Иван Калинин - Под знаменем Врангеля: заметки бывшего военного прокурора
В связи с предстоящим приездом партии казаков, из Одессы в Батум спешно вызван страшный палач Саджая, — писали константинопольские газеты.
Казаки шушукались между собой.
На убой, знамо дело, везут. Не иначе, как погибать! — вторил в тон информаторам накануне новой отправки в Россию «дидок» Василий, разливая штабным офицерам «какаву» на питательном пункте Земского союза.
До свидания… Решился… Бог с ним, с этим Ломоносом! — кричал он им на следующий день, вытянувшись во весь рост на носу паровой баржи, которая перевозила казаков с пристани на пароход.
И этот уехал! Какие кряжи сдвинулись! — с изумлением говорили в штабе, где многие знали услужливого «дидка», всегда распинавшегося в верности белому стану.
Мой вестовой Алексей Кравцов, преемник Маркуши, давно поговаривал о возвращении в Россию. В день посадки он встал очень рано, вычистил мои ботинки, согрел чай, разбудил меня и заявил:
Тоже решился! Дальше оставаться бессмысленно… Конец этой лавочке… Иной надо искать путь в Россию, только не гражданская война.
Я вполне одобрил его намерение, и мы с ним братски расцеловались.
На работы в Баку с Лемноса уехало более 21 тысяч.
А в Грецию и на соседние острова утечка шла своим чередом.
К июлю ген. Бруссо закончил свою миссию на острове Лемносе.
Он распылил казачьи корпуса и получил новое назначение на должность инспектора артиллерии колониальных войск в Алжире. Ген. Абрамов, стесня сердце, почтил его прощальным обедом и парадным спектаклем.
На смену распылившимся казакам на Лемнос уже везли новых беженцев, малоазиатских греков. Судьба уже седьмой год неизменно покровительствовала коренным лемносцам, преподнося им все новые и новые объекты для обирания.
Мак-Нэб немедленно начал одаривать новых пришельцев.
Все, что осталось от двух корпусов, около 4-х тысяч, французы сосредоточили в один лагерь на западном берегу залива. На восточном, возле г. Мудроса, поселились жертвы великодержавнической политики Венизелоса.
Главную массу оставшихся донцов составляли два сводных полка, Каледино-Назаровский и Платовский, и военное училище.
В полках только какая-нибудь четверть годилась для строя, остальная же часть состояла из влитых в эти полки остатков от разных тыловых учреждений, из заштатных генералов и офицеров и т. д.
— Тут братвы мало… Тут самоё офицерьё! — заявляли мамонтовские ветераны.
Неугомонный «Общеказачий Сельско-Хозяйственный Союз», надутый ген. Абрамовым, не успокоился. Его заправилы снова начали энергично хлопотать перед болгарским правительством о разрешении ввезти в Болгарию с Лемноса еще тысячу беженцев. Стамболийский согласился.
Слух о предстоящей отправке новой партии в страну братушек проник на Лемнос. Б. Жиров писал в своей летописи:
Слышим вдруг со всех сторон
Весть весьма коварну:
Надо тысячу персон
На работы в Варну.
И дебаты вновь идут
Страстные, лихие:
Беженцы ль туда пойдут
Или строевые.
Представитель Сельско-Хозяйственного Союза запоздал прибыть на Лемнос, и ген. Абрамов повторил прежний маневр, погрузив Платовский полк. На этот раз шулерскую проделку Союзу удалось заметить и ликвидировать своевременно. Как только полк доехал до Константинополя, французы его там задержали, пересадили на вернувшийся из России «Решид-Пашу» и вернули на Лемнос. Ген. Абрамов изловчился передать на пароход приказание, чтобы полк не выгружался. Тогда французский комендант пригрозил открыть огонь по пароходу. После этого началась высадка платовцев. Французы объявили, что в Болгарию нужна артель, а не войсковая часть. Представители союза Г. Ф. Фальчиков и Л. В. Белашов, под прикрытием французских часовых, стали производить запись. Измучившись на неприветливом острове и утратив веру в армию, записывались все, — и офицеры, и врачи, и чиновники, и женщины, и простые казаки, как числившиеся в полках, так и состоявшие в беженском батальоне. Всякому хотелось поскорее вырваться на свет божий из мрака врангелевского лагеря и зажить новой, осмысленной, самостоятельной жизнью.
9 июля состоялась отправка.
К французской комендатуре с утра то и дело тащатся люди, закинув на спины мешки со своим барахлом и дарами Америки. Тут нет знамен, нет барабанов, сняты погоны, не слышно начальнического окрика. Л. В. Балашов объясняет собравшимся цели Сельскохозяйственного Союза.
— Мы хотим избавить вас от того морального гнета, в котором вы находитесь здесь, на острове, избавить вас от главенства тех лиц, которые хотят до бесконечности играть в солдатики. Бели кто-либо из вас, по приезде в Болгарию, устроится самостоятельно, помимо Союза, то мы будем только рады, так как тогда наша цель будет достигнута.
Белые рабы! — шипели информаторы по адресу тех, кто хотел покинуть Лемнос, отречься от своего вольного или невольного белого прошлого, разорвать всякую связь с врангелевщиной и заняться мирным трудом в стране братушек.
Грабьте до конца и воюйте до победы, — отвечали им отъезжающие.
Я был в их числе.
Кому, кому, а вам-то за измену долгу и родине намыленная веревка в первую очередь, — слышал я по своему адресу угрозы со стороны «спасателей отечества», когда шел в толпе на пристань. — Главнокомандующий в Сербии и Болгарии опять соберет под свои знамена всех своих бывших подчиненных. Вам тогда не сдобровать! Не ждите прощения.
Я махнул рукой.
Посмотрим, как ему удастся собрать… Довольно с него и крымской авантюры… Хватит!
Когда паровая баржа подвезла нас к пароходу, мой взгляд невольно упал на его черную стену, на которой неведомая рука намазала мелом:
«Решид-Судьба».
Решит судьба! — подумал я и начал подниматься по трапу.
Спустя полгода Врангель, действительно, сделал попытку собрать все свое рассеявшееся по Балканам стадо, зажать его в тиски суровой военной дисциплины, подогреть в нем ненависть к Советской власти и держать его наготове для новых кровавых авантюр.
Но он натолкнулся на такое страшное сопротивление своих бывших воинов, перековавших мечи на плуги, осознавших правду и скорбь трудовой жизни и уже стремившихся безболезненно вернуться под власть Серпа и Молота, что в эмиграции возникла настоящая гражданская война.
В период ее я находился в том стане, который сокрушал знамена Врангеля.
Крымский неудачник проиграл и эту войну.[60] Намыленная веревка осталась без употребления.
1
