С. Глуховский - Когда вырастали крылья
- До выяснения особых обстоятельств, - объявил есаул Сливинский, - двух делегатов мы задерживаем в качестве заложников. Они будут под охраной наших военных союзников.
Баранов вышел из строя, но румыны тут же оттеснили его назад.
- Нет никаких обстоятельств, которые требовали бы заложников, - заявил Баранов.
- Есть! - перебил Сливинский. - В четвертой армии ваш ревком арестовал члена Центральной рады. Пока его не освободят…
- Это ложь! Я отвечаю за действия ревкомов в частях. Почему вы меня не берете как заложника? Почему [34] вы из штаба Щербачева не связались со штабом четвертой армии? Вся ваша провокация белыми нитками шита. И не разжигайте нашу ярость, господин есаул…
- Молчать! Кончай митинг!
Румыны закрутили Рошалю и Рогу руки за спины и втолкнули в машину. Казаки, вскинув винтовки, не давали делегатам приблизиться к автомобилю. Рошаль встал, успел крикнуть:
- По частям, товарищи! Ступайте к солдатам, телеграфируйте Совнаркому…
Его сбили с ног, и машина рванула вперед. Следом за нею ускакал казачий патруль.
Румынский пикет направился к своим казармам.
- Почему нас отпустили? - обратился Баранов к делегатам. - Опасаются гнева солдат, если мы не вернемся в свои части. Зачем привезли сюда, в безлюдное поле? Видно, хотели на время лишить нас связи с частями. Теперь они на любую подлость пойдут, чтобы расправиться с Рошалем. Надо действовать! Шесть делегатов возвратятся в Яссы, разыщут командующего и предупредят, что Совнарком не потерпит произвола. Один поедет в Могилев-Подольский и передаст Геккеру - пусть приведет в боевую готовность наш отряд. Я иду в Романы: в ревкоме четвертой армии что-то произошло…
4
Ревком четвертой армии был арестован в полночь.
Арест произвели румыны, и их часовые долго охраняли дом, где раньше помещался комитет. Но тот, кого румыны ждали, не появлялся. На рассвете какой-то русский солдат-пехотинец прибрел к дому, охраняемому румынами. Шел он вразвалку - то ли притомился служивый, то ли пьян, - и часовые издали пригрозили ему ружьями. Пехотинец свернул за угол, но вскоре, уже с другой стороны, незаметно приблизился к перекрестку, кого-то высматривая или выжидая. И вдруг, заметно прихрамывая, побежал он навстречу военному, жестами показывая, чтобы тот повернул назад. Военный остановился:
- Ванюша, ты здесь каким чудом?
- Ох, товарищ Баранов, не спрашивайте. Ступайте за мной. Мы дворами, огородами… [35]
- Да объясни толком!
- А я в этой кутерьме и сам не разберусь. Выполняю приказ Геккера: разыскать Баранова и сопроводить его до Могилев-Подольского. Я за вас головой отвечаю.
Картина несколько прояснилась, когда они прибыли в Могилев-Подольский. Генерал Щербачев отказался принять делегатов, вернувшихся в Яссы, и сообщил по телефону Геккеру, что не может освободить Рошаля, так как тот арестован румынскими властями. Генерал заявил, что при сложившейся на фронте ситуации румынские части ему уже не подчинены. Геккер спросил Щербачева, где находится сейчас Баранов, и тут командующий оборвал разговор по телефону.
Чтобы предупредить Баранова, Геккер погнал секретаря ревкома Ванюшу Панина в Романы. Ванюша оседлал самого резвого коня. От Могилев-Подольского он скакал таким бешеным аллюром, что запаленная лошадь не выдержала и пала под седоком на полпути. В Романы Ванюша проник затемно. Болели натертые ноги, но он обошел всех знакомых солдат. От них узнал об аресте комитетчиков, о бесчинствах румынской военщины. Оказывается, кто-то уже предупредил румын, что Баранов подался в Романы, и здесь готовили над ним расправу. Никакого представителя Центральной рады в Романах, конечно, не было.
Румынский фронт окончательно развалился. Пришла тревожная весть о наступлении немцев. На Украине, почуяв безвластие, разгулялись разбойничьи банды самозванных атаманов. Баранов и Геккер стянули в Могилев-Подольский десять тысяч добровольцев. Это была Красная гвардия, созданная Военно-революционным комитетом бывшей восьмой армии, и теперь, по приказу из Центра, она готовилась к походу на север.
А на севере уже разгоралась гражданская война.
Новый, восемнадцатый год занимался над Россией в огнях пожарищ.
5
Лишь месяц спустя, под Уманью, Баранов и Геккер узнали о расстреле Семена Рошаля.
На глухом полустанке Баранова и Геккера задержала необычная охрана - китайская. Русского языка китайцы [36] не знали, никаких мандатов не признавали и доставили задержанных в штабной вагон, к своему комбату, который, к счастью, оказался не китайцем. За грубо сколоченным столом сидел красивый парень с густой копной смолисто-черных волос. По внешнему облику трудно было сразу определить - русский он или украинец, молдаванин или еврей. Баранов и Геккер представились, показали свои документы.
Парня звали Якиром. Фамилия бывшего члена Бессарабского губревкома была знакома Баранову. Якир организовал первый в Кишиневе красногвардейский отряд, а теперь командовал батальоном китайцев, добровольно перешедших на сторону революции и принятых в состав Тираспольского красногвардейского отряда.
Курс движения у всех один - на север.
Заговорили о китайцах.
- Как же вы ими командуете? - спросил Геккер Якира. - Лопочут бог весть что… Немой батальон!
- Зачем немой? - обиделся Якир. - Они отлично понимают, что к чему. И службу свою знают. На Румынском фронте офицеры поиздевались над ними, просветили, можно сказать. А слово «Интернационал» на всех языках звучит одинаково.
Знал Якир лишь несколько китайских слов, однако понимал своих бойцов настолько, что смог по их рассказам зримо представить себе расстрел одного большевика. Китайцы показали Якиру на карте место, где они работали у румын на рытье окопов. Мимикой, жестами, искусно подражая звукам, они горячо объясняли своему комбату, как однажды ночью побежали на выстрелы к оврагу, но увидели только верховых, ускакавших к Унгенам. А утром в овраге нашли труп убитого.
Якир с грустью сказал:
- Все время твердят мне: «Ты комиссар, там комиссар». И показывают, что тот, расстрелянный под Унгенами, тоже был молодой, на меня похожий. Носил такую же кожанку…
Баранов побледнел. Геккер заметил это, стал разубеждать: каких только небылиц не услышишь на войне!
- Это был Рошаль, - глухо сказал Баранов. - Питерский комиссар Рошаль. - Пытливо глядя на Якира, спросил: - Сколько вам лет, товарищ?
- Двадцать. Уже исполнилось двадцать. [37]
