Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.
А меня на земле встретят как героя.
Да и орден Боевого Красного Знамени в мирное время получить...
В отпуск поеду, отца порадую.
У меня ведь ни одного ордена до сих пор нет... Проходила информация, что на них собирались ставить ещё и хвостовые ракеты с дальностью пуска - 2200.
А я огонь могу открывать только с 800.
Плохо.
Значит - не входить в его зону пуска.
А зона пуска - под две четверти слева и справа. Значит, по 45 градусов от оси для меня зона смерти.
Ладно, стану слева метрах в 400, уравняю скорости и как только команда на огонь - крен на него под 90 градусов, ручку на себя и давлю на всё пушки пока завалю его или сам врежусь...
Всё это рассказывать долго, а в голове промелькнуло за какую-то долю секунды в то время, как я становился слева, уравнивал скорости и орал на КП что цель наблюдаю, к работе готов и требовал пароль на открытие огня. КП сообщил, что меня понял, но пароля не давал.
Я продолжал орать, требовать, возмущаться, но пароля КП мне не давал. Самолёты наши шли на параллельных курсах, словно строем. Напряжение постепенно стихало: я понял уже, что пароля не будет, и на сей раз он опять уйдёт безнаказанным, я приду на точку, сяду, поругаюсь с КП, потом сменюсь с боевого дежурства и поеду домой.
Никакого ордена и отпуска не будет, а просто я завтра пойду на рыбалку.
Тем не менее, я был готов выполнить свой план немедленно и продолжал докладывать на КП свою готовность, но пароля не поступало. Видно, опять на КП что-то с Хабаровском заклинило, не даёт армия разрешения.
Чёрт побери, так всё хорошо складывалось, и опять одно и то же.
Прошло уже минут семь, как мы летели, словно привязанные друг к другу. Я понял, что дела не будет, и стал сокращать понемногу интервал: хотелось увидеть лицо пилота.
Вон в кабине блестит его белая каска. Похоже, что лицо вроде как чёрное? Интервал сократился уже настолько, что я стал различать заклёпки на самолёте.
Пилот повернул голову ко мне.
Пилотировал негр.
Непривычно тёмное лицо оттенялось белой каской, над кислородной маской выделялись ярко глаза. Мы шли уже буквально крыло в крыло. Я перехватил левой рукой ручку, правой показал жестом «отваливай в море». Не знаю, улыбался ли он - под маской не видно, но он провёл своей ладонью поперёк своего горла: «нужно позарез». Я повернул кисть руки оттопыренным большим пальцем вниз и покивал им вниз: «уходи, а то завалю». В ответ тот постучал левой рукой по согнутой в локте правой.: «А этого не хочешь?...» КП, наконец, проснулся: команда на отвал от цели, следовать на свою точку. Я покачал крыльями ему, он мне, и я пошёл домой. Разведчик продолжал выполнять своё задание. Ярко светило солнце, мир был прекрасен, но на душе было муторно: за каким чёртом я торчу на боевом дежурстве, живу, как скотина на краю света, мучаю семью? Чтобы получить лишний раз по морде? Наверное, не один я так думал.
Но об этом можно было только думать.
Упаси бог сказать это вслух кому бы то ни было: вмиг вся твоя жизнь коренным образом изменится, и лишён ты будешь гордого звания пилота, и пойдёшь куда-нибудь на урановые рудники крепить обороноспособность Отчизны, и семье твоей запрещено будет упоминать имя твоё... Оставалось только думать, носить в себе, копить эту неимоверную тяжесть всё больше и больше и знать, что не свалится она с души никогда. Родину - не выбирают.
Так вот и игрались мы в защитников рубежей социалистического отечества: с чувством полностью выполненного долга перехватывали контрольные цели, сами ходили за контрольных целей чтобы нас перехватили другие с не менее высоким чувством, донашивали старую форму одежды, осваивали новую технику и устраняли ранее замеченные недостатки, достойно преодолевая трудности и лишения.
Однако не всё так мрачно было на боевом дежурстве.
Пилоты - молодой народ, а молодости свойственен юмор, розыгрыш, без этого в напряжённой лётной работе нельзя никак.
Веселили мы сами себя как умели, и, в общем, - получалось.
Иногда даже и неплохо.
Так уж получается в авиации: кто-то что-то придумает, попробует, получится здорово, - и это здорово превратится в анекдот, пойдёт гулять по гарнизонам. И станет повторяться по намеченному сценарию, и обрастать новыми деталями, и вернётся, наконец, к автору в новом виде, да порой в таком, что уже и сам автор клюнет на этот крючок...
Не могу сказать, где этот розыгрыш был придуман, может быть, и у нас, но случилось и мне стать свидетелем комической ситуации на боевом дежурстве.
Пурга мела вторые сутки. Батальон едва успевал расчищать от сугробов полосу, которая словно утонула в почти двухметровых брустверах.
КПМ - это такие специальные автомашины, которые чистят полосу, днями и ночами с включёнными фарами бессменно сновали по полосе, чтобы хоть как-то поддержать её в состоянии, пригодном для взлёта. Рулёжные дорожки чистить было бесполезно: тут же мгновенно их снова переметало. К взлёту был подготовлен только карман дежурной пары да полоса. Видимость была в пределах километра, тем не менее, задачу боевого дежурства с полка никто не снимал, и мы добросовестно меняли друг друга в дежурном домике.
Сидеть в пургу в дежурном домике - одно удовольствие: за окном светопреставление, в дверь не залезешь, а в домике горит уютно лампа под абажуром, тепло, приёмник тихонько играет, койки на каждого со свежим бельём, стол посреди комнаты, - сиди да стучи костяшками по скатерти.
Игра шла не на жизнь, а на смерть. Соревновались две пары: два лётчика и два техника. Игра почему-то называлась «телефон».
Почему телефон - не знаю.
Это обыкновенная игра в домино на четыре конца. Задача каждой пары - создать для себя ситуацию, когда сумма очков на всех четырёх концах делится на пять: в этом случае полученные очки идут паре нарастающим счётом. Выигрывает пара, набравшая максимальное количество очков. Играли «на-под-стол», т.е. проигравшая пара должна залезть под стол и там прокукарекать по-петушиному три раза. Лезть под стол в лётном, а тем более - в техническом обмундировании никому не хотелось, потому играли серьёзно, внимательно, с азартом.
Зимняя лётная форма одежды - это нагольная меховая куртка и такие же меховые брюки. На ногах - меховые унты. Форма удобная, тёплая, лёгкая. Однако особым шиком считалось среди пилотов раздобыть где-нибудь на вещевом складе американский шлемофон или, тем более - лётный меховой комбинезон, оставшийся ещё от поставок по ленд-лизу во время войны.
Сказать, что комбинезон был удобнее или теплее, нельзя, одна деталь там была неудобной: комбинезон был пошит почему-то единым целым, словно спальный мешок - куртка и брюки вместе. Зато змейки там были красивые, и их было больше, чем на нашей одежде. Ну, а в связи с тем, что комбинезон был сплошным, справлять в нём большую нужду было сложновато: на заднем месте надо было расстегнуть змейку, поднять часть комбинезона, чтобы освободить то место, коим положено справлять большую нужду, при этом здоровый меховой капюшон падает на голову, закрывая общий обзор.
