Леонид Механиков - Полёт: воспоминания
Штурман наведения на КП видно нервничал: обычно спокойный голос был напряжён, команды выдавались настолько часто, что я едва успевал давать квитанции, Видно, дело не клеилось. Наконец на 11 километрах облачность закончилась, и я увидел далеко впереди след инверсии большого самолёта, возле которого вились следы маневрирующих истребителей. Хорошо если это Ил-28, этого догнать можно, если же это Ту-16…
Я, не выключая форсажа, продолжал гнаться за бомбёром. Бомбёр приближался медленно, очень медленно, хотя скорость была предельной.
Вдруг бомбёр стал разворачиваться вправо. Я подрезал ему курс и за счёт этого стал сближаться. Бомбёр действительно оказался Ту-16, догнать который, коли он не захочет, практически невозможно.
С КП уже второй раз поступила команда идти на точку, но я ещё раз повторил, что вот-вот его догоню, и продолжал преследование. Он был уже рядом, до предельной дистанции открытия огня оставалось каких-нибудь сто метров… Связь с КП уже была потеряна: я ушёл за границы устойчивой радиосвязи. И вдруг в наушниках громко, очень громко пророкотал басовитый насмешливый голос: «Ну что, маленький, догнал? Гони, браток, гони…» — и бомбёр, который уже болтался в моём прицеле, которого я уже почти снял, резко пошёл на снижение и нырнул в облака. От обиды я до крови прикусил губу, но это не помогло: цель мной не была уничтожена, задание не было выполнено. Наверное, впервые в жизни обругал я своего верного МиГа нехорошими словами за неповоротливость, за неумение ходить на сверхзвуке…
Надо было идти домой. Горючего я высвистел на форсаже много.
Самое главное — что я не представлял себе где я нахожусь. Первые свои курсы и время я помнил, дальнейшее всё перемешалось: я только знал что меня гнали всё время на юг, в сторону Японии, до которой от моего аэродрома было около пятисот километров. Автоматический радиокомпас (АРК), настроенный на приводную станцию аэродрома вылета, ничего внятного мне сказать не мог: стрелка его крутилась во все стороны и даже приблизительно не показывала направления на аэродром. В разрывах облаков под собой я увидел береговую черту и по спине прошёл холодок: береговая черта напоминала мне побережье японского острова Хоккайдо в северной его части. Недалеко, на расстоянии порядка десяти — двадцати километров впереди по курсу я увидел инверсионный след пары истребителей. Значит, я залез в Японию, и Сейбры идёт на перехват. Размышлять было некогда. Я развернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на компас. Компас почему-то показывал не северное, а восточное направление. Я взял себя в руки, заставил себя пройти без кренов минуту и нажал кнопку согласования компаса. Компас уверенно показывал на восток. Тогда всё стало на свои места: подо мной был не Хоккайдо, а берег материка, район где-то между Хабаровском и Владивостоком, и я сейчас нахожусь над Татарским проливом. Значит, меня гнали не строго на юг, а на юго-запад, и следы японских Сейбров — это следы наших истребителей, которые гнались не за мной, а за контрольной целью. Я развернулся влево, взял примерный курс на свой аэродром. Теперь оставалось ждать входа в зону уверенного действия радиосредств и молить бога, чтобы хватило горючего на заход и посадку.
Дальше всё было как в сказке: АРК точно вывел меня на аэродром, на котором за время моей неудачной погони погода изменилась настолько, что я смог зайти сходу, не затрачивая времени на дополнительные манёвры, сходу же и сел, и горючего хватило даже на заруливание, хотя техник и ворчал что я сел с сухими баками.
В бешенстве выскочил я из кабины и побежал звонить на КП: такого позора мне испытывать давно не приходилось. Вместо извинений штурмана за поздний подъём с КП на меня обрушился мат командира полка за самовольство. Я увлёкся бесполезной погоней, дважды не выполнил команды на возврат, ушёл из зоны действия радио и радиолокационных средств, в результате чего потерял связь, и меня потеряли с экрана. И только чудо спасло меня: фронтальная облачность миновала аэродром, благодаря чему я смог произвести сходу посадку, иначе искали бы меня где-нибудь в горах.
Хороший урок я тогда получил: команда есть команда — на земле виднее.
Позднее выяснилось, что контрольная цель была запущена решением Министра в страшной тайне, экипажу Ту-16 было дано задание любыми путями проскочить систему ПВО Дальнего Востока, что он с честью и выполнил.
Много тогда шуму наделал он, многих тогда поснимали начальников. В те времена такое случалось нередко: кроме самолётов да зенитных пушек, не было ничего больше у ПВО. Зенитно-ракетные комплексы были поставлены на вооружение Сахалинской дивизии ПВО позже.
Недоработанным в организации ПВО Дальнего Востока был в то время алгоритм принятия решения на открытие огня на поражение реального нарушителя, благодаря чему провокации на границе носили всё более грубый характер.
Инертность сил ПВО порождала безнаказанность, и провокации повторялись всё чаще, однако нарушитель уходил с миром восвояси готовиться к следующему нарушению. Дело дошло до того, что один и тот же стратегический разведчик RB-47, базирующийся в Японии, совершал полёты по одному и тому же постоянному маршруту вдоль Охотского побережья в точно назначенные даты и время смены сетки ПВО. Сетка ПВО — это совершенно секретная кодированная система передачи данных, в которой коды координат и даты их смены меняются в разные, неповторяющиеся периоды, назначаемые не человеком, а машиной. Непонятно до сих пор как, но эти сов. секретные данные, которых не знали ещё и в частях, уже были у американцев. Разведка их работала чётко. Наша разведка работала тоже неплохо.
К примеру, время вылета разведчика и экипаж мы знали ещё до того, как самолёт взлетал. Однако на этом всё и останавливалось: мы были готовы к действиям, способны были уничтожить нарушителя госграницы, но вот получить разрешение на открытие огня на поражение этого нарушителя не могли никак получить: разница Сахалина с Москвой — восемь часов, начальство спит, а кто пониже, т. е. кто не спит — не имеет права принять такого решения.
В результате идёт себе разведчик вдоль госграницы, время от времени делает укольчики вглубь нашей территории, неглубокие, а так чтобы спровоцировать подъём истребителей, чтобы зафиксировать всю систему, а не только сетку ПВО: где, может, появился какой новый локатор, где какая может новая радиостанция или вдруг аэродром, а то и ещё что новенького, какая точка работает, а какую, может, сняли с дежурства… ПВО стоят на ушах, локаторы крутятся, операторы считывают, радисты передают — всё это аккуратненько фиксируется на плёнку, соотносится с текущими своими координатами и к моменту посадки — всё уже готово, полную картину успешного полёта со всеми его результатами можно передавать в Пентагон. После такого полёта обойти систему ПВО и проникнуть в глубь территории уже не с разведывательными целями не составляет особого труда: вся картина налицо.
