Сергей Нечаев - Пикассо и его несносная русская жена
Красавица Фернанда была чуть старше Пикассо, и он всегда говорил, представляя ее друзьям:
- Очень красивая девушка, но, правда, немного старовата.
Это у него был такой своеобразный юмор, и все, конечно же, смеялись, так как на самом деле Фернанда была удивительно соблазнительна и сексуальна. Она очень понравилась друзьям Пикассо, ничего для этого не делая специально. А Пикассо все ревновал и, не прекращая, рисовал, восхищенный ее прекрасным телом, экспериментируя со стилистикой и формой: то он намеренно увеличивал кисть своей новой натурщицы, то неестественно укорачивал ей ноги, то нарушал пропорции головы, словно нащупывая какие-то одному ему видимые границы красоты и гармонии.
«Фернанда в черной мантилье», работа 1905 года, была выполнена в самой что ни на есть реалистической манере, чего не скажешь о последующих полотнах. Пикассо экспериментировал, благо богатейший «материал» теперь всегда находился у него под рукой.
«Фернанда в мантилье». «Портрет Фернанды Оливье».
Это была она.
«Лежащая обнаженная». «Женщина с грушами». «Голова женщины». «Бюст женщины».
И все это тоже - она.
Увлеченный пластикой своей возлюбленной, Пикассо в своих рискованных экспериментах порой доходил до гротеска и даже до полного абсурда, напоминая шокирующего публику циркача-канатоходца. Он искажал ракурсы, «разбрасывал» композицию, выворачивал плоскости. Одновременно с этим, Фернанда настолько пленила его, что он незаметно для самого себя перешел в своем творчестве от мрачных синих тонов к более жизнерадостным серо- и золотисто-розовым. И уж совсем решительным переходом от «голубого» к «розовому» периоду (так официально называются направления творчества Пикассо) стала картина-шедевр «Девочка на шаре», которая своим появлением тоже обязана Фернанде Оливье.
У биографа Пикассо Карлоса Рохаса читаем:
«Можно предположить, что не познакомься художник той осенью с Фернандой Оливье [...], он вернулся бы в Барселону, и все творчество и жизнь его сложились бы иначе».
Да, она была его музой, но в повседневной жизни все обстояло куда более прозаично. «Жалкая бедность» и «болезненная ревность» Пикассо приводили Фернанду в уныние, но еще больше угнетало ее вынужденное безденежье - неистовый испанец не позволял ей позировать другим художникам, акее попыткам литературного творчества относился с плохо скрываемым презрением.
Позже она вспоминала, что у Пикассо был какой-то особый магнетизм, которому она просто не могла противиться. Собственно, Фернанда и не имела привычки сопротивляться.
Она обожала позировать ему полулежа. Некоторые биографы на этом основании даже утверждают, что Фернанда была страшно ленивой особой. Например, Карлос Рохас пишет:
«Счастье эта женщина понимала странно: она была столь ленива, что, по собственному признанию, предпочитала целыми днями лежать на старом диване и читать дешевые романы, купленные в лавке на углу».
Что же касается нищего Пикассо, то он в то время мог предложить Фернанде единственное развлечение - любовные утехи на том самом продавленном диване, перемежающиеся занятиями живописью, в которых натурщица становилась уже не только объектом для рисования, но и для сексуальных опытов.
Вот как продолжает свой рассказ неплохо информированный Карлос Рохас:
«То ли из-за этого, то ли из-за полной подчиненности возлюбленной, но именно он мыл в мастерской полы и ходил за покупками, делая все, чтобы Фернанда могла наслаждаться бездельем. Если верить воспоминаниям Фернанды, Пикассо относился к возлюбленной скорее как послушный сын, чем как муж. У самой Фернанды - к такому выводу придут американские психологи много лет спустя - были, по всей видимости, серьезные личностные проблемы».
//__ * * * __//Но прошло какое-то время, и жизнь Пикассо немного улучшилась. Произошло это, когда Гертруда и Лео Стайны (они были вхожи в «Бато- Лавуар»), а также галерейщики Амбруаз Воллар и Даниэль-Анри Канвейлер начали покупать его работы.
Имена эти люди, сыгравшие огромную роль в судьбе Пикассо, еще не раз встретятся в этой книге, а посему настало время рассказать о них поподробнее.
Гертруда Стайн родилась 1874 году в США (штат Пенсильвания) в достаточно обеспеченной семье, а ее авангардистский стиль и мужеподобная внешность прочно закрепили за ней репутацию весьма эксцентричного человека. Ее дом в Париже, в котором она проживала со своей вечной спутницей жизни Алисой Токлас, был местом, где часто собирались американские писатели и художники. Мужчин она ненавидела и жила на деньги, которые ей посылали американские родственники. Единственным мужчиной рядом с ней был брат Лео, с которым они вместе вдруг стали коллекционировать произведения художников-кубистов. Так эти весьма странные люди познакомились с Пикассо, Матиссом и другими художниками.
Гертруда Стайн написала три книги, стала хозяйкой салона для избранных, изобрела, как утверждают, знаменитый коктейль «Кровавая Мэри», смешивая водку с томатным соком, и ввела в обращение термин «потерянное поколение» для обозначения всех тех, кто пережил Первую мировую войну (его она якобы услышала от какого-то француза, хозяина гаража, отчитывавшего своего молодого механика, только что вернувшегося с фронта).
Жан-Поль Креспель описывает ее так:
«Гертруда Стайн обосновалась в Париже почти двадцать лет назад [...] и благополучно занималась новой для себя культурно-просветительской деятельностью. Прошло то время, когда ее, тяжелую, грузную, сутулую, Пикассо рисовал в своей мастерской в «Бато-Лавуар», когда за смехотворные деньги она вместе с братом Лео купила у Воллара «Сезаннов», а в Осеннем салоне - «Женщину в шляпе» Матисса [...] Проводив брата, уехавшего обратно в Соединенные Штаты и забравшего с собой половину совместно собранной коллекции (из них двоих только он отличался чувством нового и истинно прекрасного в искусстве), Гертруда жила вместе с Алисой Токлас. Вдвоем они представляли собой парочку языкастых недоброжелательных мегер. Они были неистощимы на язвительные сплетни, касавшиеся самых разных людей, и преподносили их в самой изысканной манере. Обладавшая гораздо более тонким умом и интуицией, смуглая, волнующая Алиса Токлас всегда оказывалась хозяйкой положения, несмотря на свое подчеркнуто томное поведение. Тщеславие туманило ум Гертруды Стайн, интересовавшейся только собственной персоной. Без лишней скромности она считала себя величайшей англоязычной писательницей, которой не было равных, и не стеснялась заявлять об этом во всеуслышание [...] Однако незначительность ее литературного дарования компенсировалась огромным влиянием на американскую литературу. Ее достижением были пока лишь два произведения: «Три жизни» и «Нежные бутоны», которые прочли, возможно, человек десять, но она уже вовсю работала над «Становлением американцев», совершенно неудобочитаемой семейной сагой. Поражает бездна, разделяющая ее поверхностное творчество и степень ее влияния на творчество других писателей. Просто невероятно, но эта грузная американская еврейка, словно вытесанная из гранитной глыбы, с мыслями столь же короткими, как и волосы, остриженные ежиком на гермафродитном черепе, в течение двадцати лет умудрялась господствовать в мире американской литературы. И все воспринимали ее всерьез, несмотря на напыщенный и претенциозный стиль ее творений с бесконечными повторами [...]
