KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Альбом для марок - Сергеев Андрей Яковлевич

Альбом для марок - Сергеев Андрей Яковлевич

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Альбом для марок - Сергеев Андрей Яковлевич". Жанр: Биографии и Мемуары / Современная проза .
Перейти на страницу:

Сообщаться же почти не с кем, кроме Карликов [Профферов. – А. С.]. Потому что слависты с течением времени, как хозяин на собаку, становятся похожи на свой сабджект, и я нахожусь среди тех, с кем это уже случилось. Очень аэропортовские люди, только женаты не на чернявых. Департамент – настоящий зоо; это даже приятно, что такая вэрайети имеется: тут тебе и мистики, и бодисатвы, и вегетарианцы, и гомосеки, и просто крейзи. Но у нас он еще хороший. Вот в Калифорнии – так там не зоо, а цирк со своим распорядителем, укротителем и клоунами. Насмотрелся я и скажу, что те, кто нам дома нравился, и есть лучшие.

Вы не поверите, Андрей, но мне скушно. Дело, конечно, в характере моем гнусном, и в языке несовершенном, конечно. Но знаете: все на свете можно вычислить. Человека, пейзаж, погоду, содержание книги. Скажу так: я увидел много нового, но не услышал и не прочел. Не знаю, где происходит самый процесс, но уровень в сообщающихся сосудах одинаковый…

Эмигре меня ненавидят, считают, что я их позорю. Любят поговорить о свободе: психология холуя, сбежавшего от хозяина: все время сапоги снятся…

та же машинка. инисбофин

21 июля 1973

…Инисбофин на местной фене означает Остров Белой Коровы, – и хотя я ее еще не видел, – должен Вам сказать, что коровы и есть главные обитатели сей части суши, где кроме них, коров, есть еще овцы, зайцы, несколько кур, лошади, ослики, псы, кошки и 250 душ местного населения. Я – 251-й и, думаю, первый русский, к[ото]рый на остров этот когда-либо ступал…

В качестве 251-го я был перевезен сюда с “мейнленд” на небольшом баркасе по довольно бурному морю. Думаю, что не испытывал ничего подобного прежде. Дело не только в баллах, но и в утлости судна, чей шкипер (по имени Падди, конечно) – 6 пудов веснушчатого мяса – всю дорогу крестился и орал на трех пьяных молодцов, норовивших вылезти из трюма на палубу, где сидел – а вернее – катался от борта к борту, хватаясь за что попало, я, а справа и слева громоздились жидкие трехэтажные вещи…

Я остановился в доме местного поэта, Тома Макинтайра (с к[ото]рым познакомился зимой в Мичиганске, где он преподавал айриш феню). Он живет тут со своим бабцом америк[анского] происхождения, тратя на еду 3 фунта в неделю. Это при том, что норм[альный] обед в китайском, (следоват[ельно] дешевом) ресторане в Лондоне будет 2–2.5 на нос. Выкручивается он просто: ловит рыбу – макрель – к[ото]рая и составляет 90 % их меню. Остальные 10 % падают на картошку, свеклу, морковь, выращиваемую тут же, и на хлеб – того же т. е. домашнего происхождения и производства. Имя всему этому одно: нищета, но его никто не произносит. Ирландскому поэту (а Макинтайр – поэт хороший) заработать невозможно… Ср. членов СП… Главный вопрос в семье Макинтайров сейчас: купить или не купить (разумеется, в рассрочку) револьвер, чтоб стрелять диких кроликов, которых тут пруд пруди, ибо есть мясо здесь – хотя бы дважды в неделю – вопрос престижа. Топят торфом, леса нет никакого (винят англичан, к[ото]рые будто бы его свели в 17-м веке). Основное правило: если увидел кусок дерева – подбери и отнеси домой. Потому что все время холодно, ветрено и сыро, но именно поэтому я сюда и приехал…

На чердаке, где я сижу сейчас и пишу все это при свече, пахнет рыбой; также ею пахнет в сенях и в спальне. Из того, что я видел, это не похоже ни на что. По своей бедности и некоторой отверженности это напоминает Норенское, но океан меняет все…

Смешно, что для Инисбофина Ирландия – мэйнленд, ибо для Ирландии мэйнленд – это Англия, для которой, в свою очередь, мэйнлендом является Европа. А он говорит “ни один человек не остров…”

От руки на двух открытках с видами Венеции

31 декабря 1974

      Хотя бесчувственному телу
      равно везде… Но ближе к делу:
      я вновь в Венеции – Зараза! —
      Вы тут воскликнете, Андрей.
      И правильно: я тот еврей,
      который побывал два раза
      в Венеции. Что в веке данном
      не удавалось и славянам.
      Я прилетел в Париж, который
      завешен как тяжелой шторой,
      лефтистами и прочей мразью:
      мир, точно Сартр, окосел.
      Провел там сутки, в поезд сел
      и, вверив взор однообразью
      окна, как недруг власти царской,
      направился в предел швейцарский…
      Тристан Тзара, Джеймс Джойс, другие
      творцы (и жертвы) ностальгии
      здесь пели о грядущих бурях,
      простейший применяя трюк:
      немецкого не зная, Цюрих
      они считали за цурюк.
      Я ж, feeling strange, в таком пейзаже
      не вышел из вагона даже.
      Состав бежал быстрее лани.
      В семь вечера я был в Милане.
      Гулял по местному собору.
      В музее видел Пиету —
      не знаменитую опору
      туризма местного, не ту,
      что снята в каждом повороте, —
      но смертный крик Буонаротти.
      Теперь передо мной гондолы.
      Вода напоминает доллар
      своей текучестью и цветом
      бутылочным. Фасад дворца
      приятней женского лица.
      Вообще не надо быть поэтом,
      чтоб камень сделался объятьям
      приятнее, чем вещь под платьем.
      Да убедят Вас эти строки,
      что я преодолел пороки;
      что сердце продолжает биться,
      хоть вроде перестать пора;
      что – факт, известный не вчера —
      Ваш друг – плохой самоубийца;
      что он, в пандан Царю Гороху,
      свой срам не валит на эпоху.
      Се, покидая черным ходом
      текст, поздравляю с Новым годом
      Вас, Вашу – in italian – bellʼy.
      Поздравив, падаю в кровать…
      Хотя бесчувственному телу
      равно повсюду истлевать,
      лишенное родимой глины,
      оно в аллювии долины
      ломбардской гнить не прочь. Понеже
      свой континент и черви те же.
      Стравинский спит на Сан-Микеле,
      сняв исторический берет.
      Да что! Вблизи ли, вдалеке ли,
      я Вашей памятью согрет.
      Размах ее имперский чуя,
      гашу в Венеции свечу я
      и спать ложусь. Мне снится рыба,
      плывущая по Волге, либо
      по Миссисипи, сквозь века.
      И рыба видит червяка,
      изогнутого точно “веди”.
      Червяк ей говорит: “Миледи,
      Вы голодны?” Не громче писка
      фиш отвечает: “Non capisco”.
Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*