Александр Дорофеев - Солдатские сказки
Заходят они в горницу. На лавке в углу пригожая девушка сидит, приветливо глядит.
— Собери, красавица, на стол, — улыбается солдат. — Не даром просим, за деньги! Уже животы подвело.
Заворковала девушка, как голубка-горлица, и руками взмахивает — то на печку, то на сундук указывает.
— Видать, сирота немая, — догадался солдат.
Поднял он печную заслонку и вытащил знатного жареного гуся. Открыл сундук, а там, чего только нет, всякие разносолы — и заедки, и напитки, видимо-невидимо. Не только что двое, а две дюжины сыты будут.
Знатно отужинали солдат с царём. Ещё бы слаще было, кабы старуха не бранила девушку.
— Чего гыркаешь? — спрашивает солдат. — Кто она тебе?
— Нищенка, сирота приблудная! — ярится старуха, — Дармоедка безгласная, подрезали уж язычок-то ей, так ещё бы и руки обкоротить!
— Ну, добрая бабушка! — поднял солдат тяжёлый кулак. — Это птичка Божия в твоём курятнике! Поласковей с ней!
Огляделся солдат, нету ли где перин, да вдруг сердце ему подсказало, что лучше будет на чердаке заночевать. Поднялись они с царём по приставной лесенке.
— Вижу, Ванюша, крепко ты сморился, — говорит солдат. — Ложись, а я покараулю — мало ли, какие тут крысы.
Молодой царь лишь головой соломы коснулся, сразу и уплыл во сны далёкие. А солдат приютился возле чердачного лаза с саблей наголо. Тоже умаялся, носом клевал, но ухо востро держал.
И вот слышит среди полночи — свист, шум, ворота крякнули. На дворе верховые толкуют.
— Куда девку-то девать?
— Да запри в чулан, некогда возиться!
А тут, слыхать, и старуха из дома выкатилась:
— Нагрянули лешаки! — скрипит ведьма, — Тишку и Мышку порубили. Хозяевали, как у себя запазухой.
«Вещее моё сердце! — ахнул солдат. — Подсказывало — не добрый это дом, а разбойничье логово!»
Приник к чердачному оконцу и видит — трое мужиков-разбойничков, лохматые да могучие, словно вековые ели.
— Где ж они, эти мерзавцы? — спрашивает самый дюжий. — Сейчас кровью зальются!
Старуха тычет кривым пальцем на чердак:
— Спят лешаки без задних ног…
Душегуб, что помладше, гогочет:
— Эх, братцы, сладкие, верно, сны перед смертью!
— Сперва поужинаем, — говорит средний, — А уж потом развяжемся с ними! На голодное-то брюхо скучно убийствовать!
Прошли они в горницу. Сели за стол. Пируют, вопят, бранятся, мирятся. Скоро все захмелели.
Старший саблю вытащил:
— Время гостей проведать!
Идёт через сени, слышит — храпят незваные на чердаке. Царь и правда спит, как младенец, — беды не чует. А солдат хорошо притворяется, — всхрапывает, что есть мочи, в две ноздри. Но уже саблю занёс над чердачным лазом.
Разбойник-то без всякой опаски по приставной лесенке взбирается. И только голова показалась в проёме, солдат её, словно кочан капусты, саблей смахнул.
— Ну, — перекрестился он, — одним меньше!
В горнице два разбойника всё гуляют — вино пьют да песни поют. Вспомнили, наконец, о старшем. Поднялся из-за стола средний, прихватил кинжал.
— Наливай, сейчас ворочусь!
Идёт по сеням, от стены к стене шатается. А лестница крута — пыхтит разбойник, срывается, да вновь лезет. Едва выставил голову на чердак, как отведал солдатской сабли. Даже не понял, что случилось, — застыла дурная улыбка на роже, будто только что золотой украл.
Третьего солдат не мог дождаться. Сам спустился и прикончил прямо за столом.
А уже заря занималась, будит солдат молодого царя:
— Вставай, вставай, Ванюша! Пора в путь-дорогу. Загостились тут!
Как увидел царь мёртвых разбойников, вздрогнул — будто страшный сон не отпускает.
— Что же ты, служивый, меня не растолкал, — говорит, — Вдвоём-то сподручней!
— Ну, пылкий юнош, мне не привыкать, — мигнул солдат. — На войне с ворогом управляюсь, а эти, тьфу! — пакость. Плюнуть да растереть!
Подлетела к ним немая голубка и так внятно заворковала, что солдат всё разом постигнул, — какие новости и что делать.
Значит, старуха из дому улизнула! Ну, новостей не много, а дел не мало. Подскочил солдат к чулану, сбил замок, дверь размахнул — а там связанная по рукам и ногам девица. Как распеленали да разглядели — писаная красавица!
Говорит слабым да томным голосочком:
— Дочь я знатного купца Ерёмы, а звать Полинушкой. Похитили меня злодеи из отцова дома, чтобы богатый выкуп взять… Ах, любезные! Сейчас я чувств лишусь от волнения.
Вот и глаза уже закатила. Положили Полю отдыхать на лавку.
А солдат отыскал погреб, крышку откинул, спустился со свечой и аж остолбенел — сколько золота!
Набил походный ранец, едва поднять. Да ещё мешочек полнёхонький для друга Ванюши.
— Ехать надо! — говорит солдат. — Выводи, братец, коней.
Пока Ванюша девиц усаживал в сёдла, солдат избу пятистенную запалил с углов, чтоб и духа разбойничьего не осталось.
Тронули коней и поехали — не шибко, не медленно, а в самый раз, солидным ходом.
— Знаешь ли, Ванюша, — говорит солдат. — Я-то человек походный и казённый, а ты послушай совета, приглядись к Полинушке. Красотой, сам видишь, не обижена! К тому же дочь богатого купца. Чем тебе не пара, юнош пылкий?
Усмехнулся молодой царь:
— Пойдёт ли за меня? Там видно будет…
Ехали они целый день и затемно приблизились к столице.
— Вот что, служивый, — говорит царь. — Такое дело, что у заставы мы расстанемся. Ты с девицами поезжай на постоялый двор, а я должен брата разыскать. Найду, сразу дам знать!
На том и простились. Солдат сам-третей прибыл на постоялый двор. Заказал ужин славный. Сидят за столом.
Слева барышня-красавица Полинушка глаза закатывает. Хоть и язык на месте, а слова пустые. Того и гляди, опять чувств лишится. Такую сударыню только на руках носить.
Справа пригожая немая голубка воркует, словно пташка Божья. Да так нежно, да так понятно. Другой и тысячи слов не хватит, чтобы столько высказать.
«Эх, — думает солдат, — Вот какая мне нужна! Неужто нашёл суженую? А с другого бока, ей-то к чему такая удача? Солдатка, известно, — ни вдова, ни мужняя жена!»
И только хотел он кубок во здравие поднять, как раздался на улице грохот, подкатили к воротам две кареты, шестериками запряжённые, — вокруг конные солдаты, а впереди офицер.
«Вот те на! — спохватился солдат. — Никак проведали о моём самоуправстве! Старуха ли донесла!? Или охотник Ванюша сболтнул? Да как ни поверни, всё одно — каторга!»
А офицер строго допрашивает привратника:
— Есть ли у тебя эдакие постояльцы — служивый сам-третей с двумя девицами?
— Вот он я — тут как тут, с повинной головой, — подходит солдат, — Век я, ваше благородие, под судом не был — забирайте золото, прах его возьми! Как говорится, солдат не украл, а просто взял! Отпустите меня с миром — очень на войну тороплюсь!
— Ладно, помалкивай пока! — приказывает офицер. — Живо по каретам!
Барышню Полинушку, уже без чувств, погрузили в первую карету, да и отправили к папеньке-купцу Ерёме.
А во вторую солдат сел с немой голубкой. Она на ухо воркует, утешает — мол, всё к лучшему, всё устроится, будет у нас свадьба и много счастливых лет…
Летит карета, шестериком запряжённая, мимо гауптвахты, мимо тюрьмы, подкатывает прямо к царскому дворцу.
«Да, пышная у нас свадьба! — думает солдат. — Досадно, что не успел кубок во здравие осушить! Теперь навряд ли придётся».
На дворцовом крыльце генералов видимо-невидимо. И все гурьбой вокруг одного крутятся, честь отдают, государем величают. А государь этот — ну вылитый охотник Ванюша!
Подзывает он солдата:
— Здорово, служивый! Не признал что ли?
Солдат вытянулся по струнке, глазом не моргнёт, не дышит.
Обнял его молодой царь:
— Не робей, служба! Разбойники тебе нипочём, а перед государем-то чего бледнеешь?
Ещё можно понять, если солдат смутится. А полковому командиру, это нынче совсем не к лицу! Заказывай, кстати, новый мундир, да проси, братец, чего душа пожелает, — всё исполню!
Кое-как собрался солдат с мыслями, заглянул в душу:
— Вот что, царь-батюшка, не успели мы на постоялом дворе кубки во здравие опрокинуть.
А перед военным походом — это дело не лишнее!
Тут же махнул рукой молодой государь, и появились кубки, полные вина. Опрокинули, как полагается, и расцеловались.
Государь и говорит:
— Заканчивай, господин полковник, войну, которой ни конца, ни края! Выбирайся из неё, как из того дремучего леса, — с победой! А я уж, слово даю, сберегу тебе Божью голубку и золото в приданное. Как вернёшься, свадьбу сыграем!
Хорошо сказал молодой царь-батюшка!
После таких слов, отчего не опрокинуть ещё один кубок во здравие.
И войну-то, глядишь, волей-неволей, а закончишь побыстрее — самой, что ни на есть, полной победой!
