Вера Ферра-Микура - Валентин свистит в травинку
Он зажал травинку между пальцами и дважды свистнул.
— К сожалению, я не могу даже пожать вам руку, — сказал господин Хап. — Сами видите, у меня обе руки заняты. Побегу за своей женой.
— Будь добра, открой, пожалуйста, окно, — сказал Валентин Лоттхен.
И тогда он третий раз засвистел в травинку… И вдруг в комнате возник мыльный пузырь. Большой, круглый, как арбуз, переливающийся всеми цветами радуги.
Он вылетел в окно, пересек в голубых сумерках улицу и сел на подоконник детской в домике напротив.
— Как красиво! — сказала маленькая Ульрика.
Пузырь уже давно лопнул, а девочка всё улыбалась и повторяла:
— Как красиво! Никогда не видела такого красивого мыльного пузыря!
Фрейлейн Матильда из Рингельсбруна
По улицам города Люкенбрюк ехал старенький автофургон.
За рулём сидела бледная худенькая девушка.
Её звали Матильда Блюмели, и была она из деревни Рингельсбрун.
Почти всю ночь Матильда катила по пустынному шоссе. Она очень устала и измучилась.
Солнце поднялось из тумана. Улицы города Люкенбрюк начинали оживать.
Птицы давно уже запели, но Матильда не слышала их голосов потому, что старый фургон кряхтел и скрипел, заглушая птичий щебет.
В Почтовом переулке машина два раза подпрыгнула, как собачонка, которая рвётся с поводка, и остановилась.
Девушка вышла из кабины, обошла вокруг автофургона и снова села за руль. Но все её усилия были тщетны — машина словно приросла к мостовой.
Вдруг в окно кабины просунулось чьё-то круглое лицо.
— Что, застряли? Нет бензина?
Матильда Блюмели кинула на подошедшего отчаянный взгляд.
— Ага, нет. Я еду издалека, и вот теперь… теперь…
Матильда беззвучно разрыдалась, уткнув лицо в вязаный платок.
Толстяк засучил рукава.
— Беритесь за руль, а я буду толкать сзади, авось как-нибудь дотащимся до колонки. Нам прямо по переулку.
Его лицо больше не маячило в окне. Фургон качнулся раз-другой и тихонько покатился вперёд. Так они проехали, наверное, домов пятьдесят. В конце переулка, у колонки, фургон остановился.
— Ха-ха-ха! — гордо посмеивался толстяк. — Не лёгкая штучка! Можно подумать, вы везёте камни.
— Камни и есть, — вздохнула Матильда. — Мой брат надумал было строить запруду и нагрузил полную машину камней, а потом почему-то передумал, всё бросил и исчез. Я решила ехать его искать, но одна не смогла их выгрузить, и мне пришлось везти их в город.
— Великолепно! — Толстяк был в полном восторге. — Просто великолепно! Продайте мне эти камни, фрейлейн, прошу вас. Оки мне очень нужны.
— Вы хотите их купить из жалости ко мне. — У Матильды глаза снова налились слезами. — Вы готовы пойти на эту жертву, потому что у Вас доброе сердце.
— Просто великолепно! — не унимался толстяк. Он распахнул задние дверцы, залез в кузов и взялся за первый камень. — Как мне повезло! Сперва я их вывалю прямо на улицу, а потом по одному перетаскаю домой. Ха-ха-ха! Теперь я уж точно сам смогу надевать носки и не буду возить свой живот в тачке.
Матильда с недоумением глядела на него, не понимая причины его бурной радости.
Она не могла понять также, почему он заплатил ей за эти камни куда больше, чем они стоили, и почему при прощании вдруг даже поцеловал её в лоб. От неожиданности она едва не упала.
В полном недоумении она всё же двинулась дальше. В поисках Валентина она ехала от гостиницы к гостинице, от пансиона к пансиону. Но везде слышала один и тот же ответ: «Нет, человек, который свистит на травинке, у нас не останавливался».
А кто-то ей посоветовал:
— Обратитесь-ка лучше в духовой оркестр или в цирк.
Матильда дрожащим голосом поблагодарила, залезла в кабину и снова расплакалась.
Больше всего на свете ей хотелось спать. Пусть хоть сидя, прислонившись к стеклу. Ноги у неё были словно налиты свинцом, а перед глазами всё время вспыхивали какие-то искорки. Городские шумы доносились до неё уже приглушённо, будто уши её были заткнуты ватой.
— Нет! — произнесла она вслух и упрямо тряхнула головой, — Нет, не буду спать! Я должна его искать, пока не найду.
Она свернула в ближайшую улицу — это была Гороховая, — остановила машину у маленькой гостиницы и зашла в прихожую:
— Скажите, пожалуйста…
— Да присядьте, прошу вас, фрейлейн! — Фрау Эзенбек провела её в столовую и жестом пригласила выбрать место. — Может быть, здесь или там, у окна?
Матильда в полком изнеможении опустилась на первый попавшийся стул:
— Скажите, пожалуйста…
— У вас очень утомлённый вид, — сказала фрау Эзенбек. — Сейчас я вам принесу горячий кофе и бутерброд.
Когда она вернулась с подносом, Матильда уже спала. Она опустила голову на стол и дышала неслышно и легко, как котёнок.
— Пусть спит, — сказала фрау Эзенбек и вышла на цыпочках.
Прощание с фрау Сундук и с Хапами
— Сперва я на вас страшно сердилась, господин Валентин, — сказала фрау Сундук. — Ну, посудите сами: если человек может с лёгкостью высвистеть холодильники, меха и белоснежные автомобили, то почему он просит у меня чашку липового чая?
— И всё же вы всю ночь напролёт отпаивали меня всевозможными лекарствами, — с удивлением заметил Валентин.
— И каждый час меняли ему компрессы, — добавила Лоттхен.
— Вы вдруг совершенно изменились, а почему, я всё ещё не могу понять, — сказал Валентин.
— Да я и сама не понимаю, — призналась фрау Сундук и поглядела на паутину, которая свисала с потолка. — Может, потому, что я вдруг оказалась кому-то нужна. До сих пор такого не случалось, во всяком случае, я этого не замечала. А когда я убедилась, что вам и в самом деле плохо…
Фрау Сундук умолкла и стала заплетать из бахромы скатерти косичку.
— Когда не о ком заботиться, — сказала она, помолчав, — то думаешь только о самой себе. Оттого, наверно, я и бываю иногда злой.
— Да что вы, что вы, фрау Сундук, зачем вы преувеличиваете?
— Сегодня фрау Сундук нравится мне куда больше, чем вчера, — прошептала Лоттхен. — Давай отсвисти нас скорее назад в Рингельсбрун, а то она опять изменится и снова начнёт чего-нибудь требовать.
— Мне и в самом деле хотелось бы произвести один обмен, — призналась фрау Сундук. — Что мне делать со спиннимгом! Нельзя ли вас попросить обменять его на двадцатитомный словарь? Ребёнку нужно давать толковые ответы, а разве я могу положиться на профессора, который всего лишь выдумка?
Она порылась в кармане передника — наверное, в поисках травинки, — вместо этого вытащила заколку, открывалку для бутылок, пилочку для ногтей и несколько английских булавок.
— Не беспокойтесь, фрау Сундук. Нам ведь всё равно надо пройти через ваш садик, — сказал Валентин. — Надеюсь, ваша злая кусачая собака разрешит нам сорвать на лужайке травинку.
— Злая? Кусачая? Да что вы! — Фрау Сундук только всплеснула руками. — Она кроткая, как овечка. Я могла бы вам показать, как деликатно она берёт у меня с ладони пышку, но мне не хочется её будить. Она сейчас так крепко спит в моём плетёном кресле на веранде.
— Постараемся не шуметь, — сказал Валентин. — Пошли, Лоттхен! — Он вежливо поклонился. — Всего вам доброго, фрау Сундук.
— И вам также, — сказала фрау Сундук уже своим прежним брюзжащим тоном. — Учтите: если стиральная машина забарахлит, я пошлю вам открытку в Рингельсбрун.
Валентин был рад, что она не требует ни серебристых тополей, ни голубых качелей, и, схватив Лоттхен за руку, побежал вниз по лестнице.
— Словарь!.. Двадцатитомный словарь! — кричала им вслед из кухонного окна фрау Сундук, увидев, что Валентин сорвал травинку. — И чтобы побольше картинок! Старое издание мне не нужно! Чтобы там было написано и про ракеты, и про полёты на Луну, и про космонавтов!
Раздался ужасающий свист.
Фрау Сундук зажала уши руками и отпрянула от окна.
В саду Хапов заскулила собака.
— Разве можно так пугать собаку! — с упрёком крикнула фрау Хап через забор. — Видите, она в страхе заползла под куст сирени.
— Ну, а вы-то как? Довольны? — спросил Валентин.
— Сами не знаем, — ответила фрау Хап. — Мы как раз только что говорили об этом с мужем.
— Да, — подтвердил господин Хап. — Мы теперь день и ночь ломаем себе голову, не упустили ли мы чего…
— Пошли скорее, Лоттхен, — сказал Валентин, — а то вдруг выяснится, что им не хватает вертолёта, или своей обсерватории, или золотого колпака для сыра.
— Стойте! — крикнул им вдогонку господин Хап. — Я, кажется, понял, чего нам теперь не хватает. Нам не хватает желаний. Как мы теперь будем жить без желаний?..
— Нам не о чем мечтать! — добавила фрау Хап. — Ведь мы всегда мечтали о какой-нибудь вещи, тосковали по ней, без этого наша жизнь будет пуста. Мы жили надеждой, что все наши желания когда-нибудь сбудутся.
