Юрий Лигун - Боцман, бурундук, кот и крыса
Он и тринадцатого капитана успел разукрасить до неузнаваемости, когда Адмирал им кидался. Поэтому тринадцатый капитан сразу решил, что после истребления крысы он долго церемониться не будет, а сунет кота в мешок – и концы в воду. Да не тут-то было! Благодаря индейским татуировкам жена Адмирала узнала-таки, что её котик отправлен в командировку на тринадцатый корабль. А узнав, тут же взяла над ним личное шефство. Из-за этого тринадцатому капитану в еженедельных рапортах пришлось докладывать не только о политико-моральном состоянии экипажа, но и о состоянии здоровья Максюты, куда отдельными главами входили аппетит и пушистость.
Как, вы не знаете, что такое политико-моральное состояние или, на языке бывалых моряков, полиморсос? Да это же важнейшая вещь на флоте! Полиморсос сразу показывает, готов ли экипаж отважно встретить бурю и с ней поспорить или его надо срочно списать на берег, пока корабль не всплыл кверху килем.
А как это заметить? Да очень просто! Если матросы ходят злые и голодные, как щуки в воду опущенные, то политико-моральное состояние у них никудышное, или, как говорят бывалые моряки, ниже ватерлинии. А если на их упитанных лицах сверкают добрые улыбки, полиморсос что надо!
Но вот что удивительно… Несмотря на самые мрачные предчувствия тринадцатого капитана, политико-моральное состояние вверенного ему экипажа с появлением этой сухопутной животины не только не пошатнулось, но заметно улучшилось.
А как оно могло не улучшиться, если Максюта был не котом, а таблеткой от головной боли! Да что там голова! Своим видом Максюта мог отвлечь даже от ноющего зуба. Потому что, несмотря на принадлежность к семейству кошачьих, он удивительно напоминал спортивный велосипед – такой же узкий, длинный и стремительный. Сходство усиливалось повышенной неустойчивостью: стоило Максюте перестать бежать, он сразу заваливался на бок. Правда, имелись и отличия. Например, любовь к сосискам и хвост в полосочку, чего даже у самых дорогих спортивных велосипедов не наблюдается.
А ещё у Максюты были глаза цвета драгоценного камня изумруда, которыми он вдумчиво глядел на синие волны. Эта вдумчивость иногда продолжалась часами, и оторвать его от этих дум могло только что-то вкусненькое. Впрочем, и невкусненькое могло, но не надолго…
Вот так Максюта и служил: лежал и мурлыкал. А иногда наоборот: мурлыкал и лежал. А если кто-то скажет, что никакая это не служба, то будет сильно неправ. Потому что у неё даже специальное название есть – «не бей лежачего»! И Максюта был отличником этой трудной морской службы, поскольку лежал он не как попало, а очень правильно и аккуратно, как зефир в коробке. Да и мурлыкал он не какой-то дурацкий мотивчик типа «ла-ла-ла я тебя люблю», а специальную лежаче-кошачью строевую песню собственного сочинения. Хотите послушать? Ну и слушайте, нам не жалко…
Лучик солнца, мяу-мяв,
Украшает жизнь раззяв,
Только лучше б для красы
Лучик был из колбасы!
Выйдет солнце, засияв,
Всё в колбасках, мяу-мяв!
Заявляю вам всерьёз —
Колбаса вкуснее роз,
А колбасочный батон
Пахнет лучше, чем бутон!
Мяу-мяу, хороша
Для здоровья колбаса!
Если заведётся плешь,
Колбасы побольше ешь —
Сразу станет выше рост
И пушистым станет хвост!
Спи спокойно, мяу-мяв,
Колбасы кило умяв!
Да, замечательный был кот! И всё же секрет резкого улучшения политико-морального состояния экипажа заключался вовсе не в полосатом хвостике и не в густо-зелёных глазах. Секрет заключался в пузике! Потому что пузико у кота было жёлто-розовым и таким трогательным, что всем хотелось его потрогать. И Максюта разрешал, но только не на бегу, а когда заваливался на бок. При этом он довольно мурчал, отчего у матросов тут же повышался полиморсос, а на лицах даже самых злостных нарушителей судовой дисциплины расцветали застенчивые улыбки.
Не гладили Максюту только тринадцатый капитан и кок, потому что, завидев их, он сразу включал пятую велосипедную скорость и стремительно давил на педали.
Ну, с капитаном вроде всё ясно. Только зачем от корабельного повара убегать? А затем, что корабельный повар очень не любил, когда без спросу лазили по его кастрюлям. И если кок ловил за этим занятием какого-нибудь молодого, а потому вечно голодного матросика, то без всяких церемоний бил его поварёшкой по лбу. От этого кок сразу немного успокаивался, да и матрос тоже. Ведь любой даже самый молодой матрос знает, что дружба с коком – залог здоровья!
А вот Максюту стукнуть по лбу никак не получалось. Потому что при виде кока он сразу развивал скорость сто километров в час, что в два с половиной раза превышало мировой рекорд в беге на стометровку, и кок со своим животом даже мечтать о таком не думал. Из-за этого он никак не мог успокоиться, даже во сне, особенно когда ему снилось, как Максюта таскает из самой большой кастрюли макароны по-флотски и объедает с макаронин фарш.
Короче, кроме кока и капитана, все на корабле Максюту любили, включая пассажиров. И любовь это была настоящая, потому что взамен ничего не требовала, разве что иногда погладить жёлто-розовое пузико. Да и что Максюта мог дать взамен, если он даже своё главное задание не мог выполнить. Или не хотел. А может, своим кошачьим носом чувствовал, что если выполнит, то капитан его сразу в мешок – и концы в воду!
А с другой стороны, скажите, зачем искать крысу, когда кругом полно матросов с кусочком колбасы? Тем более что крыса сама обнаружилась. Однажды, убегая с куском сыра, она нечаянно столкнулась с Максютой, который с перепугу взлетел на флагшток – высокую мачту для поднятия флага – и проторчал там часа три, пока его не снял матрос Клюев, предварительно погладив по пузику.
Глава 15
Война и мир
Максюта быстро подружился с бурундучком. А чего, скажите, не подружиться с другом, который совершенно равнодушен к колбасе и спокойно отдаёт кусочки, которыми его угощают пассажиры и пассажирские дети. К тому же с Буруном можно было всё-таки поговорить по-человечески. Ведь с матросами разве поговоришь? Им хоть мурчи, хоть мяукай, ничего не понимают! Только гладят по пузику и улыбаются, как телепузики. Правда, была ещё крыса, которая свободно владела кошачьим языком, но Максюта её боялся. И не зря, ведь Полундра свободно прокусывала консервную банку и легко взбиралась по вертикальной стене. Поэтому в битве с ней у кота были точно такие же шансы, как у бабочки против экскаватора.
Другое дело бурундук! Во-первых, он не любил драться. Во-вторых, ему можно было часами рассказывать про диван в доме Адмирала, на котором снятся удивительные сны про молочные сосиски, особенно когда жена Адмирала подкладывает под пузико пуховую подушечку и накрывает спинку шёлковым платочком. А теперь у него вместо дивана корабль (тут Максюта жалобно всхлипывал), хотя в солнечный день на шезлонге тоже ничего, только надо следить, чтобы никто не сел сверху.
Да, полюбил Максюта Буруна Борисовича, но всё равно ему не нравилось, что он дружит с крысой.
– Не понимаю, как ты можешь с ней дружить? – обиженно мяукал он. – Ведь когда-нибудь она тебя съест и даже не заметит!
– А зачем меня есть? – удивлялся бурундук. – Я маленький и невкусный. К тому же у нас в трюме есть целый мешок проса.
– Крысятничаете, значит?
– Это как?
– Это значит – воруете! – фыркнул Максюта.
– Ничего мы не воруем! Просто просо сопрело, и мой боцман в ближайшем порту его выкинет. Он сам говорил.
– Так вы прелое просо едите… Фи, какая гадость!
– Никакая не гадость. Очень даже хорошее прелое просо. Хочешь, попробуй, у меня с собой есть, – предложил бурундучок, поглаживая защёчные мешочки.
– Ну уж нет! Мерси! – От возмущения кот перешёл на французский, которому научился от адмиральши. – Ты меня ещё медузой угости или этой… как её… водкой.
При слове «водка» на Максюте вздыбилась шерсть. И было от чего. На прошлой неделе один укачанный пассажир дал матросу Веточкину водки, когда матрос Веточкин показал ему, как пройти в ближайший гальюн. А так как матрос Веточкин не только зверушек, но и водки не переваривал, то он взял и плеснул её в кошачье блюдце, чтобы посмотреть, что будет. А Максюта взял и лизнул!
О-хо-хо! Так плохо коту ещё никогда не было! Правда, Веточкину тоже. Потому что, пока Максюта корчился от тошноты, а Веточкин от хохота, мимо проходил боцман Борис Неудахин. Он сразу правильно оценил обстановку и всыпал нерадивому матросу столько перцу, что тот три дня ходил красный.
После разговора с Максютой бурундук крепко задумался. А потом дождался ночи и пошёл в трюм.
