Эрвин Полле - Четыре жизни. 2. Доцент
В этот сентябрь основное время провёл в переездах на перекладных из деревни в деревню, никакие автобусы внутри района не ходили. Обычно добирался до райцентра Казанка и около «заготзерна» ждал транспорта в попутном направлении. В основном это были грузовики, перевозящие зерно. Большинство водителей пьяные. Однажды я даже вылез из машины прямо на пустой дороге. Водитель гружённого зерном автопоезда (с прицепом), был настолько пьян, что ни стоять, ни ходить был не способен, укрывной брезент полоскался как флаг, зерно сыпалось по дороге. Такого я не видел в студенческие годы на сельхозработах, хотя в основном занимался перевозкой зерна.
По результатам этой «колхозной деятельности» дважды положительно отмечался в институтской газете «За инженерные кадры», в т. ч. о вынесении благодарности «за хорошую организацию работ и ударный труд на уборке урожая» (под большим секретом, чтобы не узнал Магарил, об этом меня предварительно уведомил один из членов парткома). Заслужил, наконец, одобрения и в сфере «учебной» работы.
Одним из важных разделов учебной работы является руководство дипломниками, я их использовал при решении конкретных научных задач (подробнее в следующей главе). К 1977 г. Магарил практически закрыл для меня возможность использовать дипломников. Известно, «нормальные герои всегда идут в обход». Так попытался и я.
В 1976 г. на научной конференции в Риге познакомился с профессором из института химической физики (Черноголовка) Михаилом Львовичем Хидекелем, работавшим в научной области, соприкасающейся с моей тематикой. Разработали планы совместных работ, в т. ч. с использованием совместных дипломников и аспирантов. Я отправил из Тюмени Хидекелю письмо о согласовании с ректоратом ТИИ выделения одного аспиранта с 01.02.77 г. (официальный руководитель — М.С.Захаров), нескольких дипломников. Кроме того 2–3 дипломников обещали в тюменском университете. Возвращаясь из Болгарии в августе 1976 г. посетил Черноголовку и лично обговорил с Хидекелем детали совместной работы.
Ближе к утверждению тем дипломных работ опять возникли проблемы с Магарилом. В качестве декана категорически отказывается утверждать мои темы, как непрофильные специальности. Тлеющий конфликт вновь вспыхнул. Пришлось идти к ректору, объяснять про командировку дипломника и эксперимент в Черноголовке. Копылов разрешил использовать одного из подобранных мной дипломников ленинского стипендиата Сушко.
К сожалению, с таким трудом пробитая совместная работа с Черноголовкой закончилась конфузом для меня, но практически и к счастью незамеченным в ТИИ Магарилом и ректоратом. Через неделю после прибытия студента в Черноголовку звонок. Тот руководитель, к которому Сушко прикрепил Хидекель, не признаёт темы, с которой Сушко появился. Дескать, в Черноголовке впервые сталкиваются с ситуацией, когда дипломник приезжает со своей темой. Направил его напрямую к Хидекелю. После ещё нескольких панических звонков понял, что смышлёным москвичам нужны только рабочие руки, и скомандовал возвращаться. Полтора месяца дипломника пропало впустую. Но ведь спрос за дипломника будет с меня. А учитывая историю вопроса…
Мало было мне ленинградской «научной мафии» (следующая глава), так вляпался в подмосковную. Только дураки не могут учиться даже на собственных ошибках. Более омерзительного состояния давно не испытывал. Срочно пришлось изменить программу эксперимента, пойти по отлаженной годами схеме, дипломная работа была готова в установленный срок и с необходимым качеством. Однако уязвить меня Магарил всё-таки смог.
Июль 1977 г. Красноярские «столбы».
Конфликт разгорелся по ходу работы ГЭК в конце июня 1977 г. Магарил подготовился и переиграл меня. Защита Сушко приказом определена в 14 часов, а вызвали его в 12, когда меня не было в институте, более того отсутствовал единственный член ГЭК с нашей кафедры. Я не слышал защиты, Сушко получил «хорошо». Казалось бы, ничего страшного, большинство дипломников так защищаются, но эта первая четвёрка в студенчестве лишала Сушко «красного» диплома. В завершении работы ГЭК на расширенном учёном совете факультета председатель А.И.Наровлянский (главный инженер Тобольского нефтехимического комплекса) начал и много говорил о несоответствии дипломных работ Сушко и Ивановой (вторая моя дипломница) специфике профессии. Тут я взорвался. Высказался и о нарушениях положения о публичных защитах и о том, что в составе ГЭК отсутствуют представители фундаментальных разделов химии: физической, органической, неорганической. Говоря о тенденциозности подхода ГЭК, подробно разобрал работы Сушко и Ивановой, высказался, что ГЭК не понял, что фенольная, нитробензольная, фурфурольная очистки масел представляют собой процессы комплексообразования. Недопустим стиль работы ГЭК, когда вопросы дипломнику задаются с усмешкой.
Раздалась резкая реплика Магарила: «Не учите ГЭК! Регламент!» Меня поддержал проректор Захаров: «Критика снизу, пусть говорит!» К сожалению, в выступлении чётко не прозвучало, что именно Магарил — инициатор тенденциозности. Конечно, можно было выступить и лучше, но экспромт, если это не одна фраза, редко бывает удачным. В ответном слове Наровлянский доказывал доброжелательность ГЭК, обвинил меня в инсинуациях, высказал мысль, что в научной среде выступать так, как я, некорректно. Думаю, председатель ГЭК не был в курсе наших взаимоотношений с Магарилом, но не сомневаюсь, хорошо им подготовлен.
Демагогией и разговорами за моей спиной Магарил добился того, что и Сушко начал публично рассуждать, что я виноват в лишении его «красного» диплома. Такое простить невозможно, когда через год талантливый Сушко попробовал устроиться в ЦЗЛ ТНХК, отказал ему. Кстати, и Магарилу, который в 1978 г. пытался выйти на рабочие контакты с ТНХК (хоздоговора, практика студентов…), однозначно «дали от ворот поворот».
Июль 1977 г. Красноярские «столбы». Я справа.
Сразу после памятного ГЭКа улетел в Красноярск организовывать производственную практику на заводе синтетического каучука, прощальная работа в тюменском индустриальном институте. Хорошо запомнил встречу студенток 7 июля (день Ивана Купалы) на железнодорожном вокзале. Пока на перекладных (автобус, трамвай) добирались до заводского общежития, девушки были совсем мокрые, даже перестали реагировать на веселящуюся молодёжь с вёдрами. Кстати, день Ивана Купалы всё больше превращается в дурь, ночью бесчинствуют (половозрелые) великовозрастные балбесы, выворачивают дорожные знаки, перевёртывают и растаскивают лодки, киоски, перегораживают проезжую часть даже центральных дорог, днём дети и подростки хулиганят с водой. Для меня день Ивана Купалы — ориентир, пора заготавливать берёзовые веники.
