Александр Глонти - Грузинские народные новеллы
Интерес к прозаическим народным жанрам, достоверному свидетельству жизни народа, с каждым годом все возрастает во всех цивилизованных странах.
Твердо сложившаяся привлекательная художественная форма грузинской народной сказки, ее удивительное сюжетное сплетение, фиксация естественной эволюции народных взглядов и представлений, мотивы человеческих и сверхчеловеческих страстей, великолепный язык, средства художественной изобразительности всегда вызывали к ней пристальное внимание исследователей. В науке не раз высказывалась мысль об очень архаичной внутренней природе грузинского народного прозаического эпоса. Своеобразная устная традиция, ритуальные правила исполнения и, что самое главное, сведения, сохранившиеся в исторических и литературных памятниках, подтверждаемые археологическими находками и этнографическими реалиями, непререкаемо свидетельствуют об этой древности. Но это лишь одна сторона вопроса. До сих пор мы не располагали записями, древними текстами, поэтому суждения не переходили границ теоретических построений и предположений. Положение осложнялось и тем, что первые записи не уходили дальше первой половины XIX в., и древние мотивы, облеченные в языковую ткань этого века, порождали не всегда достоверные гипотезы об их первоначальной структурной модели. Все это препятствовало сравнительно-историческому изучению грузинского прозаического эпоса и волевого введения его в общую систему фольклористики.
Сегодня мы с удовлетворением можем отметить, что это препятствие частично преодолено. Обнаружено несколько образцов записанных или переписанных в XVII в. грузинских народных сказок, уже ставших известными широкой общественности. Всего найдено двенадцать рассказов, переплетенных в один сборник, увезенный из Грузии в 70-е гг. XVII в. миссионером Бернарде Неаполитанским и хранившийся в архиве г. Неаполя.
Впервые на след этого сборника напал известный грузинский историк М. Тамарашвили, переписавший два образца и привезший их на родину вместе с другими материалами. Они хранятся в Институте рукописей АН ГССР им. К. Кекелидзе. Публикация их осуществлена под редакцией и исследованием Е. Вирсаладзе{23}.
Полностью сборник в микрофильмах был получен в Тбилиси в 1957 г., и сегодня у нас на руках имеется его издание с прекрасным исследованием, примечаниями и указателем вариантов сюжета, осуществленное М. Чиковани.
Обнаружение и публикация образцов грузинской народной прозы в записи XVII в. открыли новую страницу в истории не только грузинской, но и мировой фольклористики.
Совершенно естественно, что один из сюжетов сборника (юноша, ищущий бессмертия), и сегодня широко распространенный в грузинском народном творчестве, стал предметом обсуждения XXVI всемирного конгресса ориенталистов в г. Дели в январе 1964 г. Доклад М. Чиковани на конгрессе на тему «Сюжет ищущего бессмертия юноши в древнем фольклоре и литературе» вызвал широкие отклики и интерес зарубежных ученых.
Как уже отмечалось, в сборнике из неаполитанского архива содержалось 12 рассказов, из которых народного происхождения, видимо, десять. Сборник, по мнению М. Чиковани, «не является первым оригиналом текстов. Они, очевидно, переписаны из какого-либо другого сборника, причем переписчик не все разобрал и некоторые места оставил незаполненными. Возможно, Бернарде составил сборник из отдельных записей, во всяком случае не из уст сказителя, а по ранним перепискам»{24}.
Из какого же сборника могли быть выбраны тексты? И нельзя ли предположить, что сборник был составлен самим Бернарде? Думается, такое допущение возможно. В пользу его свидетельствует то, что Бернарде прекрасно знал быт и нравы грузинского народа, изучал устную народную словесность, составлял сборники отдельных произведений и выписок, вел переводческую деятельность. Историк М. Тамарашвили отмечал: «Бернарде принадлежит большая заслуга перед Грузией. Изучив грузинский язык, он перевел много наших книг. Своей деятельностью он заслужил любовь и признание грузинского народа»{25}.
Обнаружение сборника Бернарде Неаполитанского непререкаемо убеждает в следующем: в XVII в. у нас существовала традиция записи и собирания в сборники образцов народного творчества. Установление этого факта имеет большое значение для фольклористики.
Зафиксированные тексты привлекают наше внимание прежде всего с точки зрения языка и сюжета. Неоценима их роль для изучения исторической диалектологии и лексики грузинского языка. С точки зрения жанра в сборнике произведения двух типов – народные новеллы («Мудрый юноша», «Суд царя», «Сколько звезд на небе», «Безвинная жена» и «Тихий юноша») и волшебные сказки («Бедняк», «Чудесная рыбка», «Семь братьев», «Белый орел», «Искатель бессмертия» и «Одноглазый царь»).
Входящая в сборник «Притча о дочери царя Кишмара», по нашему мнению, не народного происхождения, и представлена она не в полном виде. Произведение стилизовано и носит явный литературный характер.
Все пять произведений новеллистического жанра в сборнике построены на широко распространенных в мировом фольклоре мотивах. Однако их композиция, структура, внутренний ритм, диалоги, языковая ткань, духовный мир персонажей органически связаны именно с грузинской народной новеллой.
Образцы грузинской народной новеллы, как особого жанра, специально не собирали. Их записывали вместе со сказками.
Мотивы грузинского эпоса изучали наши писатели древности и летописцы. В исторических хрониках и повестях, даже в произведениях церковного жанра, часто встречаются сюжетные мотивы сказочного эпоса. Первые образцы народных новелл мы находим именно в этих произведениях. Очевидно, народная новелла в Грузии пользовалась такой же популярностью, как и другие фольклорные жанры. Об этом, в первую очередь, свидетельствует и сборник записей XVII в.
В новеллах, вошедших в сборник, встречается мотив вопросов и мудрых ответов. Вообще он очень характерен для грузинской народной прозы. Имеется много опубликованного материала, не говоря уже о хранящихся в архивах версиях. На этом мотива построены такие образцы, как «Царь и старик» («Джеджили» («Нива»), № 6, 1895), «Бравый солдат» (М. Г. Машурко. Имеретинские сказки), «Царь и визири» («Сказки», 1909), «Царь и работник» («Народная мудрость», т. 11, 1964), «Мельник» (А. Мартиросов и Г. Имнаишвили. Кахетинский диалект грузинского языка, 1956) и др., имеющие много общего с новеллой из сборника XVII в. «Сколько звезд на небе».
Мотив вопросов и ответов популярен не только в грузинской народной прозе, он распространен по всему миру. Ученые полагают, что он проник в народный эпос в эпоху раннего средневековья. Исследователь мотива В. Андерсон зафиксировал 428 устных и 167 литературных вариантов мудрых ответов на различных языках{26}. По его мнению, в основе их лежит литературный источник, сложившийся в одном из еврейских племен на Ближнем Востоке (возможно, и в Египте). Гипотеза эта не лишена достоверности, поскольку мудрые ответы нередко связывались с царями и особенно с иудейским царем Соломоном. Однако одного этого недостаточно для решения проблемы генезиса мотива. Широко распространенные мотивы подчас встречаются и у народов, которые не могли их заимствовать литературным путем.
Начиная с IX в. мотив вопросов и ответов появляется в литературных произведениях, к примеру, в сочинениях арабского историка Ибн-Абдул-Саками. Предположение В. Андерсона о том, что мотив распространился через эти произведения, кажется нам неубедительным. Думается, он был известен народам много раньше.
В исследовании М. Чиковани упоминается вошедшая в произведение итальянского новеллиста Франко Сакетти версия интересующего нас мотива, источником которой исследователь, не без оснований, считает народный мотив.
То, что мотив вопросов и ответов раньше возник в народном творчестве и уже потом проник в литературу, подтверждается и другими свидетельствами. Известная английская баллада о короле Джоне и Кентерберийском аббате, дошедшая до нас в четырех редакциях и относимая исследователями к периоду между 1670-1686 гг., т. е. к 70-м годам XVII в., когда запись грузинской народной редакции уже хранилась в Неаполе, зафиксировала своеобразный вариант мотива.
Можно и дальше продолжать перечень параллелей. В свое время мы высказывали мысль о своеобразном распространении и специфических признаках грузинской народной новеллы{27}.
Живые, остроумные диалоги, лаконизм всегда были и продолжают быть свойственными грузинской народной новелле. Сейчас мы можем утверждать, что грузинская редакция народного мотива была выработана параллельно с восточной и западной редакциями, и обе последние сыграли определенную роль в ее становлении.