Филипп Александр - Королева Виктория
В пику своему брату-регенту, он демонстрировал либеральные взгляды, посещал салоны вигов и богатейшего промышленника, увлекшегося идеями социализма, Роберта Оуэна. Правда, злые языки утверждали, что в Оуэне его интересовали не столько передовые идеи, сколько кошелек, в который герцог, настоящий мот, без конца запускал руку. Его долги были столь велики, что в августе 1816 года он был вынужден бежать от кредиторов в Брюссель.
Оставались еще три сына: герцог Суссекский, великий магистр франкмасонов, имевший двоих детей от леди Августы Мюррей, брак с которой так и не был признан. Герцог Камберлендский, худший из всех со своим черепом головореза, сплошь покрытым шрамами от ран, полученных на войне. И, наконец, герцог Кембриджский, ничем не примечательный и неженатый. Что касается дочерей, то все они, по велению отца, жили в строгом затворничестве. Трем из них все же удалось выйти замуж, но их дети умирали в младенчестве. София в 1800 году родила сына от старого конюшего своего отца, но никто никогда не видел этого бастарда, чье появление на свет переполнило чашу терпения Георга III и окончательно помутило его рассудок.
Шарлотта, дочь регента, была любимицей нации. Заложница непрекращавшихся конфликтов между родителями, она выросла, воспитанная как мальчик и не слишком отягощенная моральными принципами. В семнадцать лет она превратилась в капризную, очаровательную и вполне созревшую для замужества барышню. В 1813 году регент решил выдать ее замуж за наследного принца Оранского, дабы упрочить связи Англии с Голландией и укрепить свои позиции в Антверпене, который являлся плацдармом британской торговли в Европе. Белокурая принцесса, увидев жениха, которого ей прочил отец, пришла в ужас: «Он мне кажется таким уродом, что я порой ничего не могу с собой поделать от отвращения и отворачиваюсь от него, когда он со мной разговаривает. Я с радостью бы побыстрее вышла замуж, чтобы обрести свободу, но только не за принца Оранского...»
Но, подчинившись воле отца, она согласилась еще раз встретиться с этим неуравновешенным и эгоистичным человеком, который жил лишь ради азартных игр и женщин. В марте посол Голландии официально попросил ее руки. Но в июне все разрушилось: Шарлотта категорически отказалась жить по полгода за границей.
Тогда она обратила свое внимание на племянника прусского короля. Отец посадил ее под замок. И тут появился новый претендент на ее руку — Леопольд Саксен-Кобургский. Этот немецкий принц служил в русской армии и после Ватерлоо прибыл в Англию в свите российского государя. Он каждый день прогуливался верхом на лошади по парку, чтобы издали поприветствовать принцессу. Та благосклонно отнеслась к ухаживаниям Леопольда, но регент пришел в ярость, что какой-то младший отпрыск правящего дома крошечного Кобургского княжества осмеливается заглядываться на его дочь, и не собирался сменять гнев на милость. Но это не испугало молодого человека. Ему пришлось уехать из Англии на конгресс в Вену, и он переписывался с Шарлоттой при посредничестве Эдуарда, герцога Кентского, для которого не было большего удовольствия, чем возможность досадить брату. Конюший герцога служил влюбленным курьером.
Регент не смог побороть упрямства дочери и в феврале 1816 года пригласил Леопольда в свой Красный павильон в Брайтоне. У принца было прекрасное воспитание, и к тому времени он уже успел снискать благосклонность двора. И народа тоже. Спустя три месяца ко всеобщей радости молодые люди сочетались браком в Карлтон-хаусе.
Леопольду удалось таким образом обеспечить свое будущее, а своенравной принцессе — отстоять свою свободу. Поселились они в Мальборо-хаусе. Но самые счастливые дни провели в своем загородном имении Клермонт в двадцати километрах от Лондона. Этот очаровательный замок с колоннами в палладианском стиле и парк площадью в восемьдесят гектаров были куплены парламентом и преподнесены им в качестве свадебного подарка от нации. Когда пышнотелая Шарлотта принималась хохотать во все горло или топать ногами, серьезный Леопольд шептал ей на ушко: «Тихонько, тихонько», и она прозвала его «господин Тихонько». Но они были искренне привязаны друг к другу и любили петь дуэтом перед друзьями, например, перед герцогом и герцогиней Орлеанскими, которые жили по соседству с ними в Твикенгеме. «Мой хозяин самый лучший супруг, какого только можно найти на всех пяти континентах. Что касается его жены, то ее любовь к нему так велика, что сравнима лишь с величиной британского долга», — растроганно воскликнул как-то их личный врач Штокмар, приехавший в Англию вместе с Леопольдом из Кобурга.
Наследник! Вместе с ними о нем мечтала вся Англия! После двух выкидышей Шарлотта вновь была беременна. На этот раз роды ожидались в октябре. Октябрь наступил, дни шли за днями, а ребенок все не появлялся на свет. Молодой женщине регулярно делали кровопускания и ставили клизмы. Ей рекомендовали поменьше есть, но это не улучшало состояния ее здоровья. Она впала в депрессию и очень жалела о том, что рядом с ней не было ее матери: та жила в Италии в окружении богемы. Шарлотта написала ей умоляющее письмо, но оно осталось без ответа.
Лишь через две недели после назначенного срока родов у нее начались схватки. Вопреки обычаю того времени, Леопольд ни на миг не покидал жену. Продолжавшиеся двадцать часов схватки вместо того, чтобы стать чаще, вдруг наоборот пошли на убыль. Доктор Крофт, до ужаса боявшийся причинить какой-нибудь вред своей августейшей пациентке, отказывался применять акушерские щипцы и настаивал на том, чтобы все шло естественным путем. В девять часов вечера Шарлотта разрешилась наконец от бремени мертвым мальчиком. Смерть ребенка, наступившая перед самым его появлением на свет, ясно указывала на то, что произошла она по вине врача.
Переживая за мужа, несчастная принцесса нашла в себе силы и прошептала: «Надеюсь, что в следующий раз нам повезет больше». Ей было всего двадцать лет. Но ближе к полуночи ее начало лихорадить. Врач заставил ее выпить портвейна, надеясь, что это ее согреет. Штокмар не был уверен в том, что его английские коллеги выбрали для принцессы правильное лечение, но не осмелился им противоречить, наблюдая со стороны за этой чередой врачебных ошибок. Шарлотта, заметив его, пробормотала между двумя приступами икоты, называя его на английский лад: «Стокки, они напоили меня!» Это были ее последние слова. Через пять часов после родов она последовала за своим ребенком, умерев от разрыва матки.
Немецкий доктор побежал будить принца: тот встал на колени возле кровати жены и обливал слезами ее ледяные руки. Подняв глаза на Штокмара, не менее расстроенного, чем он сам, он воскликнул: «Обещайте мне, что вы никогда меня не оставите!» Регент на долгие месяцы заперся в своем павильоне в Брайтоне. Он переживал не только из-за смерти дочери, еще сильнее он переживал оттого, что теперь у него не было наследников. Он не присутствовал на похоронах принцессы, организованных с большой пышностью; прощание с ней началось еще с ночи, так делалось всегда, когда умирал кто-нибудь из королевской семьи, и это придавало церемонии особую трагичность. В карете, задрапированной черной тканью, Леопольд проследовал за останками супруги в церковь Святого Георгия в Виндзоре, где герцоги уже начали ссориться между собой, выясняя у кого больше прав на корону.
