Ион Крянгэ - Румынские сказки
Часто ходил Фэт-Фрумос на охоту, и вот однажды увидел он зайца, пустил в него стрелу — мимо, пустил другую — не попал; рассердился Фэт-Фрумос, погнался за зайцем, пустил третью стрелу и убил его. Но не заметил, несчастный, что, гоняясь за зайцем, попал он в Долину Слёз. Взял он зайца, вернулся домой, но, что бы вы думали?! Вдруг взяла его тоска по отцу с матерью. Не осмелился он признаться в этом хозяйкам дворца, но они, видя его грусть и печаль, сами обо всём догадались. Очень они тогда встревожились.
— Ах ты, несчастный, — говорят они ему, — ты зашёл в Долину Слёз.
— Да, дорогие мои, зашел, хоть и не нарочно. А теперь вот гложет меня тоска по родителям, но и вас я не в силах покинуть. Столько времени я с вами живу, а не могу ни на что пожаловаться. Пойду я, взгляну ещё разок на родителей, а потом назад к вам вернусь и больше уж вас никогда не покину.
— Не уходи от нас, любимый! — говорят ему они. — Уж сотни лет, как твоих родителей и в живых-то пет. Боимся мы, что если ты отсюда уйдёшь, то никогда уж больше мы тебя не увидим. Не уходи от нас, потому чуем мы беду неминучую.
Но сколько ни уговаривали Фэт-Фрумоса жена, и сёстры, и конь, не смогли они унять его тоску по родителям. Вконец иссушила она Фэт-Фрумоса. Наконец конь и говорит:
— Раз не хочешь ты меня послушать, хозяин, то теперь, что бы с тобой ни случилось, пеняй на себя. Я тебя предупредил, а теперь, если согласишься на моё условие, отвезу я тебя обратно.
— Соглашусь, — отвечает Фэт-Фрумос с радостью. — Говори, какое твоё условие.
— Как приедем мы во дворец твоего батюшки, то, если захочешь ты хоть часок там побыть, я тебя дожидаться не стану, а сразу же вернусь назад.
— Ладно, — говорит Фэт-Фрумос.
Приготовился он к отъезду. Обнялся с женой и её сёстрами, попрощался с ними и пустился в путь. Остались они одни, опечалились, плачут, убиваются.
Доехал Фэт-Фрумос до того места, где прежде были владения ведьмы Скорпии, а там — города возвышаются. Где прежде леса стояли, там теперь поля расстилаются. Поспрошал он одного-другого о ведьме и о её доме, а те ему в ответ, что только деды слыхали от прадедов такие небылицы.
— Как же так? — говорит им Фэт-Фрумос. — Я ведь здесь на днях проезжал.
Рассказал он им всё, как было. Только посмеялись люди над Фэт-Фрумосом, словно он бредил или грезил наяву, а он, удручённый, поехал дальше, не заметив даже, что волосы и борода у него за ото время поседели.
Доехал Фэт-Фрумос до владений Геоноаи, расспросил о ней и получил такие же ответы.
Никак не мог он понять, как же могло всё так сильно перемениться за несколько дней. Ещё сильней Фэт-Фрумос опечалился и поехал дальше. Седая борода отросла у него уже до пояса, а ноги под ним подгибались. Достиг, наконец, он царства своего отца. Здесь тоже — другие люди, другие города, а старые так изменились, что и не узнать. Наконец, доехал он до того дворца, где родился. Слез с коня, конь руку ему поцеловал и говорит;
— Прощай, хозяин, я возвращаюсь обратно. Коли хочешь ехать со мной, садись в седло и немедля в путь.
— Прощай, — отвечает ему Фэт-Фрумос, — надеюсь, что и я вернусь в скором времени.
Конь умчался как вихрь.
Увидел Фэт-Фрумос, что отцовский дворец разрушился и зарос бурьяном. Вздохнул он, глаза его слезами затуманились. Стал он вспоминать, каким был когда-то этот дворец и как прошло здесь его детство. Обошёл он дворец два-три раза, осмотрел каждую комнату, каждый уголок, напоминавший ему о прошлом, потом вышел и на конный двор, где себе коня выбрал. Спустился он в погреб, вход был завален всяким мусором. Стал Фэт-Фрумос шарить по всем углам, а борода у него до колен доросла, веки приходится приподымать руками, а ноги еле двигаются. Нашёл он только сундук ветхий, там в особом коробке хранились прежде драгоценности, — ничего в нём теперь не было. Поднял Фэт-Фрумос крышку коробка, и вдруг чей-то слабый голос сказал ему:
— Добро пожаловать, Фэт-Фрумос, если бы ты запоздал ещё немножко, пришёл бы мне конец.
А это, оказывается, была его Смерть. Совсем она иссохла, так долго пришлось сидеть ей скрючившись в коробке. Дала она Фэт-Фрумосу пощёчину, упал он на землю мёртвым и тут же обратился в прах.
А я на коня сел верхом
И рассказал вам обо всём.
Сказка о волшебном волке и Иляне-Косынзяне
Перевод А. Садецкого
Давным-давно, в некоем царстве-государстве, жил царь и были у него три сына. Но так случилось, что царица тяжело заболела. Как её ни лечили, как ни врачевали всеми зельями и снадобьями что на белом свете есть, излечить её так и не удалось — скончалась бедная царица. Загоревал царь, дённо и нощно по царице слёзы горючие проливал, чуть не выплакал оба глаза. Еле-еле видел сейчас, как сквозь пелену густую.
Ещё худшая печаль овладела теперь всем царским двором. Мало того, что умерла царица, новая беда свалилась на горемычного царя — вот-вот ослепнет. По всем концам света искали гонцы чудодейственные лекарства, ничего не нашли.
Как-то ночью приснилось царю, что ежели доставят ему перо золотого голубя и смажут этим пером глаза, то он тут же излечится, снова прозреет уг будет видеть лучше, чем семилетний ребёнок. А ежели не раздобудут это перо, то ничего ему не поможет. На другое утро встал он, рассказал о своём вещем сне сыновьям и решил оповестить весь народ, что отдаст сразу же половину царства и в придачу завещаем царские хоромы тому, кто доставит перо золотого голубя, и смажет ему глаза.
Услышали это старшие сыновья и сказали отцу:
— Ты, батюшка, лучше не оповещай весь народ о твоей беде. Мы не теряем надежду, что сами сподобимся и достанем тебе заветное перо. Не хотим дожить до того часа, когда чужой люд царские хоромы унаследует.
— Хорошо, дети мои… будь по-вашему. Правильно вы говорите. Только бы сумели свершить то, что надумали.
Эти два старших сына царских весь день-деньской баклуши били — либо на охоте пропадали, либо другими столь же пустыми занятиями забавлялись. А меньшой царевич — Александру, с утра до вечера не отходил от отца — то воды ему поднесёт, то накормит, то волосы расчешет. Сердце не позволяло ему отойти от отца, любил и берёг он его, как зеницу ока.
Сейчас, когда старшие братья надумали пойти за волшебным пером, Александру их попросил:
— Братья, родные, берите и меня с собой.
— Тебя-то? Ишь чего выдумал! Да на что ты годен? Кто с тобой в путь пустится, дурачина ты, простофиля? Не гож ты для такой трудной дороги, ты только и умеешь, что дома сидеть и за отцом прибирать, голову ему чесать. Нам такой никчемушный как ты без надобности.
Опечалился и расстроился Александру из-за того, что братья ни во что его не ставили и не захотели с собой взять. А коли говорить по правде, хотя они его обзывали дурачиной и простофилей, на самом деле ума ему не занимать, второго такого не сыщешь. А лицо — светлое и пригожее.
Узнал царь чем опечален его младший сын и приказал старшим захватить брата с собой, ведь на спине тащить его не придётся. Обмозговали царевичи всё как следует, взяли деньги на дорогу, смену одежды, коней, оружие и приготовились в путь.
А царь очень затосковал из-за скорой разлуки, особенно болело у него сердце по Александру, любимого сына.
— Ну, сыночек дорогой, в добрый путь, бог тебе в помощь. Только на тебя у меня вся надежда.
— Оставайся здоровым, батюшка!
Пустились царевичи в дальнюю дорогу и ехали все вместе, пока не добрались до распутья. Привал устроили, отдохнули малость и дальше путь держат, а в полдень очутились в густом большом лесу. Пробирались они тем лесом, пока не выехали на красивую поляну, а по середине поляны увидели колодец с мраморным срубом. Вокруг колодца кружки серебряные стояли, прикованные за ушки серебряными цепями. Все прохожие, когда сюда добирались, здесь привал делали, а ежели пить хотели, то воды студёной напивались вволю. Никому и в голову не приходило хоть одну кружку с собой унести. А коли бы и захотел кто, то всё равно ничего сделать не мог — ведь были они прикованы серебряными цепями.
У колодца сделали царевичи ещё один привал, на этот раз подольше, поели, попили и отдохнули как следует.
— Слышь, братья, — сказал затем Александру, — пришла мне мысль…
— Какая мысль?
— Подумал я, какой нам прок в том, чтобы идти всем вместе, по одной и той же дороге? Давайте разъедемся в разные стороны, ведь неведомо кому какое счастье выпадет. Ежели будем скопом идти, то никакой пользы не будет. Лучше разойдёмся, поищем своё счастье, каждый в отдельности, а позже встретимся здесь, на этом самом месте.
— Ишь, чего выдумал! Хочешь, чтобы мы с братом разлучились. Ну уж нет, не быть по-твоему!
— А как же нам дальше быть?
— Не дело ты говоришь, Александру! — упёрся старший. — Я нашего среднего брата от себя никуда не отпущу, мы с ним с самого детства неразлучны. Ты же иди себе сам, куда глаза глядят. А перед тем как разойтись, оставим свои перстни здесь, под колодезным срубом.
