Кристоф Хайн - Дикая лошадь под печкой
— Тогда почему взрослые ведут себя так, как будто они всегда были большими?
— Вот этого, Якоб, не знаю.
— Они ведут себя так, как будто всегда всё знали и всё умели, — сказал Якоб.
— Ты прав, так бывает, — ответил я. — Но тогда они были другими. Тогда они не вели себя так, «будто всё знают. Больше всего им нравилось целыми днями мечтать. Дело давнее, тебе, может, в это даже трудно поверить, а ведь это чистая правда. В правду вообще иногда бывает трудно поверить. Но тут я не виноват.
Якоб склонил голову, обдумывая мои слова.
— Вот сейчас кое-что тебе покажу, — сказал я.
Достал из кармана несколько фотографий и разложил их перед Якобом.
— Знаешь, кто это?
Якоб покачал головой.
— Это разные взрослые. А вот тут, справа, те же взрослые, когда они ещё были детьми. Посмотри повнимательней, наверняка ты кого-нибудь узнаешь.
Вот фрау доктор Матильда Мозер А это маленькая Тильда, когда она первый раз пошла в школу Это господин учитель Себастьян Оренкнайфер А это маленький Себастьян по прозвищу Гроза Вокзальной Улицы Это торговка Эмма Кабольцке из овощной лавки на углу А это маленькая ЭммиЯкоб долго рассматривал фотографии, а потом сказал:
— Знаешь, а что, если всем взрослым оставлять при себе какую-нибудь примету или знак. Для напоминания, что они когда-то были маленькими?
— Это как?
— Ну, чтоб у них сохранялось что-нибудь из времён, когда они были детьми.
— То есть чтобы они носили при себе, скажем, ранец или куклу?
— А что? — сказал Якоб. — Или чтоб штаны у них были порваны и волосы непричёсаны.
— Или чтоб был хомячок в руках.
— Да пусть хоть резиновая утка или воздушный шарик.
— И чтобы нос был всегда сопливый, — сказал я. Якоб покачал головой.
— Нет, этого, наверно, не надо. Наверно, хватило бы вот чего, — сказал наконец он. — Чтобы взрослые просто чаще смеялись или бы чаще плакали. Ведь многие просто забыли, что когда-то были детьми, вот что плохо. Даже очень. Потому они и не могут детей понять. Только всё сердятся на них, всё раздражаются. У взрослых ведь с детьми один разговор: «Сделай то, сделай другое. Это брось. Да почему ты не слушаешься!» Как будто с детьми можно как с собачонками.
Якоб замолк и посмотрел на меня. А что я ему мог сказать? Он был прав. Есть такие взрослые.
Но, к счастью, есть и другие. Те, что не забывают, как сами были детьми. И это самые славные люди. Ты что-нибудь натворишь или, может, не так сделаешь, а они только улыбнутся и скажут: «Не беда. Со всяким может случиться. Посуда бьётся к счастью».
А ещё они охотно рассказывают, как сами были детьми. Ведь с ними тоже случались удивительные приключения, просто невероятные. Не хуже, чем у Якоба и его друзей.
— Да, расскажи-ка ещё что-нибудь, — попросил я. Якоб подумал.
— Может быть, — сказал он, — тебе интересно будет услышать —
Про то, как Маленькое Орлиное Перо один ночевал в палатке и сделал великое Открытие
Как-то за ужином Маленькое Орлиное Перо грыз морковку и вдруг сказал:
— А я, между прочим, ночую сегодня в палатке.
Катенька даже поперхнулась от удивления.
— Мне, может, послышалось? — строго переспросила она, когда откашлялась.
Но Маленькое Орлиное Перо не смутился.
— Да, — повторил он, смело на неё глядя, — я сегодня ночую в палатке.
Дело в том, что несколько дней назад Якоб Борг поставил в саду за домом небольшую палатку. Там был внутри шест, а ещё два крохотных марлевых окошка, чтобы смотреть, как там на улице, дождь идёт или, может, солнце светит.
В этой палатке Якоб Борг любил отдыхать с друзьями после обеда. Они там разговаривали, играли и время от времени выглядывали в марлевые окошки узнать, как там, дождь идёт или солнце светит. Но чтобы ночевать в палатке, до этого ещё никто не додумался.
Никто, кроме Маленького Орлиного Пера.
Он тоже не сразу на это решился. Такая ночёвка — дело всё-таки не простое. Надо было как следует обдумать и взвесить, чем это грозит. Всех возможных опасностей он насчитал тридцать семь. Опасностью номер один было внезапное наводнение — оно могло его унести вместе с палаткой; опасностью номер четырнадцать — столкновение с кометой. Опасностью номер двадцать два — внезапное нападение стаи голодных волков. А опасностью номер тридцать семь была соседская корова Мариелла. Она любила щипать сочную траву, но могла ненароком сжевать заодно и палатку, ведь корова-то была уже совсем старая и полуслепая.
Да, было, конечно, страшно, и всё-таки ещё сильней оказалось желание стать великим Путешественником и Открывателем. Ведь Путешественник и Открыватель, как известно, должен преодолевать любые опасности, и ночёвка в палатке могла как раз стать хорошей тренировкой.
В общем, Маленькое Орлиное Перо подумал, подумал и после всех колебаний вечером объявил о своём решении друзьям. Он, правда, сомневался, оценят ли они, с каким это связано риском, но решил, что это лучше объяснить им потом, когда все приключения будут позади.
Катенька просто в ужас пришла. И напомнила ему ещё про одну опасность, не включённую в список:
— А твой насморк? Там ты совсем простудишься! — сказала она. — Нет, выбрось эту затею из головы.
Зато на других решение Маленького Орлиного Пера произвело сильное впечатление. Все только рты раскрыли. Каждый смотрел на него с завистью и думал, наверно: а способен ли я на такую смелость?
— Глупости, глупости, — не уступала Катенька. — Ладно ещё, если бы Хвостик решил ночевать в палатке. Ослы вообще обычно не спят в комнате.
Нет, с этим Маленькое Орлиное Перо никак не мог согласиться. Кто, в конце концов, собирался стать Путешественником и Открывателем, он или ослик? И потом, он же знал Хвостика, тот просто лёг бы в палатке и сразу заснул, даже не подозревая, какие вокруг опасности.
Хвостик тоже не был в восторге от Катенькиного предложения. Представить только — сменить свою тёплую постель на холодную, со сквозняками, палатку… От одной мысли об этом у него шёрстка на спине дыбом вставала.
К тому же он лично никогда не слыхал, чтобы ослики спали не под красным диваном, а где-то ещё. И что он станет делать в палатке, если ночью проснётся от голода? В доме он мог потихоньку пробраться на кухню, чтобы хоть взглянуть, что там есть, а потом, успокоившись, снова заснуть. Но как быть в палатке, где нет никакой кухни?
Словом, он был очень доволен, когда Маленькое Орлиное Перо всё-таки настоял, что пойдёт ночевать в палатку один.
Когда все умылись и почистили зубы, Маленькое Орлиное Перо взял свой лук и стрелы, взял фонарик, тёплое одеяло и ещё кое-какие необходимые мелочи. Потом попрощался со всеми, и Якоб Борг долго его обнимал.
На улице было уже совсем темно. Над палаткой светила луна, лес невдалеке казался мрачным, зловещим. И тишина была такая, что Маленькое Орлиное Перо боялся дышать.
Для храбрости он стал говорить вслух сам с собой:
— Я думаю, самое главное для Открывателя — вести дневник. На всякий случай.
Он имел в виду тридцать семь грозивших ему опасностей. Пусть потом все: Якоб Борг и Катенька, Бродяга Панадель, Принц Понарошку и осёл Хвостик, — пусть все прочтут, что с ним было.
Поэтому он достал школьную тетрадь, подарок Якоба Борга, и задумался, с чего начать.
— Озаглавить можно, наверное, так: «Первая Экспедиция Маленького Орлиного Пера». Или лучше: «Открытия и Находки Маленького Орлиного Пера».
Тут была, пожалуй, неясность. Он ведь ещё не знал, удастся ли этой ночью что-нибудь открыть или найти, поэтому решил вопрос о заголовке отложить до утра. А пока надо просто сделать первую запись.
— Пожалуй, лучше всего написать так: «Пока что всё спокойно». Или, может быть: «Я ужасно одинок в этой палатке».
Он уже решил записать в дневник обе эти фразы, как вдруг вспомнил, что писать не умеет.
— Вот глупость-то! Что делает в таких случаях настоящий Открыватель? Придётся завтра попросить, чтоб Якоб Борг сам занёс мои Открытия в дневник.
А чтобы до той поры ничего не забыть, он поставил в тетради два знака. Один кружок, который означал: «Пока всё спокойно», и одну кляксу, означавшую: «Я ужасно одинок в этой палатке».
Маленькое Орлиное Перо долго смотрел на эти записи и повторял обе фразы до тех пор, пока не заметил, что ему от этого становится только тоскливей и страшней. Надо бы записать ещё что-нибудь другое. Но сколько он ни вслушивался и ни вглядывался в марлевые окошки, то в одно, то в другое, было всё так же тихо и так же одиноко.
