Елена Кочемировская - 10 гениев литературы
Поединок одинокого человека с небытием и кажущейся бессмысленностью человеческого существования, старик, который не носит шляпу, чтобы ни перед кем ее не снимать, полковник, бросающий вызов неминуемому поражению, – такого персонажа и такой коллизии современная Гарсиа Маркесу литература не знала. Да и в творчестве самого писателя она осталась непревзойденной. Не случайно повесть «Полковнику никто не пишет» часто сравнивают с повестью Хемингуэя «Старик и море». Их роднит и немногословное совершенство языка и стиля, и трагический оптимизм героев, и та философия, носителями которой являются старики обоих писателей.
В Венесуэле Маркес встретил старого друга, Плинио Апулейо Мендосу, который предложил Маркесу работу в столичном Momento.
В 1958 году Маркес рискнул съездить в Колумбию. Стараясь не привлекать к себе внимания, он приехал в Барранкилу и женился на Мерседес Барка, которая ждала его с момента помолвки четыре года. Габриэль увез молодую супругу в Каракас.
Но и здесь все было не слава богу. После публикации ряда статей, осуждающих политику США в Южной Америке, Momento подвергся сильнейшему политическому давлению и превратился в проамериканское издание, полностью поддерживающее действия президента Никсона. Разозленные капитуляцией газеты, Маркес и Мендоса уволились, после чего отправились на Кубу, в Гавану, чтобы освещать события кубинской революции. Вдохновленный успехами Кубы, Маркес помог открыть в Боготе корреспондентский пункт кубинского агентства новостей Prensa Latina. Это положило начало его дружбе с Фиделем Кастро, которая длится и по сей день (Кастро даже подарил Маркесу дом на Кубе).
В 1959 году родился первый сын писателя, и семья переехала в Нью-Йорк, где Маркес возглавил североамериканское отделение Prensa Latina. Через год, когда рассеялись иллюзии относительно идеологических приоритетов кубинской коммунистической партии, Маркес уволился, переехал с семьей в Мехико, а въезд в США ему закрыли до 1971 года.
В Мехико Маркес писал субтитры к фильмам, работал над сценариями и начал публиковать свои романы. В 1961-м был напечатан «Полковнику никто не пишет», спасенный друзьями Маркеса от забвения, а в 1962-м – «Похороны Большой мамы»[45]. В том же году родился второй сын писателя, Гонзало. Наконец Маркеса уговорили принять участие во всеколумбийском литературном конкурсе, на который он представил подредактированную версию романа «Город дерьма», назвав ее «Недобрый час». Он выиграл конкурс.
Спонсор премии отправил книгу в Мадрид на публикацию, и она увидела свет в 1962 году, но лучше бы этого не случилось. Книга изменилась до неузнаваемости – испанские издатели очистили ее от латиноамериканских словечек и эпизодов, кажущихся им вызывающими, выхолостили речь героев, заставив их говорить на идеальном, литературном испанском языке. Маркес приложил все усилия к переизданию – ему потребовалось около пяти лет на то, чтобы книга вышла в первозданном виде.
Следующие годы были годами разочарований и неудач. Маркес не создал ничего, заслуживающего внимания, за исключением сценария, написанного в соавторстве с мексиканским писателем Карлосом Фуэнтесом. Окружающие пытались подбодрить писателя, но он чувствовал себя неудачником. Ни одна из написанных им книг не разошлась тиражом, большим, чем 700 экземпляров.
Тем не менее он снова и снова возвращался к истории о Макондо, и наконец пришел успех. В январе 1965 года по дороге в Акапулько, куда он ехал отдыхать с женой и детьми, его осенило: он понял как именно надо рассказывать о жизни Макондо. Когда на Маркеса снизошло озарение, он развернул машину и поехал домой.
Мерседес взяла на себя все хлопоты по хозяйству, а он засел за работу: «Совершенно неожиданно – я не знаю как – я ясно увидел как надо писать эту книгу… Я настолько четко видел ее, что сразу же мог начать диктовать первую часть машинистке, слово за словом». «Та интонация, которая звучит в книге «Сто лет одиночества» – прямая наследница того, как рассказывала свои истории моя бабушка. Она говорила о совершенно фантастических вещах как о чем-то обыденном, даже рутинном. <…> Но самое главное – это выражение ее лица. Оно не менялось ни на йоту, даже когда вокруг нее все ахали от удивления. Так вот, когда я пытался писать, то я пересказывал истории как сторонний слушатель, не верящий в происходящее. А тут я понял – мне нужно было поверить в них, и после этого рассказывать с тем же каменным лицом, с каким это делала моя бабушка». Очень ярки и воспоминания Гарсиа Маркеса об одной из его тетушек: «Это была необыкновенная женщина. Она же – прототип героини совсем другой необыкновенной истории. Однажды она вышивала на галерее, и тут пришла девушка с очень странным куриным яйцом, на котором был какой-то нарост. Уж не знаю почему, но наш дом был своего рода консультацией по всем загадочным делам. Всякий раз, когда случалось что-то, чего никто не мог объяснить, шли к нам и спрашивали, и, как правило, у тетки всегда находился ответ. Меня восхищала та легкость, с которой она решала подобные проблемы. Да, так вот, девушка с яйцом спросила: «Посмотрите, отчего у этого яйца такой нарост?» Тетя взглянула на нее и ответила: «Потому что это яйцо василиска. Разведите во дворе костер». Костер развели и сожгли это яйцо. Думаю, именно эта легкость дала мне ключ к роману «Сто лет одиночества», где рассказываются вещи самые ужасающие, самые необыкновенные, и все с тем же невозмутимым лицом, с каким тетя приказала сжечь во дворе яйцо василиска, которое она никогда в жизни не видела».
«"Сто лет одиночества" – это литературное свидетельство всего, что так или иначе цепляло меня в детстве. В каждом герое романа есть частица меня самого», – признавался Гарсиа Маркес.
Маркес писал свой роман восемнадцать месяцев, выкуривая до шести пачек сигарет ежедневно. Друзья прозвали его прокуренную комнату «Пещера мафии» и помогали семье, чем могли, веря в то, что Маркес пишет нечто выдающееся. Несмотря на помощь, к моменту окончания романа автомобиль был продан, все имущество заложено, чтобы Мерседес могла прокормить семью и предоставить в распоряжение мужа сигареты и бумагу.
После почти года работы Маркес отправил три первые части своему приятелю Карлосу Фуэнтесу, который объявил во всеуслышание: «только что я прочел восемьдесят страниц шедевра». По мере приближения к завершению работы над романом напряжение росло и в воздухе витало ожидание успеха. Маркес поместил на страницы романа себя, свою жену, своих родных и друзей и написал на последней странице название – Cien años de soledad — «Сто лет одиночества».