Валериан Альбанов - На Юг, к Земле Франца-Иосифа
Приближалась весна. Сильнее прогревало солнце в полуденное время, но таяния еще не было. Снег только начал покрываться тонкой, гладкой матовой коркой, очень сильно отражающей свет. В конце апреля почти у всех нас стали болеть глаза. На «Св. Анне» только некоторые из нас страдали этой болезнью, и обыкновенно она скоро проходила после того, как больной посидит несколько дней в помещении. Настоящих предохранительных снеговых очков у нас не было. Еще на судне машинист Фрейберг сделал нам всем по паре очков, но нельзя сказать, чтобы эти очки достигали своего назначения. Стекла для них делали из темных четырехгранных бутылок от «джина». Надев такие очки, мы ничего не видели впереди, поминутно спотыкались в ропаках, перевертывали нарты, падали сами, но глаза по-прежнему болели невозможно, и слезы текли горячими струями. В передних нартах обыкновенно шли счастливцы, «зрячие», а «слепцы» тянулись по следам, с закрытыми глазами, только по временам посматривая сквозь ресницы на дорогу. Но бывали дни, когда глаза болели у всех и болели нестерпимо, тогда уж приходилось целый день сидеть в палатке, ожидая, когда отдохнут глаза от этого нестерпимого, сильного света. Глаза болели не только при ясной солнечной погоде. Часто небо было покрыто облаками, солнце не было видно, даже горизонт был закрыт какой-то мглой, но глаза болели не меньше. Если утихала самая резь в глазах, то в них оставалась еще какая-то муть, и все предметы мы видели как бы в тумане.
Тяжел, мучителен был наш путь, но еще мучительнее становился он, когда болели глаза. Живо, как будто это было только вчера, встает перед моим мысленным взором следующая картина, которой я, кажется, никогда не забуду.
Большое ровное поле с неглубоким снегом. Далеко сам я не вижу, но мой спутник говорит, что вдали чуть видны хребты торосов, между которыми попадаются очень высокие холмы. Что там за этими торосами? Может быть, забравшись на один из этих высоких холмов, мы увидим на горизонте землю… Хотя бы чуть-чуть видную отдаленную землю, голый безжизненный утес.
Или, может быть, эти тороса образовались около большой полыньи, по которой нам удастся, наконец, поплыть на каяках на юг, на которой много «выстает зверя», так необходимого, нам на топливо и на мясо.
Длинной вереницей растянулись пять каяков, из которых четыре каяка тянут по два человека, передний мой — три. Я иду во втором ряду, так как положительно не могу смотреть.
Тепло и тихо. На небе ни облачка. Солнце ослепительно светит мне в лицо, и глаза плотно закрыты. Приоткрыв их на минуту, чтобы посмотреть направление и убедиться, что по-прежнему тянется равнина, опять закрываю их.
Первое время боль усиливается, но постепенно затихает, глаза успокаиваются, и уже не хочется их открывать. Даже шапку надвинул на них, чтобы защитить от света, который проникает даже сквозь веки.
Мерно, в ногу, одновременно покачиваясь вперед, налегая на лямку грудью и выпрямляясь, держась одной рукой, за борт каяка, идем мы.
В правой руке лыжная палка с кружком и острым наконечником, которая с механической точностью заносится вперед, с рукою качается вправо и медленно остается позади…
Как однообразно, как отчетливо скрипит снег под наконечником этой палки! Эта палка как бы отмеривает пройденное расстояние и, недовольная результатом, настойчиво брюзжит. Невольно прислушиваешься к этому ритмическому поскрипыванию, и вот вам ясно слышится: «далеко, да-ле-ко, да-ле-ко…» Мало-помалу исчезает всякая мысль… Теряешь всякое представление о времени и месте… Как в забытьи, идем мы, механически переставляя ноги и налегая грудью на лямку. Тепло, солнце припекает… Жаркое южное лето. Вы идете по набережной, в тени высоких каменных домов. В этих домах азиатские фруктовые склады, двери в которые раскрыты настежь. Вы ясно слышите ароматный, пряный запах свежих и сухих фруктов. Одуряюще пахнет апельсинами, персиками, сушеными яблоками, изюмом и гвоздикой… Вы ясно чувствуете приятную влажную прохладу от мягких от жары асфальтовых панелей, часто поливаемых водою персами-торговцами. Вам уже слышится их спокойная гортанная речь… Более, как хорошо пахнет, какая приятная прохлада.
Вдруг вы спотыкаетесь о свою палку, порывисто хватаетесь за каяк, открываете глаза и останавливаетесь, пораженные картиной… Первое время вы не можете сообразить, где вы. Как сюда попали.
«Что случилось?» — спрашивают спутники, с удивлением смотря на ваше лицо. Но вот вы приходите в себя. «Ничего, споткнулся». И по-старому тянется ледяное поле, но ближе видны тороса. По-старому солнце ослепительно светит, по-старому болят глаза….
А галлюцинации еще не совсем исчезли. Я еще ясно слышу душистый, пряный запах фруктов и воздух, кажется, напоен им. Неужели мои спутники не слышат этого запаха? Что это? Не болен ли я? Опять закрыты глаза, опять медленное, мерное покачивание, опять недовольно поскрипывает наконечник палки о том, что далеко, далеко нам идти… Мысль возвращается к только что пережитому. Странно, почему я никогда особенно не любил фруктов? Почему так мало они меня прельщали и так редко я покупал их, да и вообще всякие сласти?
Если я благополучно вернусь «домой», то обязательно поеду на юг или даже поступлю на службу где-нибудь в Черном или Каспийском море. Тепло там… В одной рубашке можно ходить и даже босиком… Неужели правда можно? Странно… Сейчас здесь так трудно себе представить это, что даже не верится этой возможности.
Буду много-много есть апельсинов, яблок, винограду… Но и шоколад тоже ведь хорошая вещь с ржаными сухарями, как мы едим в полуденный привал… Только теперь мы очень мало его получаем, этого шоколаду, всего по одной дольке, на которые разделена плитка. А хорошо бы поставить перед собой тарелку с хорошо просушенными ржаными сухарями, а в руку сразу целую плитку шоколада и есть сколько хочется. Ах зачем я пошел в это плавание, в холодное ледяное море, когда так хорошо плавать на теплом юге! Как это глупо было! Теперь вот и казнись, и иди, иди, иди, подгоняемый призраком голодной смерти. Не искушай судьбу, так тебе и надо, и ты даже права не имеешь жаловаться на несправедливость ее. Сегодня вот предстоит у нас «холодный» вечер, так как топлива нет нисколько, не на чем даже будет натаять воды для питья. Все это только справедливое возмездие тебе, не суйся туда, где природа не желает допустить присутствия человека. Мечтаешь ехать на теплый юг, когда ты еще находишься в области вечного движущегося льда, далеко за пределами земли. Ты еще доберись сначала до оконечности самой северной земли… Доберешься ли?
Перевалив через громадные торосы, мы убедились, что никакой полыньи за ними нет. Впереди был виден далеко торошенный лед, по которому нам предстояло искать мало-мальски сносную дорогу. Раскинули палатку и расположились на ночлег.
