Павел Дыбенко - Из недр царского флота к Великому Октябрю
В 1913 году больше половины Балтфлота находилось в заграничном плавании. За один год морякам пришлось соприкоснуться с жизнью и бытом самых разнообразных народов, начиная от невольников-негров и кончая демократической Норвегией. Между этими двумя крайностями - невольниками-неграми, находящимися под деспотической властью "свободолюбивой" Англии и "республиканской" Франции, и демократической Норвегией - выступал особенно ярко деспотический произвол царской России с измученным, закабаленным рабочим и темным, забитым и бесправным крестьянином.
Кабала помещиков, власть капитала и чиновников, царившие во всех концах "святой Руси", усиливали негодование моряков, видевших другие страны все же с лучшими условиями быта. Каждый невольно думал: ведь и мне скоро придется вернуться к станку или в захолустную деревню под власть и плеть урядника, городового...
По возвращении из заграничного плавания матросы, полные впечатлений виденного в других странах, делились своими наблюдениями и делали свои выводы. Заграничное плавание явилось не только способом закрепления дружеских "союзов" сильных, стоящих у власти, но и способом развития революционной деятельности и закрепления солидарности с моряками других стран. Заграничное плавание явилось школой воспитания того духа отваги и решимости среди моряков Балтфлота, с каким они выступили на борьбу в дни Великого Октября.
Балтфлот в империалистическую войну
Полдень. Горнист играет на обед. За обедом шутки, остроты. Через 15-20 минут обед кончен, и, как бы по команде, столы взлетают вверх, команда спешит на верхнюю палубу. Светлые ярко-солнечные майские дни на борту корабля располагают к думам и мечтам о бесконечности.
По вечерам, после заката солнца, вечернее багровое небо под тихий плеск морских волн манит на отдых в родную сторону. В такие тихие майские вечера отдаешься воспоминаниям. Заманчивая ширь полей, луга, сады, родная украинская деревня, знакомые близкие лица - все вспоминаешь тогда. Далеко-далеко плывут мысли, но не угнаться за ними. Призрачно встает убогая домашняя обстановка, но она не смущает. Все же лучше, чем "привольная" жизнь на корабле, где дудка боцмана иногда раздирает душу, напоминая о службе "царю-батюшке". Мысли переносятся в область будущего: считаешь дни, когда покинешь корабль. Одного как-то жаль: морской шири, морского простора, с которым так свыкся. Дни сочтены. Осталось прослужить 6 месяцев. А там проводят долгим тусклым взором друзья по службе, прокричат "ура"; возьмешь чемодан и помчишься в родные края, к родным тихим полям... Сладкая мечта убаюкивает. Тьфу ты, черт! Как на зло, новая мысль нарушила сладкий, тихий покой. Ведь упорно говорят, что в этом году за границу пойдем. Как же быть? Уходящие в запас могут перевестись на другие корабли и остаться в России. Но хочется вторично побывать за границей. А за границу идти - надо дать подписку, что остаешься добровольцем до окончания заграничного плавания. Надо подумать, как быть. Скромное желание, а трудно сразу решиться. Ну, да еще успею...
Пролетел май, наступил июнь. Начались усиленные маневры, учебная стрельба. Слышно о приходе к нам заграничных гостей. Ожидают английскую и французскую эскадры в Кронштадт и Петербург. Как видно, вздумали визит нам отдать за наше посещение в 1913 году. Ну, что ж, и то хорошо! Пусть иностранные моряки посмотрят на жизнь нашей "благодатной" страны. Пожалуй, однако, иностранцев иначе примут, чем потчуют нас, русских, "по свойски".
Дождались и прихода иностранных гостей. Вместе с ними приехал президент Французской республики Пуанкаре. С приездом их замолкли толки о нашем заграничном плавании. В воздухе повеяло новым ветерком. Пошли слухи о войне и о том, что сам Пуанкаре приезжал заключать союзный договор.
Быстро разносит новые вести "баковый вестник". А им ведь и питаешься. Газет читать не дают. А увидят - за крамольника посчитают. Но зато "баковый вестник" наш лучше всех и раньше всех все узнает.
Нависают мрачные мысли: а что если и вправду война? Так и не уйдешь с корабля.
Французы и англичане покинули наши порты. После их ухода на Западе раздались первые раскаты орудий и треск пулеметов. Полилась потоками кровь...
Нас не спрашивали, хотим ли мы воевать или нет, а отслужили молебствия, прочитали манифест царя, прокричали "ура" - ив поход на варвара-врага... немца.
Война началась. На кораблях - невообразимый хаос. Не знаю, как на других, а на "Императоре Павле I" командир совсем растерялся: приказал перед походом к острову Даго выкатить из судового погреба вино на верхнюю палубу, разрешил команде пить, играть и веселиться, а сам стоит в судовой церкви и богу молится. Правда, он слишком набожный был. Старший же офицер Гертнер оповестил команду, что в 8 часов будет первое сражение, а потому все то, что быстро воспламеняется, надо уничтожить и сбросить за борт. Смотришь -- ничего не понимаешь: в жилой палубе богу молятся, и поп заунывно напевает о спасении в царстве небесном грешной души; с верхней палубы за борт летят бочки с бензином, керосином - сбрасывают все, что может быть лишним на корабле. В офицерских каютах даже занавеси срывают, боясь, что и они могут быстро воспламениться и помешать сражению.
Наблюдая все это, не знаешь, воевать ли идут или заранее себя погребают. А ведь только вчера, осеняемые "святым крестом", так патриотически-воинственно потрясали шпагами. Сегодня все ждут смерти...
Только маленькая группа моряков, собравшись в уголке, обсуждает: теперь настанет момент для нашей работы, нужно все пустить в ход и агитировать против войны. Но как начать? Нет никаких указаний, а сами путаемся, не знаем с чего начать.
Эскадра в море. По пути встречаются сторожевые миноносцы. За Гогландом мимо нас быстро промчался эскадренный миноносец "Новик" и сообщил, что он успел потопить несколько неприятельских торговых пароходов. Будто все как по маслу идет. Только командир, капитан 1 ранга Небольсин, сам не свой: трусит невероятно. Все молит бога, как бы избежать встречи с немцами. Своим видом на всех панику наводит. Зато старший офицер Гертнер, типичный морской волк, браво расхаживает по верхней палубе и нетерпеливо ждет, когда, наконец, начнут сыпаться снаряды.
Сама природа за нас. Яркий солнечный день. Лучи солнца играют в морской лазури. А кругом тишина. Даже нет признаков, что началась кровопролитная война. Только с закатом солнца снова на корабле воцарился сумбур. Приказано не спать: ночью должна напасть немецкая эскадра. Все мечутся, ждут.
Командир в боевой рубке от страха выпил три бутылки содовой воды и допивает четвертый стакан черного кофе. Замучил вестовых. Бедняги без боя убиты. Рулевой, боцманмат Павлов, злобно нахмурив брови, смотрит на своего командира и шепчет: "С бабами тебе воевать, а не на море". Дежурим с ним в походной рубке и поражаемся воинственности "патриота". Наконец командир выбился из сил и совсем занемог. Ушел в каюту отдохнуть. Хорошо, если проспит до утра. Всю вахту спокойно простояли бы.
