Вера Ферра-Микура - Валентин свистит в травинку
Обзор книги Вера Ферра-Микура - Валентин свистит в травинку
Вера Ферра-Микура
Валентин свистит в травинку
Странное появление Валентина в городе Люкенбрюк
Валентин появился в городе весной.
Фрау Сундук его сразу заметила, потому что как раз в этот момент прикрепляла к оконной раме вертушку из пёстрых перьев.
Валентин не стоял у калитки. Он не соскочил с велосипеда. Не вылез из машины. Он сидел, как всадник, верхом на деревянном турнике, на котором фрау Сундук обычно выбивает ковры. Он совершенно неожиданно возник на зелёной перекладине, и вид у него был несколько растерянный:
— Что вы здесь потеряли? — крикнула ему фрау Сундук.
— Сам не знаю, — ответил Валентин. — Честно говоря, приземляться на этом турнике я вовсе не собирался.
Фрау Сундук поглядела на небо. Она увидела облако, только облако, белое и рыхлое, словно мыльная пена. Ни самолёта, ни аэростата она не обнаружила.
— Трудно допустить, что вы упали прямо с неба, — сказала фрау Сундук. — С крыши вы тоже не могли скатиться. Так откуда же вы взялись?
— Из деревни Рингельсбрун, — объяснил Валентин. Он соскочил с перекладины и вежливо поклонился. — Простите, пожалуйста, за беспокойство. Пойду поброжу по городу. Мне надо осмотреться.
И он притворил за собой калитку.
Валентин уже сделал несколько шагов, как вдруг обернулся и крикнул через забор:
— Я не ошибся, это в самом деле Люкенбрюк?
— В самом деле! — У фрау Сундук от удивления брови поползли вверх. — Ещё есть вопросы?
— Нет, спасибо! — Валентин улыбнулся. — Раз это в самом деле Люкенбрюк, значит, всё в порядке. Ведь я решил приземлиться именно в Люкенбрюке, а не в каком-нибудь другом городке. Выходит, я достиг своей цели.
Толстяк Торелли и толстенные брёвна
«По-моему, я сегодня какой-то несосредоточенный, — думал Валентин. — Во всяком случае, я поступил крайне легкомысленно, не решив заранее, куда приземлюсь. Мне ещё здорово повезло с этим турником. С тем же успехом я мог угодить в лужу. Или в бочку с кислой капустой. Или на раскалённую плиту».
Погружённый в эти мысли, он шёл вниз по улице и вдруг услышал странные глухие звуки: казалось, перекатывали что-то очень тяжёлое. Он остановился и прислушался. Теперь он уловил ещё новый звук, похожий на прерывистое дыхание, — словно кто-то с трудом карабкался на крутую гору.
— Это, видно, доносится отсюда, — пробормотал Валентин, смерив взглядом каменную ограду, у которой остановился.
Ограда была гладкая и высокая, метра в три, не меньше. Но для Валентина стена ведь не препятствие.
Он вынул из кармана куртки травинку, зажал эту травинку между пальцами и сильно дунул.
Раздался пронзительный свист.
Но Валентина это нимало не смутило. Он ведь не собирался музицировать. Он свистел в травинку совсем для другого.
Он свистел и думал: хорошо бы очутиться там, на стене. А когда свист оборвался, Валентин уже сидел наверху, свесив ноги, и глядел на то, что происходит за оградой.
Какой-то толстяк и в самом деле перекатывал толстенные брёвна с одного конца двора на другой. Он кряхтел от напряжения, на лбу у него блестел пот.
Перекатив одно бревно, толстяк, задыхаясь, со всех ног бежал назад и, поплевав на ладони, принимался за следующее.
Валентин от нечего делать пересчитал ещё не перекатанные брёвна.
Их оказалось восемнадцать.
Когда толстяк докатил второе бревно до середины двора, Валентин крикнул ему:
— А что, вам обязательно нужно перекатить их все до одного на ту сторону?
— Конечно! — хрипло закричал в ответ толстяк. — Все, до единого! К вечеру здесь уже не будет ни одного бревна!
— Дяденька, закройте глаза! — скомандовал Валентин. — Сюрприз номер один!
Он свистнул в травинку, и все брёвна очутились в дальнем углу двора.
— Сюрприз номер два! — Он вынул из кармана новую травинку и снова свистнул.
В мгновение ока все брёвна были распилены и наколоты.
— Сюрприз номер три!
Когда Валентин свистнул в третий раз, все дрова были аккуратно сложены в штабеля.
С горделивой улыбкой Валентин глядел на растерянного толстяка:
— Ну как, вы довольны?
— Я!.. — заорал толстяк. — Да я просто в бешенстве! Знаете, что посоветовал мне врач? Нет, вы этого не знаете! «Господин Торелли, — сказал он, — вы должны каждый день перекатывать по двору двадцать толстых брёвен, не то вы будете всё толстеть и толстеть. Если вы не последуете моему совету, то вскоре вам придётся нанять слугу, чтобы он натягивал вам на ноги носки, а свой живот вы будете возить на тачке». Эти брёвна были моим лекарством, а вы превратили ценнейшее лекарство в дрова. Понимаете, что вы наделали?
— Понимаю, — грустно сказал Валентин. — Я хотел всего лишь избавить вас от тяжёлой работы, господин Торелли.
Он поднял, как знамя, уже завядшую травинку.
— Но разрешите мне сделать вам теперь четвёртый сюрприз… — начал он.
Валентин решил исправить свою ошибку и высвистеть во двор новые брёвна. Но господин Торелли был сыт по горло сюрпризами. Уперев руки в бока, он гневно закричал:
— Немедленно слезайте с моей ограды, не то я позову полицию!
Валентин гуляет по городской площади
Спрыгивая со стены, ограждавшей дом господина Торелли, Валентин потерял травинку. «Жаль, что так вышло», — подумал он, отряхивая пыль со штанов.
Маленькими узкими улочками Валентин вышел на Городскую площадь. Она была большая и вся залита солнцем.
Там сидели на складных стульчиках ученики художественной школы Венцель и Фердинанд. Они были так углублены в свою работу, что не обратили на Валентина никакого внимания.
— Добрый день, — вежливо сказал Валентин. — Скажите, пожалуйста, что вы рисуете?
По нетвёрдым линиям на листах Венцеля и Фердинанда понять, что они собирались изобразить, пока было трудно.
— Мы хотим нарисовать вот эти красивые дома с фронтонами, — объяснил Венцель. — Весенним утром они особенно хороши.
Фердинанд почесал затылок.
— К сожалению, это не так-то просто! — Вздохнув, он добавил: — Мы уже успели испортить по четырнадцать листов.
— Вот это да! — воскликнул Валентин.
Он зашёл за памятник знаменитого скрипача Бобржинского, который стоял в самом центре площади, присел на постамент и задумался.
Венцель и Фердинанд, видно, очень стараются. Но не исключено, что они испортят ещё по четырнадцать листов и, если им не помочь, так ничего и не нарисуют.
А помочь им было для Валентина сущим пустяком.
Он вытащил из кармана ещё три травинки. Две уже совсем завяли, и Валентин бросил их на мостовую.
Третью он натянул, как струну, между пальцами и свистнул.
Как всегда, свист получился пронзительный, такой пронзительный, что голуби, сидевшие на плечах скрипача Бобржинского, испуганно вытянули шеи и перелетели на здание ратуши, а дремлющая на тротуаре собака метнулась в тёмный подъезд.
Венцель и Фердинанд тоже перепугались насмерть, потому что вдруг оказалось, что у них уже нарисованы дома с фронтонами. Как это случилось, они ума не могли приложить.
Валентин сунул травинку в карман, на цыпочках обежал вокруг памятника господина Бобржинского и подошёл к молодым художникам, всем своим видом показывая, что оказался здесь снова совершенно случайно.
— Ну как, нравится?
Венцель скорчил гримасу:
— Да что вы! Это не произведение искусства, а «скучная видовая открытка» — вот что нам скажет наш учитель.
Фердинанд сравнил обе работы и озабоченно сказал:
— Ни та, ни другая никуда не годятся! Но моя, мне кажется, ещё хуже твоей, Венцель. Пошли, на сегодня хватит! Нечего переводить бумагу. Лучше попробуем завтра со свежими силами.
— Да, — согласился Венцель. — Как нас учат: терпенье и труд все перетрут!..
Они взяли свои папки, складные стулья и ушли.
— Неблагодарные! — проворчал Валентин.
Жители Люкенбрюка его пока сильно разочаровывали.
Он снова вынул из кармана травинку и свистнул.
И через мгновение рядом с ним стояла Лоттхен и мило ему улыбалась.
Если бы господин Бобржинский не был памятником, он бы покачал головой
— Я вдруг почувствовал себя таким одиноким, — сказал Валентин. — Какое счастье, что я всегда могу тебя высвистать.
— Да, — подтвердила Лоттхен кротко.
— Здорово! — сказал Валентин. — Стоит мне свистнуть, и ты уже здесь, чтобы меня утешить.
— Да, мой милый Валентин, — снова подтвердила Лоттхен и нежным движением руки откинула ему со лба прядь волос.
Лоттхен была выдумкой Валентина, так сказать, плод его фантазии. И с ним она всегда была сама кротость и доброта.