Александр Корганов - Загадка Скапа-Флоу
Там вздымается лавина воды. Как если бы внезапно всплеснулось само море. Глухие звуки взрывов следуют один за другим, как бой барабана, сливаясь в единый грохот, рвущий барабанные перепонки… Снопы огня, синие, желтые, белые и красные, вздымаются непостижимо высоко. Небо исчезает за этой огненной преисподней. В ярком пламени огня ввысь, как огромные птицы, взлетают и обрушиваются обратно в воду черные тени. Это громадные обломки надстройки, мачт, мостика, дымовых труб. Там, куда они падают, поднимаются многометровые фонтаны воды.
Мы попали, по-видимому, прямо в артиллерийский погреб, и смертоносный груз на этот раз разорвал тело собственного корабля…
Я с трудом отрываюсь от бинокля. Во мне все оцепенело, как будто бы распахнулись врата ада, и я заглянул в прямо в преисподнюю.
Взгляд вниз, в центральный пост. Там — сумеречная тишина. Слышатся только работа машин, монотонный голос Шпара и доклады рулевого. И я ощущаю, как никогда до этого момента, какая тесная связь объединяет весь экипаж, сколь невероятное дело они сумели сделать, выполняя каждый свой долг, даже не увидев ту цель, которую они поразили, и готовые, если будет необходимо, умереть под водой.
Я кричу вниз:
— Он готов!
Секундное молчание. И затем восклицания и крики, сливающиеся в единый животный рев, как будто бы он исходит от самой лодки, рев, в котором находит разрядку страшное напряжение последних суток.
— Тихо! — что было силы, ору я вниз.
Лодка умолкает. Снова слышен голос Шпара:
— Поворот влево на курс тридцать градусов!
И через некоторое время доклад рулевого:
— Легли на курс.
Фейерверк постепенно угасает. Слышно еще несколько отдельных взрывов. Однако оживает вся бухта. Вспыхивают прожекторы, снопы света в бешеной пляске ощупывают поверхность бухты и снова гаснут. Огни мечутся туда и сюда, некоторые из них совсем близко от нас. Низко сидящие над водой, они перемещаются очень быстро: это торпедные катера или охотники за подводными лодками. Их беспорядочное блуждание напоминает рой стрекоз. Они ищут нас, и горе нам, если кто-нибудь из них нас обнаружит!
Последний взгляд. Корабль умирает. И вокруг, насколько можно видеть, нет больше ни одной стоящей цели. Только наши преследователи.
— Лево на борт! — командую я. — Обе машины, самый полный вперед!
Остается только одно: незаметно выскользнуть из этого адского котла и благополучно вернуться домой, сохранив лодку и экипаж.
Темные силуэты гор снова смыкаются вокруг нас. Течение, которое в узком проливе набирает силу быстрой реки, теперь препятствует нашему продвижению вперед. Машины работают на полных оборотах. И все же кажется, что мы движемся буквально со скоростью пешехода. Иногда даже создается впечатление, что мы застыли на месте, как рыба в горном ручье.
Сзади, отделившись от путаницы суетящихся огней, к нам приближается один из них. Топовый огонь расположен высоко: по-видимому, это эсминец.
Мы, однако, почти не продвигаемся вперед. Лодка, рыская, борется с течением.
А корабль приближается. Его тонкий силуэт уже отчетливо виден на фоне подсвеченного неба.
— Видит он нас, что ли? — говорит Эндрасс глухим голосом.
— Самый полный вперед! — кричу я вниз.
— Машины работают на максимальных оборотах! — возвращается снизу.
Кошмар. Кажется, что мы движемся очень медленно, как будто заколдованные какой-то невидимой силой. А смерть приближается… она все ближе…
Корабль дает несколько вспышек сигнальным прожектором: короткая — длинная — короткая…
— Этого еще нам не хватало, — шепчет Эндрасс.
Лодка вибрирует во всех стыках, как будто из последних сил вырываясь на свободу.
Мы должны… должны уйти… В напряженном сознании нет больше ни одной мысли. Только: мы должны уйти…
И здесь — это как чудо — корабль отворачивает. Его огни начинают удаляться, а еще через некоторое время мы слышим грохот взрывов первых серий глубинных бомб…
Лодка медленно преодолевает горло пролива. Вокруг темно и тихо. Только издалека доносится эхо отдаленных взрывов глубинных бомб.
И вот перед нами открывается простор моря. Широкий, теряющийся вдали — бесконечный под бесконечным небом.
И вздохнув полной грудью, я подаю команду, последнюю команду этой акции: «Всему экипажу: один линкор уничтожен, другой торпедирован! Мы возвращаемся!».
Смех… Крики «Ура!»… Поздравления… На этот раз они могут шуметь вволю.
У фюрера
Затем все становится на свои места. Сменяются вахты, мы едим, пьем, спим, как обычно. Только нервы еще дрожат от возбуждения. В полдень следующего дня, когда мы уже далеко южнее, в Северном море, в радиопередаче из Германии говорится: «В бухте Скапа-Флоу немецкая подводная лодка торпедировала и потопила английский линкор „Ройал Оук“. Согласно английскому сообщению, немецкая подводная лодка была также потоплена».
Когда приходит это сообщение, я нахожусь в центральном посту. Рядом со мной стоит Густав Бём, машинист центрального поста. Мы смотрим друг на друга, и вдруг этот толстячок взрывается хохотом и, давясь и плача от хохота, повизгивает: «Потоплена… немецкая подводная лодка… ха-ха-ха!.. Это мы-то потоплены!..»
Однако напряжение последних дней еще долго держит наши нервы натянутыми.
Через трое суток мы подходим к своей базе, и мол протягивает нам свою каменную руку.
С вахтенного поста на молу нам передают сообщение сигнальным прожектором, и Хэнзель читает вслух: «Гросс-адмирал[98] ожидает лодку на шлюзе».
Со смешанным чувством радости и тревожного волнения я приказываю свободным от вахты в кожаной одежде построиться на верхней палубе.
И когда мы приближаемся, и оркестр поднимает свои сверкающие духовые музыкальные инструменты, и немецкий морской гимн доносится до нас, когда люди, сотни людей, ликуют и машут нам руками, и наша лодка входит в шлюз и становится на швартовы, когда я спускаюсь с мостика и по сходне перехожу на мол и иду прямо к адмиралу в голубом форменном пальто, я чувствую, как торжественность момента как могучая волна, поднимается и захлестывает меня.
Когда я докладываю, у меня перехватывает горло:
— Лодка и экипаж из боевого похода возвратились. Один линкор противника потоплен, второй поврежден!
Гросс-адмирал благодарит меня от имени фюрера, от имени Военно-морского флота.
Затем ко мне подходят другие встречающие лица из свиты.
Первый из них — контр-адмирал Дёниц, командующий подводными силами. Его рукопожатие крепкое и долгое. Он благодарит меня, а мне так бы хотелось сказать в ответ: «За что благодарность? Ведь головой этого предприятия были Вы, а я — лишь его рукой». Но церемония встречи не дает мне этого сделать, и я лишь вытягиваюсь перед ним в стойке…
