Рядом со Сталиным - Бережков Валентин Михайлович
Мне пришлось лететь до «открытого» аэропорта города Рочестер, а затем на автомашине добираться до малюсенькой пустынной станции «Ред Уинг* и дожидаться там поезда.
Лекция моя прошла успешно, после чего я был приглашен на ужин с местной профессурой. За столом рядом со мной сидел средних лет господин восточного типа. Мы разговорились. Мой собеседник сообщил, что он афганец, получил высшее образование в США и преподает здесь юриспруденцию.
В это утро стало известно, что в Кабуле убит Тараки и что новым президентом Афганистана стал Амин. Естественно, что разговор с моим соседом по столу — его звали Ахмед — зашел об этих событиях.
— Я хорошо знаю Амина, — сказал мой собеседник. — Он тоже учился в Соединенных Штатах и был председателем афганской студенческой организации в Америке. Все мы знали о его связях с Центральным разведывательным управлением США…
Я поинтересовался, почему мой новый знакомый не вернулся в Афганистан после революции и прихода к власти Тараки.
— Мне предлагали пост министра юстиции. Но, будучи знаком с интригами верхушки нового руководства я отказался и решил пока что остаться в США.
— Мне нравился Тараки. Он, кажется, был видным ученым, жаль, что он погиб. Что же теперь будет?
— У меня нет сомнения в том, что Амин организовал это убийство, — сказал Ахмед. — Я готов предсказать, что теперь произойдет. Он вас втянет в войну в Афганистане.
— Каким образом и зачем нам это надо?
— А вы не думаете, что он имеет такое задание от ЦРУ? Сейчас Амин будет изображать из себя верного друга Москвы и убежденного последователя социалистической идеи. Он начнет ускоренные социальные преобразования в стране, которая живет по стародавним канонам и население которой находится под сильным влиянием исламских религиозных лидеров. Создание «колхозов», с экспроприацией поместий землевладельцев, которых большинство афганских крестьян считает своими благодетелями, ограничение религиозных свобод и даже преждевременная попытка изменить статус афганских женщин — все это вызовет сильное сопротивление. Возможно, что «реформы» Амина приведут к расколу в еще очень слабом административном аппарате страны. Начнутся аресты тех, кого Амин будет обвинять в «саботаже». Одновременно Амин попросит Москву переслать ему в помощь советников. Их появление из «страны безбожников» предоставит дополнительный повод для усиления борьбы против режима Амина. Тогда из Кабула последует к вам новый призыв: командировать военных экспертов, а затем и ввести советские войска. Вряд ли в Кремле вспомнят о злополучной английской попытке «покорения» Афганистана и о силе сопротивления афганского народа чужеземным поработителям. Ваши войска там вскоре окажутся почти наверняка, и вы получите в Афганистане свой многолетний кровавый Вьетнам. Представляете, какая радость будет в Белом доме. Риторика против «империи зла» получит неограниченные возможности…
На этот интересный анализ афганской ситуации я с дипломатической сдержанностью ответил, что, хотя прогноз Ахмеда звучит весьма пророчески, он вряд ли оправдается…
Однако, вернувшись в Вашингтон, я сразу же составил подробную записку о беседе с Ахмедом и доложил ее послу Анатолию Добрынину. Его реакция была весьма своеобразна:
— Как вы можете предлагать мне послать в Москву подобную чепуху, когда только вчера Леонид Ильич Брежнев принимал в Кремле Амина, обнял его и обещал ему всяческую помощь и поддержку в деле строительства социализма в Афганистане…
Подготовленная мною шифровка так и не была отправлена. Но если бы ее получили в Кремле — изменило бы это ход событий? При том дряхлом и некомпетентном руководстве, которое у нас тогда было, вряд ли кровавая афганская авантюра, начавшаяся в декабре 1979 года, могла быть остановлена…
Когда после окончания моей загранкомандировки в 1983 году я вернулся в Москву и, в числе прочего, рассказал об этом эпизоде директору Института США и Канады Георгию Арбатову, тот предложил мне составить подробную докладную записку для Андропова, который после смерти Брежнева стал Генеральным секретарем ЦК КПСС. Некоторое время спустя Арбатов сообщил мне, что Андропов счел эту информацию интересной и выразил сожаление, что она не была представлена в свое время.
Но я вновь задаюсь вопросом: изменила бы она что-нибудь? Ведь тогда не за Андроповым было последнее слово.
Рана, которая не заживает
«Жизнь прожить — не поле перейти!» — такова русская народная мудрость. У каждого были свои взлеты и падения, радости и горести. Чем длиннее жизненный путь, тем больше убеждаешься — после гладкого отрезка судьба неизменно принесет новые испытания.
Мне довелось пробыть на этом свете почти на протяжении всего нашего бурного и кровавого столетия. Сколько было пережито за это время! Но человеческая природа устроена так, что, оглядываясь на прошлое, прежде всего вспоминаешь яркие солнечные дни, хотя было немало бурь и гроз и небо заволакивали черные тучи. Как и многим моим современникам, мне суждено было не раз падать в пропасть, а затем как бы начинать жизнь сначала. И, оказывается, можно простить и забыть многое, найти в себе силы обрести равновесие. Есть, однако, раны, которые постоянно кровоточат, ибо нам не дано воскресить мертвых…
После того как я чудесным образом избежал пули грабителей в вашингтонском отеле «Хэй Адамс», фортуна, казалось, вновь улыбнулась нашей семье. Я продолжал дипломатическую работу в качестве первого секретаря посольства СССР в Соединенных Штатах, представляя Институт США и Канады Академии наук Советского Союза. Это открывало широкие возможности для деловых связей с научными кругами Америки. Меня часто приглашали американские коллеги из разных уголков страны выступить с лекцией или участвовать в научных конференциях и семинарах. Вместе с женой Валерией, или Лерой, как она предпочитает себя называть, мы побывали во многих штатах, завязали дружеские связи и, несмотря на эксцессы «холодной войны», всюду встречали симпатию и гостеприимство. Мы старались не пропускать концертов и новых театральных постановок в Центре Джона Кеннеди в Вашингтоне и в Линкольн-Сентре в Нью-Йорке, смотрели новые фильмы — в то время было немало выдающихся кинолент.
Андрей, наш единственный с Лерой сын, родившийся в 1967 году, учился в школе при посольстве, а свободное время проводил с соседскими ребятами — американцами. Наша квартира была не в посольском комплексе, отгороженном от внешнего мира стеной, а на зеленой окраине столицы, в Чэви-Чейзе, в американском доме. Общение с местными ребятами помогло Андрею быстро освоить язык страны. Но это общение имело и другие последствия. Мы, в частности, были несколько обеспокоены его пристрастием к рок-музыке, хотя, в общем, он вел себя так же, как и другие ребята в его возрасте. К Новому году мы подарили ему гитару, и вскоре он весьма прилично играл.
Рядом с нашим домом был небольшой парк, где по воскресеньям устраивались любительские концерты. Там Андрей познакомился с неким Сулханом, черноволосым, восточного типа молодым человеком лет двадцати пяти. Андрею тогда исполнилось шестнадцать, и Лера удивлялась, что может быть у них общего. Андрей объяснял дружбу с Сулханом их общим увлечением роком и обожанием тогдашнего кумира молодежи Мика Джеггера.
Однажды, это, помнится, было в начале августа 1983 года, я, как обычно, приехал около двенадцати дня домой поленчевать. Запарковал машину в подземном гараже, и, пока Лера накрывала стол, решил подняться на крышу, где находился плавательный бассейн. Надевая халат, услышал из соседней комнаты голос Андрея:
— Папа, дай мне ключи от машины. Я хочу взять кассету, которую оставил в ящике…
— Ключи на столике в передней. И приходи поскорей наверх, вместе поплаваем…
С крыши нашего 20-этажного дома открывался чудесный вид на город и поднимавшиеся у горизонта зеленые холмы. Вокруг бассейна были расставлены плетеные кресла и лежанки, плитки пола прикрывали пестрые резиновые коврики. Немного понежившись на солнце, поплавал в бассейне и, не дождавшись Андрея, спустился в квартиру.
