой верёвке (без шеста) с глубины 6–8 метров. И так ведер 20 в день на огород. Вроде бы и не много, но тогда мне казалось тяжело, тем более что много воды требовалось и на хозяйственные нужды. Чёрт его знает: и пили эту воду (сырую!) и не болели. В начале 21-го века даже представить трудно подобное, не думаю, что в 50-е «заразы» было меньше. Кстати, в Талды-Кургане, Уштобе в каждом колодце вода отличалась по вкусу, в некоторых такая солёная (солончаки!), что даже чай с вареньем противно пить. Но люди пользовались, так как другой питьевой воды не было.
