Владимир Жердев - Мой, твой, наш Владимир Высоцкий. О поэте, пророке и человеке
Для талантливых, творчески настроенных людей женщина необходима для вдохновения, которое через чувство даёт Творцу силы для его постоянной эволюции. В этом состоянии рождались настоящие произведения, которые и сегодня живут в вечности.
У многих из гениальных художников, композиторов и поэтов в жизни присутствовало несколько любимых женщин, которые на разных возрастных и творческих стадиях питали их вдохновением – состоянием, необходимым для творчества.
Именно любовь открывала в душах уникальных, талантливых людей озарение и даже давала им просветление, когда они могли получать любой ответ на интересующий их вопрос из информационного поля Вселенной. И в этих состояниях они получали настоящую Любовь, которая заключена не в желании плоти, а в высших областях потребности души. Эта Любовь делала их благородными, красивыми, по – настоящему счастливыми, способными творить вечное.
Дом хрустальный
Крикни только мне: «Лови блесну!» —
Мир подводный и надводный свой,
Не задумываясь, выплесну!
Дом хрустальный на горе – для неё,
Сам, как пёс бы, так и рос – в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
Если беден я, как пёс, – один,
И в дому моём – шаром кати, —
Ведь поможешь ты мне, Господи,
Не позволишь жизнь скомкати!
Дом хрустальный на горе – для неё,
Сам, как пёс бы, так и рос – в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
Не сравнил бы я любую с тобой —
Хоть казни меня, расстреливай.
Посмотри, как я любуюсь тобой, —
Как Мадонной Рафаэлевой!
Дом хрустальный на горе – для неё,
Сам, как пёс бы, так и рос – в цепи.
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
У Владимира Высоцкого были три удивительные музы, которым судьбой было суждено стать его жёнами. Это были три разные женщины, три разные любви и три разные жизни, но объединяло их одно – они любили Высоцкого всей душой и любят до сих пор. Все они были актрисами и творческими личностями, каждая из них на разных этапах его жизни дарила ему вдохновение.
Марина Влади говорила: «Я всегда была первый зритель или первый слушатель его работы. Он очень любил, когда работал, чтобы я лежала на диване, около стола. Ну, я засыпала, конечно. И он меня будил, читал, я снова спала. Он работал со словом, и мне кажется, это невозможно отрезать свои корни, когда человек – поэт». Она часто видит Высоцкого во сне: «Это мой самый любимый сон: на улице золотая осень, и мы с Володей, взявшись за руки, летим вдоль бесконечной аллеи с большими деревьями. Но просыпаться ужасно – я сижу одна в постели и плачу. Я вспоминаю его каждый день. Он – моя самая большая любовь».
О Владимире Высоцком Марина вспоминала, что «он жизнь прожил, как летящая звезда, настоящая комета, оставившая на века нам свой след». И поэтому она хотела, чтобы вместо памятника был установлен настоящий метеорит, кусочек инопланетного тела, каковым Владимир и являлся по своей сути:
«Метеорит, упавший в самом центре Сибири, должен был символизировать на могиле жизнь Владимира Высоцкого, но, к несчастью, так не случилось.
…Ежедневно я помню про Володю,
потому что для меня Гамлет – это Володя.
Но я узнала в 1985 году, что астрономы Крымской обсерватории назвали открытую планету между орбитами Марса и Юпитера «Влад. Высоцкий». Она значится под номером 2374 в международном каталоге планет, и я часто смотрю на звёзды и улыбаюсь от мысли, что среди этого множества планет огромной галактики блуждает маленькая светящаяся точка, и это вечно живое небесное тело связано с именем моего мужа».
М.В
Не тайно – напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь,
Но я люблю сейчас,
А в прошлом – не хочу, а в будущем – не знаю.
В прошедшем «я любил» —
Печальнее могил, —
Всё нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь ещё, быть может…»
Так говорят о брошенном, отцветшем —
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь
Без мер и без потерь,
Мой век стоит сейчас —
Я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь
К тебе – хоть обезглавь! —
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я, что «буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина —
Сомненье в том, что «я люблю» – сейчас.
Смотрю французский сон
С обилием времён,
Где в будущем – не так, и в прошлом – по-другому.
К позорному столбу я пригвождён,
К барьеру вызван я языковому.
Ах, разность в языках!
Не положенье – крах!
Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах —
И в будущем, и в прошлом настоящем!..
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
Я больше не избавлюсь от покоя:
Ведь всё, что было на душе на год вперёд,
Не ведая, она взяла с собою —
Сначала в порт, а после – в самолёт.
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
В душе моей – пустынная пустыня, —
Так что ж стоите над пустой моей душой?!
Обрывки песен там и паутина, —
А остальное всё она взяла с собой.
Теперь мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
В душе моей – все цели без дороги, —
Поройтесь в ней – и вы найдёте лишь
Две полуфразы, полудиалоги, —
А остальное – Франция, Париж…
И пусть мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым, —
Но не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
Так дымно, что в зеркале нет отраженья
И даже напротив не видно лица,
И пары успели устать от круженья, —
Но все-таки я допою до конца!
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Минутный порыв говорить —
пропал, —
И лучше мне молча допить
бокал…
Полгода не балует солнцем погода,
И души застыли под коркою льда, —
И, видно, напрасно я жду ледохода,
И память не может согреть в холода.
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Минутный порыв говорить —
пропал, —
И лучше мне молча допить
бокал…
В оркестре играют устало, сбиваясь,
Смыкается круг – не порвать мне кольца…
Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, —
И все-таки я допою до конца!
Все нужные ноты давно
сыграли,
Сгорело, погасло вино
в бокале,
Тусклей, равнодушней оскал
зеркал…
И лучше мне просто разбить
бокал!
А вот как вспоминает о Владимире Высоцком Людмила Абрамова, вторая жена, которая от чистой любви, благодаря судьбе и Всевышнему, подарила ему двух замечательных сыновей – Аркадия и Никиту: «У меня все время было ощущение, что я живу рядом с чудом», «.. в первую нашу встречу я поняла: этот человек может немыслимое, непредсказуемое, запредельное». По её мнению, лучше всех о Владимире Высоцком сказал Любимов, когда назвал его «шаровой молнией»; Людмила говорила, что шаровая молния мгновенна, а Владимир был шаровой молнией 24 часа в сутки, «…буднично, каждый день, семь лет у меня под боком светила не электрическая лампа, а шаровая молния».
