Ольга Озаровская - Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской
Вздумали отлить воду из него, сняли с ног по сапогу, начали лить воду. Сколько таковой не лили, убыли нет. Хоша и была — зводень придет: опять столько же. И не могли ничего сделать. В это время были мы от земли расстоянием семь верст, и усматривали, что нас стало осаживать ниже с палою водою о Зимние горы. Друг другу говорили: «Станемте, братцы, прибарахтываться, кто чем может и у кого сколько силы есть и мочи. Но естьли сюда не попадем в Зимние горы, то унесет нас с палою водою безызвестно: больше не видать нам никакой земли и погибнем».
У нас в это время было одно весло удержано при утоплении, еще взяли, отодрали от карбаса телгасины, т. е. две доски. Таковыми к берегу стали подгребать. А мы сидели в воды по поясу на перешвы во время выгребки, а у карбаса руль был на своем месте. У каюты крыши не было, таковую бросами оторвало в первый день. Когда обвертывало, в каюте было три мущины и две женщины: не видали, когда выпали. При руле румпеля не было, нечем было править. Мирон Кологриев взял руль в охапку и стал направлять карбас по воды к берегу. С весьма великим трудом прибарахтались на берег в половину Зимних гор, называемых к тони Добрынихи. Это было 9-го числа по утру. Вышли, змолились господу богу, что не погубил в глубины морские.
Носило нас по морю трое сутки, безо всякой надежды, кроме господа бога. Посидели на берегу и посоветовались, куда итти, в котору сторону. Но придумали: в Нижнюю Золотицу. Пошли о Зимние горы. Шедши по берегу, где водою, где глиною и частью наносным непроходимым хламом и по каменьям. У Мирона была одна босая нога — трудно было итти; у Афанасия было разбито тело на коленях большими ранами с повреждением костья.
Встречавшись с нами в означенных горах по берегу непроходимые с гор глиняные оплавины в воду, тут мы вынуждены были вылезать наверх их, но нельзя было прямо, а отходили в лога и текут по ним ручья, и от ручьей вылезали на горы. Но только это было весьма трудно. Господь все помогал нам грешным. Шедши горами несколько времени, пришли к логам и спустились по ним к морю, на берег. И тут же шли благо времении, так что дошли до промышленных изб на Лысуново. Обошли мы их кругом, усматривали, нет ли жителей, каковых не оказалось. Но оттудова от нас Мирон вперед ушел искать Золотицкой деревни, объявить жителям, что по берегу осталось три человека в слабом положении. Только тут это время было нас двое: Афанасий и Степан, а Лукьяна не было, оттого что не замог итти с нами и остался. После Мирона отдохнули немного и мы, потихоньку вслед за ним пошли по силы возможности, так что дошли до Вепря.
Отошли с одну версту, повалились на бугро, на возвышенное место, полежали немного и вдруг услыхали голос. Мы откликнулись: Мирон приходит обратно к нам и говорит, что дошел до реки Торожмы и не мой ей перейти, ибо она широка, брести через ней не посмел, переехать было не на чем. Вынуждены были воротиться с ним на Вепрь, в часовню. В часовне, в сенях заночевали мокрыми, холодно и голодно. Поутру встали и пошли в Золотицкую сторону, отошли с версты две. Пала сильная погода со ситом и дождем, так что не могли вперед итти, вынуждены были присесть под лесину от экой ненастной погоды. Досидели до того, что не замогли слова вымолвить, исперезябли…
Дед снова вмешался:
— Тут листочки утерялись, дак я помню, што они нашли избу промышленников, там поглодали прошлогодни хрыбых костей и пожевали воску, лежавшего за їконой. Нашли зато лодку и в ней подъехали к рыболовному судну. Далее читай.
… им со слезами: «Батюшки, помилуйте, возьмите нас с собой». Хозяева судна увидали нас гибельных людей, тотчас же на судне паруса обронили, и мы к ним подъехали. Они нас спросили: «Каки вы и откудова». А мы им сказали все подлинное, что случилось с нами. Тогда они из лодки вытянули нас на судно, завели в каюту, на постели повалили и окутали; дали они нам хлеба и говорили: «Много не ешьте, вам вредно будет, а мы хлеба не жалеем». Но мы такового есть много не смели. Хозяин судна привез нас в Золотицу 11-го числа вечером. Мирон, Степан в волость, т. е. деревню, пешком шли сами собою, а Афанасия носком несли двоима. Хозяин судна объявил жителям, что есть из них четвертый человек, остался на берегу от неизможения итти за ними. Жители деревни приказали нас Афанасия и Степана отвести на квартиру сотскому. Мирон тут с жителями остался, а для Афанасия и Степана хозяин квартиры пригласил священника. Таковый нас исповедал и узнали мы, что сего числа праздник живоначальной Троицы, в этой Золотице престольный праздник. Ночью 11-го приходил к нам старшина с понятыми, спрашивая, каки мы и откуда; обсказали ему, как и отчего случилось с нами, и объявили ему, что 4-й человек остался на берегу. Тотчас же старшина с понятыми поехал искать и нашел его не доходя Вепря с две версты: лежит на бугре. Привезли его в лодке и занесли его в ней в деревню 12-го числа. С того же числа сотский со своей квартиры перевел нас на другую по приглашению хозяина, к Степану Субботину. Жили мы с 11-го числа по двадцатое того же месяца. Воспитывал он нас и беспокоился с нами как отец родной до самого отъезда нашего домой.
Пришел к нам старшина Золотицкого волостного правления, приказал нам собраться, что вы едете сегодня домой с ямщиками в карбасе. Тогда хозяин дома благополучно нас, Афанасия Тячкина, в карбас занес, а Степан и Мирон сами шли; Лукьяна тоже носком занесли; за все наше проживание ни с кого ничего не брали. Мы хозяина отблагодарили за неоставление ихнее при нашем несчастном положении. Тогда отправились в путь по морю до деревни Козел. Тут золотицкие ямщики благополучно нас сдали козелским, те тоже провезли нас мимо Куи до деревни Мудьюги. Мудьюгское правление тоже приказало содержателю станции нас отправить в Соломбальское волостное правление.
Благополучно завели нас в ямщиковый флигирь; мы тут узнали, что здесь есть господин исправник Архангельского земского суда Антон Степанович Русецкий. Ямщики доложили ему, что есть сего числа привезены такие-то люди, из такого-то места и с такой-то стороны. Тогда он тот же час пришел к нам и распросил, отчего и как случилося. Тогда мы ему обсказали все подлинное.
После того приказал он ямщикам отправить нас куда мы желаем, но только что советывал нам в Архангельск к своим знаемым для совету с лекарями, так как мы в это время были в весьма слабом положении; наконец того сказал, что есть в Архангельске жена Афанасия: «дожидается, скоро-ли вас привезут, а не то она уедет в Мудьюгу или далее вас искать. Поезжайте в Архангельск, застанете или нет ей, чтобы она не уехала».
Тотчас же ямщики на лошадях в роспусках нас привезли к Ненокскому третьей гильдии купцу Егору Васильевичу Суровцеву. Таковый пригласил нас в свой флигель; того дня было 22-е число. Тогда его Суровцева прислуга Авдотья Лукина Карташова известила жены Афанасия на квартиры купца Михаила Васильевича Коковина. Той же минутой таковая к нам пришла. Вслед за ней Михайло Коковин послал лошадь с кучером, чтобы привезти Афанасия от Суровцева. Афанасий был привезен к Коковину, но на другой день 23-го числа Афанасия перевез к себе крестный отец, купец Иван Михайлович Коковин на квартиру и пригласил для его лекаря портового Ефима Яковлевича господина Серикова для присмотра за слабым здоровьем и выписки из аптеки необходимых требуемых лекарств. А Евгений Васильевич Суровцев для Кологриева, Тячкина и Лгалова тоже пригласил лекаря господина Стерня.
Лукьян Лгалов 25-го числа сего месяца помер.
Жили мы с 22-го мая по 10-е июня. Из домов приехали за нами и увезли нас в Неноксу. Только что весьма было долгое время не могли излечить на себе ран от простуды, отчего и в настоящее время в ногах ломотою в костях предвозвещают ненастную и сырую, мокрую погоду, в чем и удостоверяем своим подписом.
Афанасий Тячкин.К этому присовокупляю, что по приезду домой я узнал от своих домашних, что по нас был совершен заочный отпев и несколько раз отслужены были панихиды. С того времени звали нас «отпетыми».
Чтение этих листков произвело особенное впечатление на ребят, и вместе с облегченными вздохами послышалось:
— Все же спаслись!
— Один-то пропал!
— Хошь бы сразу.
И Помор заметил:
— Одны спаслис, други погинули. Это уж што на нашем деле! Одна могила — мокрая! Да все равно. Только жонки на глядне вопят. Это смотреть не переносно.
Московка обратилась к деду:
— Ну, дедушко, развесели нас какой-ле сказочкой!
— Не стану сказывать! Ешьчо на поганом слове помрешь! Надо о смерти думать! Это тебе хлебы, што списываеш?
— Хлебы!
— Ну, естьли хлебы, я тебе лучша про Олександра Македонского расскажу. Олександра Македонского знаш? Слыхала? Это как он архиреем был, ковда ешьчо пророк Илья патриархом был?
Ко всему привыкла Московка, но тут и она ошеломилась. Однако с привычным интересом она готовилась уже записывать про Олександра Македонского, как две девочки пристали к деду:
