Анри Труайя - Оноре де Бальзак
Бальзак выехал из Парижа четвертого февраля 1847 года, прибыл во Франкфурт шестого. Ева, воплощенное беспокойство, ждала его, сидя на чемоданах: ее пугала Франция, Оноре, будущее, она почти сожалела, что согласилась на путешествие. На него и на прочие расходы выделено было семь тысяч франков. Теперь эта сумма казалась ей огромной. Бальзак успокаивал: в Париже они будут экономить, никаких выходов в свет, никаких встреч, обедать – дома. Ему не терпелось показать свое творение – дом на улице Фортюне, образец комфорта и элегантности. Он ожидал возгласов восторга. Но с первых же шагов Ганская была разочарована: как можно было потратить столько денег на этот сарай, фасад которого больше всего напоминает складской? Зачем все эти инкрустации, мрамор, бронза, безделушки, которые только подчеркивают уродство целого. В комнатах холодно, окна закрываются плохо. Каждая мелочь – ничтожная показуха, пыль в глаза! Как будто вы в лавке старьевщика! Критика любимой сразила Бальзака. Столько надежд связывал он с их гнездышком, а та, что должна была бы похвалить его или, по меньшей мере, поблагодарить, осуждает! Защищаясь, говорил, что работы еще не завершены, пока это только стройка, откуда не убран мусор, с рабочими по углам. Графиня была неумолима – Оноре совершил чудовищную глупость! В который раз! Больше от нее ни су на устройство чудовищного дома, в котором невозможно жить. Что ж, он возьмет это на себя, найдет способ оплатить сам. А когда все будет закончено, Еве придется признать, что для нее приготовлен настоящий дворец и что в который раз ему удалось справить славное дельце.
Ганская провела в Париже несколько недель. Бальзак, забросив работу, гулял с ней по улицам, ходил по магазинам, музеям, водил в рестораны, Оперу, Варьете. Но по взаимному согласию они избегали показываться в гостиных друзей. Почти никто не нарушал их уединения. В апреле Оноре отвез Еву во Франкфурт и вернулся в отчаянии от одиночества, которое его ожидало, тем более что возникли новые осложнения. Пообещав Ганской окончательно избавиться от госпожи де Брюньоль, он наткнулся на агрессивное сопротивление своей «служанки». Бальзак рассчитывал смягчить ее семью тысячами франков и табачной лавкой или разрешением на торговлю марками. Теперь она настаивала на большем: рассвирепев, что не получила пока никакой компенсации, переписала двадцать четыре письма Евы из числа самых компрометирующих, в частности, где речь шла о беременности и выкидыше, и угрожала отправить дочери и зятю Ганской, а может быть, и русским властям, вызвать тем самым скандал, который навсегда испортил бы репутацию ее «соперницы» и даже способствовал бы выдвижению против нее обвинения в незаконном аборте. За молчание госпожа де Брюньоль требовала тридцать тысяч франков. Но впрямь ли она удовлетворится этим? Уступить шантажу значит спровоцировать новые требования. Поверенный Гаво советует вести переговоры. Бальзак предлагает пять тысяч наличными. Слишком мало! Он обращается к комиссару полиции, который сурово говорит с госпожой де Брюньоль, не исключая варианта тюремного заключения за кражу документов. Подобная перспектива заставляет ее отступить. Теперь Оноре жаль свою помощницу. Неужели он действительно мог любить ее и вызвать тем самым ревность госпожи Ганской? Влюбленная женщина способна на любое безумство, на любую низость. Не лучше ли замять дело, чем несчастная предстанет перед судом и процесс этот неизбежно привлечет журналистов, которые не упустят возможности посмеяться над ним. Перед лицом опасности Бальзак пишет Ганской: «Карга… хочет… устроить тебе неприятности в Польше… Котеночек мой, защищай наши две жизни с настойчивостью и отвагой, как я попытаюсь защитить здесь». Тем не менее отказывается применить «постыдное» средство, к которому советует прибегнуть Гаво, что могло бы заставить виновницу раскаяться: «Я сказал ему, что следует быть благородными со всеми, даже с воришками, и если не будет суда, моя совесть сама осудит меня». И заключает: «Я не вздохну спокойно, пока у меня не будет твоих писем». Вместо того чтобы провести обыск у госпожи де Брюньоль, Оноре сам идет к ней, пытается смягчить напоминанием о семи годах, прожитых ими бок о бок. Та согласна вернуть копии только в обмен на пять тысяч франков. «Дело с каргой будет улажено за дополнительные пять тысяч франков, которые я дам ей, чтобы письма вновь оказались у меня, – радостно сообщает он Еве. – Это сейчас обсуждается, как только все закончится, я снова обрету так нужное мне спокойствие и здоровье». Месяц спустя: «Я был у нее, она вернула мне письма, сказав при этом, что любит меня больше жизни и мысль оказаться у меня в немилости убивает ее. Я был прав, призывая пойти на соглашение, иначе это обошлось бы гораздо дороже, а так, ввиду ее бедности, она примирится и с простой подачкой в несколько тысяч франков. Но внутренне я говорил себе: она отдает не все! Что-то оставила себе! Так и есть, не хватает трех писем. Три или двадцать четыре – одно и то же. Но я получу и их. Не для того я затеял дело… Все это лишает меня желания заниматься литературой, я не делаю ничего. А должен работать по десять-двенадцать часов в день, чтобы заработать необходимые мне шестьдесят тысяч франков». Когда все письма Ганской оказались в его руках, графиня потребовала, чтобы он сжег их. Скрепя сердце Оноре соглашается на это аутодафе. Наблюдая, как горят свидетельства их долгой связи, чувствует себя так, словно присутствует при самоубийстве любовников.
Теперь необходимо выполнить все намеченное. Для начала он решает перебраться с улицы Басс на улицу Фортюне. Само по себе это не так уж плохо, но хлопоты превосходят все ожидания: столько рукописей и книг надо упаковать. Это не просто смена места жительства, перемена образа жизни. В новом доме сам расставляет милые сердцу безделушки, пытаясь оживить и согреть жилище, в котором так не хватает женского присутствия. Во время своего визита Ева взяла с него обещание ничего больше не покупать. Но надо оборудовать кухню, буфетную, не упустить выгодных предложений антикваров. Например, нельзя не поддаться искушению и не купить комод, принадлежавший когда-то Элизе Бонапарт, сестре Императора, – за четверть стоимости, всего-то четыреста франков. Зато вещь уникальная, оригинальная, поистине королевская. И потрясающие каминные принадлежности – пара канделябров за сотню франков. «Это последнее приобретение, – уверяет он Еву. – Я нисколько не жалею о последней купюре в тысячу франков, потраченную на дополнительную меблировку, никак нельзя было смириться с отсутствием вещей самых необходимых. Это как если бы я остановился на полпути». Несмотря на все уверения, покупки не кончались, госпожа Ганская из Верховни напрасно ругала не в меру расточительного жениха. Таяло и ее «сокровище» – акции Северной железной дороги каждую неделю падали в цене на бирже, а Бальзак был слишком занят устройством своего быта, чтобы писать и заключать новые договора. Все это сказывалось на его настроении. Мысли были только о том, где будет выигрышнее смотреться китайская ваза и где лучше пристроить люстру. «Я похудел, – сообщает он Еве, – меня ничто не интересует. Я начинаю ненавидеть этот пустой дом, в котором все задумано для той, которой нет». Оноре обещает работать над романами не покладая рук, если только она хочет видеть его на Украине. В какой-то момент опять думает вместе с кем-нибудь написать пьесу, продолжение «Тартюфа» Мольера, назвать ее «Оргон». Но эта комедия должна быть в стихах, следовательно, необходимо участие поэта. Предупрежденный заранее Теофиль Готье отказывается приложить к этому руку. Бальзак решает довольствоваться второстепенными писателями: «Я подумал доверить один акт Шарлю де Бернару, два – Мери, еще два – двум поэтам наподобие Граммона». Проект остается только проектом, решительно в деле зарабатывания денег можно полагаться только на себя. Но сколько бы он ни поглощал черного кофе, мозг отказывается работать. Временная усталость или конец его творческих возможностей?
