Леонид Механиков - Полёт: воспоминания
Пилоты — молодой народ, а молодости свойственен юмор, розыгрыш, без этого в напряжённой лётной работе нельзя никак.
Веселили мы сами себя как умели, и, в общем, — получалось.
Иногда даже и неплохо.
Так уж получается в авиации: кто-то что-то придумает, попробует, получится здорово, — и это здорово превратится в анекдот, пойдёт гулять по гарнизонам. И станет повторяться по намеченному сценарию, и обрастать новыми деталями, и вернётся, наконец, к автору в новом виде, да порой в таком, что уже и сам автор клюнет на этот крючок…
Не могу сказать, где этот розыгрыш был придуман, может быть, и у нас, но случилось и мне стать свидетелем комической ситуации на боевом дежурстве.
Пурга мела вторые сутки. Батальон едва успевал расчищать от сугробов полосу, которая словно утонула в почти двухметровых брустверах.
КПМ — это такие специальные автомашины, которые чистят полосу, днями и ночами с включёнными фарами бессменно сновали по полосе, чтобы хоть как-то поддержать её в состоянии, пригодном для взлёта. Рулёжные дорожки чистить было бесполезно: тут же мгновенно их снова переметало. К взлёту был подготовлен только карман дежурной пары да полоса. Видимость была в пределах километра, тем не менее, задачу боевого дежурства с полка никто не снимал, и мы добросовестно меняли друг друга в дежурном домике.
Сидеть в пургу в дежурном домике — одно удовольствие: за окном светопреставление, в дверь не залезешь, а в домике горит уютно лампа под абажуром, тепло, приёмник тихонько играет, койки на каждого со свежим бельём, стол посреди комнаты, — сиди да стучи костяшками по скатерти.
Игра шла не на жизнь, а на смерть. Соревновались две пары: два лётчика и два техника. Игра почему-то называлась «телефон».
Почему телефон — не знаю.
Это обыкновенная игра в домино на четыре конца. Задача каждой пары — создать для себя ситуацию, когда сумма очков на всех четырёх концах делится на пять: в этом случае полученные очки идут паре нарастающим счётом. Выигрывает пара, набравшая максимальное количество очков. Играли «на-под-стол», т. е. проигравшая пара должна залезть под стол и там прокукарекать по-петушиному три раза. Лезть под стол в лётном, а тем более — в техническом обмундировании никому не хотелось, потому играли серьёзно, внимательно, с азартом.
Зимняя лётная форма одежды — это нагольная меховая куртка и такие же меховые брюки. На ногах — меховые унты. Форма удобная, тёплая, лёгкая. Однако особым шиком считалось среди пилотов раздобыть где-нибудь на вещевом складе американский шлемофон или, тем более — лётный меховой комбинезон, оставшийся ещё от поставок по ленд-лизу во время войны.
Сказать, что комбинезон был удобнее или теплее, нельзя, одна деталь там была неудобной: комбинезон был пошит почему-то единым целым, словно спальный мешок — куртка и брюки вместе. Зато змейки там были красивые, и их было больше, чем на нашей одежде. Ну, а в связи с тем, что комбинезон был сплошным, справлять в нём большую нужду было сложновато: на заднем месте надо было расстегнуть змейку, поднять часть комбинезона, чтобы освободить то место, коим положено справлять большую нужду, при этом здоровый меховой капюшон падает на голову, закрывая общий обзор.
Практически пилот, совершающий обряд очищения от переваренной пищи в этом комбинезоне, слеп и беззащитен как ребёнок, делать с ним в это время можно что угодно.
Так вот, как раз один из пилотов и был одет в этот комбинезон, чем весьма гордился.
Этим и воспользовался техник: когда насоливший ему хорошей игрой противник, дважды уже сгонявший его под стол, стал возмущаться тем, что его припёрло, а лезть по сугробам в сортир неохота, а потом всё-таки вышел из домика, тот пошёл вслед за ним. Как он и ожидал, пилот расстегнул змейку, накинул клапан на спину, при этом капюшон закрыл ему лицо, и присел недалеко от порога опорожниться. Недолго думая, техник схватил с пожарного щита совковую лопату, аккуратно поддел ею то, что лётчик высидел, скинул дерьмо в сугроб и, спрятавшись за углом, стал наблюдать.
Лётчик посидел ещё немного, застегнулся и по привычке повернулся посмотреть на результат своего творчества.
Результата не было.
Ошарашенный лётчик походил вокруг, поискал — результат исчез.
Пилот был уверен в том, что он облегчился, он это знал точно, но его знание не подтверждалось: результата не было.
Замести так быстро не могло: он только сел. Пилот засомневался и потоптался для верности на том месте, где только что сидел на корточках. Снег был девственно чист, под снегом не было ничего. Лётчик расстегнул снова змейку, залез в карман рукой, стал там шарить. В кармане было пусто. Ничего не понимающий пилот задумчиво вернулся в домик. Компания была уже оповещена техником и с невинным видом нетерпеливо ждала его для продолжения игры. Тот сел играть, но играл уже невнимательно, всё к чему-то прислушивался.
Потом поднялся и вышел из комнаты.
Вернулся он через пару минут ещё более задумчивым и невнимательным.
Игра уже не клеилась.
Тогда один из игроков потянул носом: «Или мне кажется, или на самом деле что-то вонять стало?» — пилот немедленно выскочил из комнаты.
Зашёл он минут через десять.
Молча лёг на свою койку.
Тогда один из игроков, проходя по комнате вблизи кровати пилота, подтвердил: «А ведь действительно воняет. Вроде как говнецом, что ли?» Пилот схватился с кровати и снова выскочил из комнаты.
Когда сомнения погнали его из комнаты уже в пятый раз, он не выдержал: «Братцы, да что же это такое, так и рехнуться можно!..» И в деталях рассказал всё, что с ним произошло.
Секрет, конечно, был ему раскрыт при всеобщем хохоте.
Парень обиделся, но не надолго.
Что поделаешь — молодость.
Случались и трагикомедии.
Как-то в дежурном домике случился пожар, наделавший много шума в гарнизоне.
В комнате техсостава было холодно: кто-то бросил открытой форточку. Забежавший погреться техник не стал тратить времени на поиски дров: он мотнулся к самолёту, набрал ведро керосина, захватил ветоши, кинул её в буржуйку, плеснул керосинчику, но в это время кто-то его отвлёк и он вернулся в комнату через пять минут, когда керосин успел уже в тёплой печурке превратиться во взрывчатку. Не долго думая, техник зажёг спичку. Печурка ахнула, подпрыгнула и выплеснула в комнату волну пламени. Техник едва успел выскочить в коридор. Сразу же занялись занавески на окнах, задымились одеяла на кроватях. В домике поднялась беготня. Кто-то по наивности схватил со стены огнетушитель, перевернул его, стукнул как положено по инструкции об пол — огнетушитель молчал. Второй огнетушитель тоже не сработал. Пожар был побеждён с помощью снега, веника и одеял. Тем не менее, комната имела мрачный вид: чёрные стены, сгоревшие занавески, подгоревшие одеяла. Скрыть это происшествие было невозможно. Пришлось докладывать командиру полка. Был нерабочий день и приезд из дома командира полка, не особенно отличавшегося тихим нравом, обещал немало. Все кинулись наводить порядок: подметался пол, расставлялось всё на места, выносилась печка, вешались на места так и не сработавшие огнетушители — все были заняты, все ожидали разноса. Разнос не замедлился явиться в дежурку: у двери фыркнул зло мотор командирского газика, и в дверном проёме показалось красное лицо взбешённого командира. Последовала команда «Смирно!», ответственный доложил, что за время отсутствия… и всё остальное, вплоть до того, что жучка сдохла, после чего последовала команда строиться. Мы прижались к стене с висящими на ней так и не сработавшими огнетушителями в узком и тесном коридорчике в шеренге по одному.
